ЭММА

– Нормально, – почти шепчу я, чтоб не пугаться своего голоса. Он молчит в трубку, а я вообще не хочу сейчас разговаривать. – Саша, – говорю я, – давай я тебе позже позвоню, я сейчас немного занята.

– Хорошо, – говорит он.

Я кладу трубку и с облегчением выдыхаю. Не хочу сейчас ни с кем говорить, тем более с монахом, священником или как там его там правильно. Сегодня мне идти к Ашшур. Надо привести себя в порядок. Я смотрю на часы, время 7:10, не могу поверить, что он позвонил в такую рань. Мне так плохо, и я очень помятая. Не только мятая одежда, а внутри что-то смялось. Как некрасиво вчера вышло с Сашей. А этот спор вообще смешон. Я не буду выполнять условия. Черт с ним, если проиграю. Черт или дьявол меня направлял говорить такие вещи. Не помню даже, какой приз победителю. Что это вообще была за компания, может, я их больше и не увижу. И как мы добрались домой? Смутно помню, как Кристи ловила такси. Я шагами улитки плетусь в туалет. По нему тоже плачет ремонт или хотя бы уборка. Желтые раковина и унитаз, как будто с советских времен. На стенах обрывки плакатов с голыми женщинами. Бывший хозяин со своими друзьями любил разглядывать их в туалете. И не только разглядывать. Я помню, как его друг открыто говорил, как он будет медитировать на эти плакаты. Вспоминать противно. Зато нам с Кристи было весело их отдирать. Мы прикалывались, что не будет больше баб с идеальной фигурой, а будем только мы, естественные. Я умылась и прополоскала рот водой с зубной пастой, чтобы избавиться от перегара. Еще бы причесаться, но расческу я не нашла. Кристи спит и мило похрапывает. Я возвращаюсь в зал, где спала, в поисках своей кофты и телефона. Не возвращаться же мне домой с таким огромным вырезом. Меня и так там оскорбляют последними словами, и частенько отчим намекал, что не верит, что я только парикмахером работаю. А иногда и в открытую говорил, что я на дороге по ночам стою. А Крис вообще называет моей сутенершей. Ему бы книги писать с такой фантазией! Нашла кофту, Ура!

Я тихонько иду домой. Наверняка они спят, я бы тоже спала, если б Саша не позвонил. Но на всякий случай я очень тихо прокрадываюсь. Поворачиваю медленно ключ. И чудо! Гробовая тишина! Обожаю эти моменты, когда все спят и никто не ругается, это такая редкость. Заползаю в комнату, а здесь прямо на моей кровати спит отчим.

Блин! Я вообще тоже хотела вздремнуть. Наверное, опять мама его выгнала из их спальни за то, что руки распускал. Растолкать его или оставить здесь? А если и разбужу, скажет, что его дом и спать будет где хочет. «Welcome to my life», – произношу я себе под нос, и на глазах выступают слезы. К Кристи уже не вернуться. Он храпит, наверное, еще не протрезвел, может, вообще лег недавно. Почему я ничего не могу сделать со своей жизнью, я такая беспомощная. И я принимаю решение: кинув в сумку две расчески, одну щетку и одну для пробора, я ухожу из дома, хлопнув дверью. И плевать мне, если я кого-то разбудила. Спустившись на первый этаж подъезда, понимаю, что отчаяние с которым я ушла, побороло мой страх. Время 7:59. Я причесываюсь, прямо здесь, заплетаю косу и, долго не думав, звоню Саше. Может, у него перекантуюсь до 12, до встречи с Ашшур.

Но мои планы, конечно, как всегда рухнули! Если есть самое нелюбимое создание на земле у фортуны, то это я! Саша не взял трубку. Интересно почему. И тут я услышала колокольный звон, как будто ответ на мой вопрос. Странно, я его никогда раньше не слышала или не обращала внимания. И вообще думала, что церковь далеко от моего дома. У него наверное, служба. Первая же мысль: может, сходить туда, но ведь надо в платке, а у меня его нет с собой, не возвращаться же домой. Да и что мне там делать? Стоять, конечно, в тепле, но слушать проповеди что-то не хочется. Блин!

И вот история моей жизни снова повторяется, как тринадцать лет назад. Я голодная и бездомная брожу по улице. В 12 лет со мной происходило подобное. Я также не могла пойти ни к подругам, ни домой. Сирота при живых родителях! Такова моя горькая участь. Опять выступили слезы, но не буду же я плакать на морозе. Я, конечно, слишком большая, чтобы верить в мамины сказки, которые она плела в детстве, что появятся сосульки на глазах. Но все-таки есть какая-то внутренняя предосторожность.

Я иду в сторону дома Ашшур. Как раз пешком туда идти около часа. Я бы могла пойти на работу и попить кофе, но этих стерв я не хочу видеть, еще и работать попросят. А у меня планы на сегодня. Может, оно и к лучшему, можно спокойно сейчас обдумать, что произошло в моей жизни. Наконец-то я одна. Да и говорят, что голова хорошо думает в холоде.

И меня осенило! Я вспомнила, на что мы поспорили! Все в деталях. Вот ужас! Я вспомнила, как, теребя волосы руками, произнесла очень громко и эмоционально:

– Чтоб у меня волосы отвалились, если в постель его не затащу!

Они все долго ржали, и она сказала, что отличный вариант, если проиграю, должна побриться налысо. А если выиграю, с нее сто тысяч. Хорошие, конечно, деньги! Возможно, хватило бы для первого взноса на ипотеку.

Но это точно не могла сказать я, и правда ощущение, что кто-то в меня вселился. Может, кто-то из будущего, злая и пошлая стерва вошла в мое тело, как я в Ло, и исследовала свою прошлую жизнь. И они там в будущем научились управлять другими телами. Глупая, конечно, мысль, но сейчас я вижу, что любое сумасшествие может быть правдой. Спрошу у Ашшур. Вот она точно меня поймет. А не будет говорить, что я чокнутая, какой обычно считают меня девочки на работе. Они даже смеялись, когда я историю изучала. Глупые инстаграмщицы.

Вот я уже сама не заметила, как оказалась у двери Ашшур. Время только 10, она ждет меня к 12. Позвонить в дверь или пойти еще погулять? Она психолог и, наверное, увидит, что мне плохо и некуда идти. А вдруг у нее клиент, ну или пациент, не знаю, как правильно… Я слышу звук отпирания замка. Женщина, раскрыв широко дверь, смотрит на меня и радушным голосом предлагает зайти.

– Я крайне удивлена этому событию, – произношу я опять словно не своими словами.

– Хм, пожалуйста, присаживайся – произносит Ашшур, внимательно посмотрев на меня и указывая на диван.

Я повесила куртку и покорно села. Видно было, что она в нетерпении начать разговор.

– Я вижу, что в тебе что-то изменилось, – начинает она.

Я в ответ утвердительно киваю и в нетерпении начинаю рассказывать:

– Вчера я была не в себе, сама не своя! Говорила, как будто я и не я совсем! И сейчас при входе как будто была не я! Я даже подумала, что кто-то вселился в мое тело и управляет моим языком, кто-то из будущего. Как вы думаете?

Она внимательно выслушала, даже не перебив. Но мне на мгновение показалось, что она посмотрела с усмешкой, надменно на меня. Так, будто она все знает, а я не вижу очевидного. Затем она начала высказывать свою гипотезу на этот счет:

– Это игры твоего подсознания. Из-за того, что дверь в нем осталась открытой, оно играет с твоим разумом. Еще оно часто просыпается, когда человек находится под психотропными веществами. В общем, когда он не совсем в сознании.

– Но сегодня я не пила! А вчера и правда выпила, но совсем немного, – опять вру самой себе! Выпила я как раз таки очень много.

– А ты выспалась? – спрашивает Ашшур.

– Нет, – говорю, будто припоминая, я.

– Ну вот, разум помутнен! И сейчас хорошо работает подсознание. Мы сегодня много можем с тобой увидеть, – пытаясь сменить тему, говорит она и направляется на кухню и громко спрашивает: – Будешь чай?

– Да, спасибо, с удовольствием, я промерзла, – отвечаю я и, подумав, спрашиваю: – А как вы узнали, что я за дверью?

– У меня тоже очень хорошо работает подсознание, – громко говорит она. – А именно интуиция! Особенно интуиция к дверям! – слышу я приближающийся голос Ашшур, которая несет чашки. – Полжизни их открываю. Но давай не будем обо мне, у нас мало времени.

Она берет тетрадь и начинает напоминать, что было на прошлом сеансе, хотя это я без того помню.

– У меня было ощущение, что я – это она, Ло. Будто я действительно была частью этого стада со спутанными волосами. Я разглядывала настоящего неандертальца…

– Мне очень интересен твой сленг, – обрывает мой рассказ Ашшур. – И вообще я вижу, что ты умная и начитанная девушка. Ты говорила, что парикмахер? Тебе нравится эта профессия? Я вижу в тебе другие наклонности, Елена!

– Парикмахер, – говорю я, довольная тем, что хоть кто-то сделал комплимент моему уму, а не внешности. – Дело в том, – объясняю я, – что я мечтала стать археологом. Я прочитала массу литературы по палеолиту, больше всего почему-то меня тянуло к этой эпохе. Мне смешно, когда человек не может отличить австралопитека от неандертальца или кроманьонца.

– А почему ты не стала археологом? – перебила мой рассказ Ашшур.

– Из-за родственников и друзей! – твердо заявляю я.

– Они тебя привязали к батарее и не отпускали в институт, – с сарказмом говорит Ашшур и при этом не улыбается.

– Смешно! – отвечаю я.

– Совсем нет! – в таком же тоне отвечает она. – Грустно! Печально! И даже очень трагично, когда во всех своих неудачах мы виним близких.

– Да вы не понимаете! – почти истерично произношу я. – Они так насмехались надо мной! Подруга говорила опуститься на землю. Парикмахер для нашего города – более реальная профессия. Мать ученой меня называла, когда пьяная была, в таком тоне всем рассказывала, что я умная и книжки читаю, мне и вспоминать противно. А отчим вообще сказал, что если люблю откапывать кости, то лучше мне пойти рыть могилы, там типа больше платят. – выговорилась я почти на грани эмоций. Еще немного – и зареву.

– И часто ты себя жалеешь? – спросила вдруг Ашшур.

Для меня это было так неожиданно, что даже мозг включился. А она права. Всю жизнь ищу себе оправдания, почему я эту жизнь не меняю. Все спихиваю на обстоятельства и людей вокруг. И строю из себя несчастную, ничего не делая для того, чтобы добиться лучшей жизни. Я успокоилась и многое сейчас поняла.

– Я поняла, подумаю над этим! – говорю я и тихо добавляю: – Спасибо!

Ашшур в ответ кивает мне головой в знак того, что именно это хотела донести.

Мне приходит в голову мысль спросить ее настоящее имя. Этот вопрос почему-то неловок для меня, но я скромно спрашиваю:

– Ашшур – это ваше настоящее имя?

– Да, – кратко отвечает она.

– Удивительное, – продолжаю я эту тему, – даже скорее необыкновенное. Я знаю, что так звали бога в Вавилоне и, кажется, город в честь него.

– Бога? – переспрашивает Ашшур и заметно при этом нервничает. Потом сама отвечает на свой вопрос. – Так зовут богиню. Она женщина! Вечно эти историки все перевернут! Не знают толком ничего, а только предполагают.

Это было произнесено с таким акцентом, будто тема закрыта. И я не стала спрашивать, почему зовут, а не звали. И откуда у нее вообще такая информация.

Я разваливаюсь на диване, который уже почти родной для меня. Ашшур поудобнее устраивается на кресле.

– Начинай отчитывать от десяти до одного, – слышу я знакомую команду. – А теперь вспомни самое счастливое время из своего детства!

И я не нахожу ничего лучше, как вспомнить себя в изоляторе реабилитационного центра для несовершеннолетних. Я наголо обритая, а за стеной Саша, рассказывающий о житии святых. Я пытаюсь отогнать эти воспоминания и представить себе травку, песочницу, карусели, что-то другое. Но Саша не выходит из моей головы.