Сороковник. Книга 3

Сороковник. Книга 3
Вероника Горбачева

Ива не хотела ни возвращаться в Гайю, ни выходить замуж за некроманта. Но только он поможет отыскать в соседнем мире пропавших детей.

«Супругам поневоле» приходится недолго терпеть друг друга: Маркос отправляется на войну. Ведь Игрок решает стереть с лица земли надоевший ему город. И уже не квест, а общая беда собирает воедино магов, воинов, провидцев и оборотников. Пора решать, кто в этом мире хозяин.

В огне сражений никому нет дела до Обережницы, случайно вставшей на пути Игрока-демиурга.

Вероника Горбачева

Сороковник. Книга 3

Глава 1

«Собирайся!» – сказал он.

«Я не такой уж слабый маг!» – сказал он.

«…и если эта сволочь осмелится протянуть лапы к нашим детям…»

Собираться. Именно. Если не хочу и дальше плыть по течению.

Кстати, а что собирать? Мне, вообще-то, не привыкать: трижды уже вышибало с насиженного места безо всякой подготовки, в чём есть – и ничего, даже проще налегке-то. Впрочем, не помешает и впрямь кое-что прихватить.

Перво-наперво – рюкзак Николаса. Такой хозяйственный некромант с собой в дорогу собирается по принципу: брать только то, без чего не обойтись! Значит, это всё нужно. Затем: самой переодеться в дорогу, взять с собой смену белья, запасную футболку и носки, куртку – ночи уже прохладные…

– Много не бери, – предупреждает суженый. – Только самое необходимое на первое время. У тебя всё будет. И опять ты в штанах? Как дорожный вариант сойдёт, а дома будешь… будь добра, начни носить платья.

Не успеваю фыркнуть, как он добавляет:

– Ты же красивая женщина, в конце концов.

Не вступаю в пререкания, отметив лишь:

– Сейчас мне так удобнее. Да и привыкла.

Из глубин шкафа выуживаю свой рюкзачок, ещё «пещерный». Вот уж не думала, что он мне ещё пригодится! Новоявленный супруг не отстаёт:

– К чему привыкла – к работе? Мыть полы в этой крошечной квартирке и стирать пыль с мебели? Я научу тебя бытовой магии; не захочешь – заведём прислугу. И вот ещё что: почему у дочек полный гардероб, а в твоём шкафу единственное платье?

– Не люблю я их, – отвечаю с досадой. Что-то я забыла… что-то важное. Иду в детскую и шарю по книжным полкам.

– Почему? – спрашивает Мага напористо, выхаживая за мной по пятам.

У меня в руках семейный альбом, и вот, честное слово, очень хочется двинуть им этого упрямца прямо в лоб. Но сдерживаюсь.

– Наверное, потому, что не хочу быть женщиной. С меня достаточно быть матерью. Женщин слишком часто используют и бросают, это, знаешь ли, не радует. И ты ещё упрекаешь меня в том, что я привыкла всё решать сама?

Стоп, довольно. Не провоцируй, Ваня, у него и так желваки на скулах ходуном ходят.

– Прости, – говорю без тени раскаяния. Собираюсь проскользнуть мимо, но он неожиданно отбирает альбом. Взвешивает на руке.

– Уверена, что нужно тащить с собой эту тяжесть?

– А ты загляни в него и реши сам, – огрызаюсь. – У вас в замках у каждого своя портретная галерея, а у меня – своя. Мы, хоть и не аристократы…

Да, она и впрямь увесиста, наша родовая книга. Но оставить её здесь – как от себя кусок отрезать. Что у меня останется в месте, которое Мага считает домом, и которое никогда не станет для меня родным?

Я не цепляюсь за прошлое, просто хочу сохранить себя.

…Альбом не из современных, что с пластиковыми страницами и прозрачными шуршащими кармашками, вечно рвущимися. У нашего плотные картонные листы с прорезями для фотокарточек разного формата, бархатный переплёт с золотой тиснёной надписью. «Моя семья». Читать умеешь, Мага? Так прочти, загляни вовнутрь. Сколько мгновений застыло здесь на кусочках бумаги, глянцевых и матовых чёрно-белых, ретушированных, цветных, с ровными краями и фигурной обрезкой, на парадных фотографиях и на кадрах, схваченных экспромтом, на первых… и для кого-то последних. В самом хвосте встречаются и полароидные снимки, уже выцветающие, а вот мои детсадовские по-прежнему ярки.

Мага небрежно раскрывает наугад страницу. Приподнимает брови – совсем как Николас! – и озадаченно вглядывается. Да, для него ведь это в новинку, его мир не знает фотографии.

– Это мой папа забирает нас с девочками из роддома, – поясняю. И вдруг невольно улыбаюсь. – Не на что там пока смотреть, всего два кулька в одеялах. Дальше пролистай.

– Нет, погоди, – хмурится он. – А это ты, что ли? Почему такая худая? Ты же никогда такой не была!

– Всё-то тебе надо знать. – Хочу забрать альбом, но Мага удерживает. – Никогда не была… Ты меня видел-то всего неделю, а сразу – «никогда»!

– Почему? – повторяет настойчиво. – Болела?

– Токсикоз был сильный, всю беременность, – нехотя отвечаю. – Считай, девять месяцев есть не могла. Как родила – всё прошло.

Он присаживается на край Сонькиной кровати. Листает дальше, молча отстраняет мою руку, когда я пытаюсь снова забрать реликвию, решив, что хватит ему пялиться на чужую родню. С досадой плюхаюсь рядом, а то получается, что стою перед ним, как наказанная. Теперь он полночи смотреть будет, а меня выставит виноватой, если опоздаем к порталу.

Мой… вроде бы муж внимательно просматривает снимки до конца, затем возвращается на первые страницы. Начал-то он с середины теперь хочет добрать, что не видел.

– Это кто? – сурово спрашивает.

– Прадед.

– Воин?

Молодой совсем ещё, лет двадцати, отец моего деда запечатлен верхом на коне, с шашкой наголо, в парадной форме Донской казачьей конноартиллерийской батареи: штаны с лампасами, погоны, мохнатая шапка, лихо сдвинутая набекрень… Серьёзен, статен, усат, взгляд орлиный. Хоть и давнишнее фото, сепия пожухла, а смотрится предок молодцом.

– Пожалуй, что воин. Из казаков.

– А это?

– Дед. Со стороны отца.

– Тоже воевал?

– Да, но полгода всего. Руку на войне потерял. Вернулся – в колхозе председательствовал. В общем, на земле работал.

– Понятно. Это тоже дед?

– Да. Мамин папа. Этот всю войну прошёл, была у нас…