Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Я правил как отец и, жизнью умудренный,
Знал, что достаток, вкус, без коих счастья нет,
Всегда украсят мой приют уединенный.

Порой минувшего найти желая след,
Я с трепетом вступал в священные дубравы,
Где словно времени остановился ход
И в сумерках донжон, свидетель ратной славы,
Нам достопамятный урок преподает.
Я в ужасе бродил под сводами меж терний,
Где видятся вожди, поверженные в прах;
Я слышал стоны их, я вопрошал их тени
И словно с ними жил в промчавшихся веках.
Развалины сих стен со мною говорили,
От эха гулкого я, вздрогнув, замирал
И, воздохнув о тех героях, что почили
Во мраке гробовом, скорее прочь бежал.

Порой хотелось мне вернуться в наши годы.
Как не восславить нам героев наших лет!
Я легендарные воспоминал походы
Того, кто множество здесь одержал побед[208 - В окрестностях Теплице находятся дороги, по которым король Пруссии вступил в Богемию.].
В полях Богемии его влекомый славой,
Я шел за Фридрихом, что путь мой направлял.
Он, на поверженных взирая величаво,
Увенчан лаврами, победы воспевал.

Порой во власти дум и вдохновенной лени
В мой тихий уголок укрывшись ото всех,
Свободный от страстей, иллюзий, заблуждений,
Не внемля голосу соблазнов и утех,
Богине мудрости я посвящал занятья,
В воспоминаниях отраду находил,
Старался разумом прошедшее объять я
И мысль свою в слова облечь по мере сил.
Но чаще, признаюсь, я с лирой на поляне,
Увенчан лозами, утехи воспевал,
Всей нашей жизни цель, единое желанье,
И гармоничный звук округу чаровал.
Порхали стаи птиц и волновались воды,
Расцветшие цветы овеивал зефир,
И, славя радость, я был братом всей природы,
Для наслаждения тогда жил целый мир.

Промчалось все, уж нет Цереры и Помоны;
Светило дня от нас уходит на ночлег,
Из сумрачной дали подули аквилоны
И скоро гребни гор покроет белый снег.
Земля обнажена. Природа, коченея,
Теряет прежний вид в печальном полусне.
Свои целебные источники Гигея[209 - Гигея – богиня здоровья в греческой мифологии.]
Скрывает медленно в скалистой глубине.
Пора прощаться мне с утехами, венками,
Час увядания, бесславья настает.
Быть может, буду я, увы, забыт друзьями.
Что ж мне останется? Унынья тяжкий гнет.

Принц де Линь. Ответ на прощальные стихи господина графа Головкина[210 - Mеlanges. 1802. T. XXVI. P. 342–344.]

Пора с прелестными проститься вечерами,
Венчавшими все дни, подаренными вами.
Искусства – в трауре, умелый карандаш
Не набросает нам окрестностей пейзаж.
Изящный клавесин, чье стройное звучанье
Сопровождало столь привычно голос ваш,
Отныне предпочтет унылое молчанье.
Готовы наши все источники застыть
И нас горячих ванн и радостей лишить.
То кресло, в коем вы всегда по окончаньи
Игр Талии о них судили, пустовать
Останется. Перо, что гения призванью
Служа, все грани чувств могло передавать,
Конечно, выскользнет из слабых рук другого.
Да кто бы вашего пера коснуться смел?
Вы в неге, в праздности вершите столько дел!
И тем катаниям не повториться снова,
Которыми развлечь был вас любой готов.
Одни усталые возницы будут рады
Распрячь блистательных, горячих скакунов
И ваш отъезд почтут нежданною наградой,
А нам всего на миг без вас остаться жаль.
Итак, блеснет заря и унесет вас вдаль.
Нас обрекаете на мрачные стенанья,
Нам оставляя скорбь и наши души раня!
Напрасно силюсь я унять мою печаль.
Порою обходя окрестные долины,
Встречая груды скал, пастушек и руины,
Умели вы смягчить их хладные сердца.
Чарует нас ваш дар писателя, чтеца!
Ваш вкус, любезный граф, для нас – законодатель.
Вы – мой учитель, друг, а я – ваш обожатель!
Взгляните на Кристин, внемлите их слезам
И, умоляю вас, скорей вернитесь к нам.

Графу Головкину; прикреплено к его собранию стихов

Немило слово мне германское штамбух,
Альбом латынью режет слух.
А в книге сей писать не всяк решится.
Ужель мне о тебе суждения лишиться?