Нагуаль

Почему я ничего не помнила и где находилась в то время, пока эту жизнь меняли? В голову лезли различные версии, одна фантастичнее другой. Как и многие, я смотрела фильмы и читала книги и привыкла забивать голову всякой ерундой наподобие паранормальных явлений, переселения душ, общения с духом Пушкина при помощи доски Луиджи и прочего, но… да ладно, я своими глазами в жизни не видела ни одной барабашки, ни единого привидения, и доска Луиджи, которой мы с девчонками баловались еще в школьные годы, когда-то вообще предсказала мне замужество в последнем классе старшей школы, а к нынешнему двадцатичетырехлетнему возрасту – троих детей. В общем, бред сивой кобылы, да и только.

И опять же. А как тогда? Как? Как я стала Фэй? Как Фэй стала мной? Разумных объяснений за всю долгую ночь так и не появилось.

Но бесконечно притворяться Фэй я тоже не могла. Да и изначально решилась на этот шаг вынужденно, в качестве временной меры защиты, не собираясь оставаться в ее шкуре навечно. Наверное, придется развестись – Джеймс не любит меня, очень мягко говоря, а те чувства, которые продолжают грызть меня изнутри при одной мысли о нем, никому не нужны и только мешают. Горько это осознавать. Я была бы ему лучшей женой, чем Фэй, по крайней мере, мне так казалось. За то короткое время, что мы провели вдвоем, пока он притворялся хорошим, я чувствовала себя счастливой. Представляла, как глажу ему рубашки и готовлю по утрам завтрак для наших детей – ни с кем раньше такого не испытывала. И да, черт возьми, я тогда искренне полагала, что это наша единственная квартира, и даже думать не думала ни о каком бизнесе или особняке!

Придется уйти, вернуться к прошлой жизни и постараться забыть, что вместо последних лет в моей памяти провал, а в сердце – ноющая трещина. Помириться с родителями, выяснить, доучилась ли я в университете, и если нет – попробовать восстановиться там. Найти хорошего парня…

Задремать удалось лишь под утро, когда из-за плотных гардин начал с трудом пробиваться серый рассвет, но сны мои были отнюдь не радужными. Мне привиделся Джеймс с его горящими от страсти глазами на красивом лице. Я ощущала неповторимый запах его кожи, легкий аромат табака на пальцах, которыми он гладил мои губы перед тем, как поцеловать.

«Скажи, что я Хантер», – прошептал он, обнимая меня за бедра другой рукой и притягивая к своему горячему обнаженному телу, которое так хотелось скорее забыть. Я мотала головой и отворачивалась от него, потому что Хантером звала его Фэй, и это понимание причиняло мне боль. Тогда он разозлился и принялся меня душить, выкрикивая в лицо: «Скажи это! Скажи! Скажи!», и стало понятно, что он убьет меня, потому что давно собирался это сделать.

Потом обнаружилось, что я бегу и за мной гонится Фэй, точь-в-точь в моем обличье, с такой же прической и в схожей одежде, и казалось, что если она меня догонит, случится самое плохое: я снова пропаду навсегда, а она станет Кристиной Романоф, в замужестве – Уорнот, и назовет Джеймса Хантером, и тогда он тоже погибнет. От этого стало страшно – видимо, где-то в подсознании глупая я не желала ему смерти, даже считая своим убийцей.

Проснулась я, задыхаясь и обливаясь холодным потом, и потребовалось несколько минут, чтобы различить сон и явь. Практически бессонная ночь и сильное моральное напряжение не прошли бесследно, и виски сдавило обручем противной ноющей боли. Все, как и предостерегал мой добрый доктор. Я откинула одеяло, поплелась в душ и попыталась при помощи холодной воды привести себя в чувство, но подействовало мало. Мне требовалась таблетка тайленола и мамино плечо. И, желательно, подробные ответы на перечень скопившихся вопросов.

На выходе из ванной мой взгляд упал на пространство у входной двери, где на ковре темнел картонный прямоугольник. Похоже, карточку подсунули в щель, так как не смогли или не захотели войти ко мне. Интересно, когда? Сразу после сна я была такая чумная, что не смотрела под ноги, так что послание вполне могло оказаться тут еще ночью. Либо же его принесли во время моих банных процедур.

Я подошла, наклонилась и подняла кусочек плотного картона. С одной его стороны по черному полю тиснением из серебра шли красивые буквы «Амальгама», с обратной – это оказалось приглашение в одноименный ресторан. Такого названия я не припоминала, что, впрочем, не выглядело необычным – многие модные заведения практикуют регулярный полноценный ребрендинг, чтобы оставаться среди «свежих открытий сезона».

Под адресом заведения кто-то размашисто добавил от руки:

«Ты вдохновляешь. Поужинай со мной. Ф.»

В задумчивости я постучала карточкой по ладони, поднесла ее к лицу, ощущая тонкий аромат от бумаги. За «Ф» мог скрываться только Фокс, нечего и сомневаться. Красивый жест, не скрою, и он меня цеплял… зацепил бы в любой другой ситуации, но не тогда, когда моя жизнь превратилась в коктейль из загадок прошлого и головной боли о будущем. Внезапно возникла идея. Я подбежала к тумбочке, открыла ящик, достала мерзкое послание и приложила к приглашению, сличая почерк. Свое послание Фокс писал более небрежно, злопыхатель же выводил буквы четко и ровно, одна к другой. Зато там не было знаков препинания, а Фокс их расставил верно. И, как и в случае с разглядыванием собственных фото, мне то начинало казаться, что вот эта «о» очень похожа на ту, то я одергивала себя, стараясь не притягивать доказательства за уши.

План на день грядущий созрел у меня еще в ванной. Единственные люди, которые заинтересованы в прежней Кристине и обязаны помочь, – это родители, поэтому надо ехать к ним. Естественно, никого из нынешнего окружения я ставить в известность о поездке не собиралась. Когда где-то поблизости бродит некто, желающий зла, лучший выход – слинять по-тихому.

В плане имелись две проблемы: путь предстоял междугородний, не близкий, а я осталась без колес, но это ничего, никто не отменял путешествия на автобусе, но тогда и появлялась еще загвоздка – где взять денег на билет?

Прикидывая в уме различные варианты, я начала собираться. День обещал выдаться жарким, поэтому из огромного гардероба Фэй наиболее подходящими мне по вкусу оказались короткие джинсовые шорты с футболкой, сползающей на одно плечо. Дополнить их пришлось кроссовками для бега, а сумку я выбрала пообъемнее, взяла шелковый шейный платок, собрала в него бабушкины реликвии, завязала узлом и опустила на дно. Верну родителям вместе с извинениями. Туда же добавила газетную вырезку и приглашение Кевина. Поразмыслив, на всякий случай прихватила еще смену одежды, легкий кардиган – кто знает, может, уже сюда и не вернусь? Ноша получилась немаленькой, зато придавала уверенности, а в одной из шляпных коробок обнаружилась заначка в виде небольшой стопочки хрустящих банковских купюр, которую я прикарманила без малейшего зазрения совести, решив таким образом проблему денег. Если моя жизнь и репутация принадлежали Фэй, я считала себя в полном праве присвоить ее наличность.

Оставалось позавтракать: для нового дня требовались новые силы. Но, отперев дверь и выйдя в коридор, я спохватилась, насколько огромен этот дом и незнакомы его комнаты. А ведь мне предстояло опять играть роль всезнающей Фэй! Утро только началось, наверное, поэтому вокруг царила тишина. Осторожными шагами я двинулась по ковровой дорожке в том направлении, где мы с Кевином поднимались по лестнице. С площадки открывался вид на просторный холл, полностью безлюдный. Я спустилась вниз, держа сумку подмышкой и без конца озираясь, чувствуя себя воровкой в чужом курятнике. Может, ну его, этот завтрак? Деньги есть, перекушу где-нибудь у станции перед отъездом. Вот только до нее еще добраться надо, а на чем? Перелезать через ограду, а потом брести пешком по дороге, да еще не имея во рту маковой росинки со вчерашнего дня, мне совсем не улыбалось.

К счастью, откуда-то из помещений первого этажа послышались голоса, и я двинулась на звук. Решение оказалось верным и привело меня в столовую. Во главе длинного, персон на десять, накрытого белоснежной скатертью стола на высоком детском стульчике восседал малыш лет трех, темноволосый и пухлощекий, с забавными блестящими глазками и общим обликом херувима. Он ковырялся ложкой в тарелке с залитыми молоком кукурузными хлопьями, капризничал и не хотел есть, а сидящая рядом с ним сухопарая женщина средних лет с выражением бесконечного терпения на бледном лице уговаривала его покушать.

На противоположном конце стола я увидела вторую женщину, закутанную в опушенное мехом нарядное домашнее одеяние. Перед ней стояла чашка кофе и тарелка с омлетом, в пальцах дымилась сигарета на длинном мундштуке, каштановые волосы кольцами лежали на плечах, весь образ, поза, посадка головы на длинной стройной шее дышали величественностью и скукой. Я решила, что про себя буду звать ее Мадам – очень уж ей это прозвище подходило.

В том, что передо мной мать Джеймса и его брата, я даже не сомневалась, семейное сходство бросалось в глаза. Но кто же этот милый малыш? Ее третий сын? По виду Мадам выглядела лет на сорок, хотя по факту, учитывая взрослых сыновей, ей, скорее всего, стукнуло больше. И где ее муж, их отец?

Я сделала шаг вперед, нарушая чужую мирную трапезу, и тут же поняла, что не стоило так делать. Завидев меня, прелестный малыш вздрогнул, выронил ложку и зашелся громким ревом. Его личико покраснело, ротик перекосился, а голосок сорвался в хрипоту. Мадам поморщилась и стряхнула пепел с сигареты, а бледная женщина тут же принялась ребенка утешать, взяла его на руки и встала, потряхивая и причмокивая губами. Взгляды, которые она при этом на меня бросала, переполнялись виной и испугом.

– Не бойся мамочку, Джейми… – приговаривала она, – ну поздоровайся с ней, милый.

Что-то грохнулось возле ноги, и тогда я сообразила, что выронила свою сумку. Мадам обратила на меня чуть более заинтересованный взгляд, но мне никак не удавалось с ходу взять себя в руки. Я – мамочка? Этот ребенок – Джейми? У нас с Хантером есть сын?! Бледная женщина, видимо, являлась его няней. А как же мои выводы о том, что жизнь Фэй – полет, ребенок никак в них не вписывался, его наличие я даже в мыслях не допускала! И вообще, если Фэй помешана на внешности и карьере, то беременность испортила бы ее фигуру. Но погодите, я же не знаю, с какого момента превратилась в Фэй. Может быть, это все-таки я влюбилась в Джеймса, родила от него ребенка, а потом все покатилось в тартарары?

Нестерпимо захотелось взять малыша на руки, поближе познакомиться с ним, вдохнуть чистый запах его волос. Я – мама. На глаза даже слезы навернулись. Такой большой и важный шаг, как беременность, ожидание ребенка, роды – и все прошло мимо, все сгинуло в прожорливой черной дыре, все стерто и шансы на восстановление призрачные. А ведь в детстве, как и все девочки, я представляла себе, как стану мамой, предвкушала приятные обязанности и заботы. Доктор в госпитале говорил что-то про травмирующее событие и про то, что если мне удастся снова его пережить, я все вспомню, но знать хотя бы что это!

Я сделала второй шаг и протянула руки, но маленький Джейми залился еще более горючими слезами, стиснул кулачки, затрясся, побелел, и на меня сошло ужасное озарение: он меня боится. Боится, как бабайку, ведьму какую-то страшную, как зло из самых жутких кошмаров. Меня боится. Потому что тоже считает, что я – Фэй.

Горло перехватило, в груди стало так больно, что я готова была на пол упасть и плитку грызть, лишь бы утолить эти спазмы. Все повторялось, как на заезженной пластинке. Я узнала, что у меня есть муж, и он мне понравился, но оказалось, напрасно. Я увидела ребенка и полюбила его с одного взгляда – но не могла даже взять на руки. Эта новая жизнь, в которой я проснулась, выглядела, как мечта… как мечта, на которую мне позволили взглянуть через непробиваемое стекло. Входа в нее, полноценной жизни внутри нее для меня не было. Кто-то другой уже прожил ее, установил свои порядки, расставил приоритеты. Все испортил.

– Энн, унеси его, доест потом, – недовольно наморщила нос Мадам, и тогда я опомнилась, подхватила свою сумку с пола и сделала шаг назад.

– Нет-нет, успокойте Джейми. Пусть доест спокойно. Я попью кофе позже.

С этими словами я развернулась и пошагала обратно в гостиную, которую заметила по пути сюда. Как по команде, плач за спиной стих, осталось лишь тихое успокаивающее бормотание няньки. Я рухнула на диван, пристроив сумку у ног, и, пока никто не видел, пригорюнилась. Теперь навсегда покинуть этот дом будет сложнее. Может, забрать с собой малыша? Мадам при нем курит, чего я не одобряю ни в коем случае, да и вообще сложилось впечатление, что няньке он больше нужен, чем бабушке или отцу. Или… матери. Господи, чем можно так довести ребенка, что он трясется от одного моего вида?!

Раздался перестук каблуков домашних туфель, и Мадам с мундштуком в одной руке и чашкой кофе – в другой вплыла в поле моего зрения и опустилась на край дивана. Я тут же подобралась и натянула личину Фэй. Кажется, это уже вошло в привычку.

– Надоедливый ребенок, – доверительно наклонилась она ко мне и закатила глаза. – Постоянно орет. У меня от него головные боли.

Во мне тут же поднялась волна возмущения.

– Ваши мальчики так в детстве не орали? – процедила я сквозь зубы, сдерживая материнский гнев.

– Что ты, – Мадам царственно махнула рукой и сделала вид, что рассмеялась, – Кевин мне вообще проблем не доставлял, а с Джеймсом всегда была хорошая няня.

– А это – плохая няня? – кивнула я в сторону столовой.

– Неплохая, – снизошла Мадам. – Ребенок крикливый. Надоедливый.

– Может, ему не нравится дышать табаком? – не удержалась я.

Мадам подняла подбородок, отчего ее узкое чуть вытянутое лицо стало походить на лисью морду, посмотрела на меня из-под век, ее глаза заблестели, и я тут же спохватилась, что в роли Фэй сделала гигантский промах. Если ребенок ее боится, вряд ли она похожа на любящую мать.

– Сигареты у вас вонючие, – тут же капризно пояснила я, – сама такими дышать не могу.

Мадам пожала худым плечиком и покладисто затушила сигарету.

– Джеймс звонил вчера вечером, – она стрельнула в меня снайперски точным взглядом. – И я сказала, что тебя здесь нет. Он снова разбудил меня звонком утром. И я снова уверила, что ты не приезжала.

– И зачем вы это сделали? – фыркнула я так, как по-моему мнению сделала бы Фэй.

Мадам отхлебнула кофе и заметно посуровела.

– Потому что не хочу, чтобы мой сын сел в тюрьму по обвинению в убийстве.

– А вы что, тоже считаете, что он способен меня убить? – выдавила я наигранно веселый смех.

Но Мадам не улыбалась.

– На твоем месте, Фэй, я бы так не веселилась, – проговорила она. – Поверь мне, мой младший сын способен на все.

Страх снова ледяной лапой взял меня за горло. Вспомнились слова Кевина о том, как мать умоляла его не озвучивать подозрения для полиции. Стояло ли за этими мольбами лишь вполне понятное желание не навлекать на семью лишних проблем? Или же Мадам осознанно готовилась покрыть преступление сына?

– Кевин рассказал мне о поцарапанной краске на машине, – поделилась я с Мадам, решив, что хуже от этого не будет. – Вы тоже верите, что так могло случиться?

– Ты мне нравишься, дорогая, – после некоторой паузы сообщила она, и по лицу было видно, что врет и совсем так не думает, – поэтому я просто считаю своим долгом предупредить себя. Ты поставила всех нас в очень неудобное положение, а Джеймс привык защищать семью, он делал это еще с юных лет, еще когда был жив мой обожаемый Мэтью…