Глава вторая
Мать Нэнси была шокирована выбором дочери.
– Не представляю себе, как можно помышлять о таком, – взволнованно говорила она, – Отец и слышать об этом не захочет!.. Быть нянькой на побегушках!.. Такова особенность этой работы!.. А ещё тебе придётся мыть голых мужчин! В силу своего возраста, ты не понимаешь, как это унизительно, а мне ты наносишь смертельный удар, уж это точно! Как посмотрев в глаза своим друзьям, я объясню им, почему моя дочь ушла в няньки?!.
Так, подчёркивая каждое слово, миссис Маклин и вникла в прихоти своей дочери Агнессы. Августина Маклин к тому же огорчала и расстраивала её собственная близость к «аделаидскому обществу» – её отец Картер владел пивными заводами.
Когда же после замужества она сменила имя отца на звучное имя майора Грегори Маклин, почувствовала явное восхождение по социальной лестнице. Её стали приглашать на официальные балы к лорду мэру и светские вечеринки в доме правительства. Августина была маленькой и пухленькой, её тёмные волосы вились, а ангельские голубые глазки всегда выражали участие.
Высокий представительный майор Маклин находил её неотразимой, когда она застенчиво покусывала пухленькие губки жемчужными зубками. У майора не было родных в Австралии, так что против брака с «торгашами» возражать было некому – в былые времена в Австралии «сливками общества» становились те, у кого было больше денег или земель, что и оправдывало их существование.
Маклин владел крупными мукомольнями ради торговли мукой по всей стране.
Выбирая собственный путь, Агнесса рисковала многим, но они с матерью были одинаково упрямы. Девушка упорно отстаивала свой выбор профессии медсестры.
– Этот труд больше похож на монашеский, – вмешивался отец, – Боже Милостивый! Надеюсь, ты не собираешься принять постриг?!. – мягко улыбнулся он в усы, оформляя погашение штрафа.
– Нет, нет, отец!.. Всего лишь ухаживать за больными!.. – Боюсь, что этому не бывать. Мать и слышать об этом не захочет. Нэнси дулась всю неделю, сознавая, что отец принял сторону матери. Дальнейшее стечение обстоятельств помогло ей окончательно. Большой пожар уничтожил пивоварню её деда, а банк, в котором старый Вилли Картер ссуживал средства на ремонт, грозил банкротством. Августина не выдержала бы позора своего отца, а потому просила мужа о продаже его городской недвижимости и поддержании пивоварни Картера. Майор Маклин согласился неохотно. Время для продажи было неподходящим. Немного же оставалось у него наличных после уплаты долгов тестя.
– Даже не знаю, – жаловался он жене, – Как мы удержимся на плаву… Две мукомольни уже не вернёшь, а цены растут каждый день…
– Годы Депрессии не кончились…
– И ремонт этого дома, и плата за аренду мельниц… Жаль, что у меня нет сыновей, чтобы помочь мне…
– Грегори, не бросай камни в мой огород!.. – Августина надула хорошенькие губки и поднесла к глазам кружевной платочек. Это было их давней бедой.
Единственный сын этой четы не прожил и дня, и после было несколько выкидышей – так что последним и единственным ребёнком оставалась Агнесса – больше Августина не могла иметь детей.
– Всё-таки я рожала! – в сердцах упрекала себя Августина, – А моя дочь Агнесса не интересуется молодыми людьми, не собирается выходить замуж, а хочет пойти в няньки!.. Пока она изливала роившиеся в голове мысли, её супруг задумчиво поглаживал усы:
– Да. Если Нэнси не выходит замуж и хочет сама себя содержать, то, пожалуй, эта мысль не так плоха…
– Грегори!.. неужели ты одобряешь такое решение?!. Я умру со стыда, сознавая, что моей дочери придётся мыть «больничные утки»!..
– Да, это не слишком удачное начало карьеры. Но после того, как я по твоей просьбе спас твоего отца от позора банкротства, мне больше ничего не страшно.
И вот Нэнси по достижении совершеннолетия отправилась в частный госпиталь на севере Аделаиды, что казался её матери более приличным, чем общественный. Работа оказалась тяжелее, чем предполагала Нэнси, но о принятом решении девушка не жалела.
– Сестричка! – позвал старичок дребезжащим голосом. Его недавно перевели в палату из операционной, и он ещё не знал, что голубоглазенькая, кудрявенькая нянечка Маклин прячет за кроткой внешностью сильную волю.
Старичка привезли в мужское отделение из хирургического с двадцатью семью швами на ноге – у него был открытый перелои после падения под экипаж.
– Сестричка! Грелку бы!.. я на охоте с дичью меньше жесток, – натужно заволновался он. – Сейчас, мистер Хаккет. Грелки дают всем, кого привозят из операционной. Вы не спросили о ней у сестры Брайт, когда та уходила? – Да. И мне отказали…
– Видно, из-за наркоза. Вы бы не почувствовали, как грелка обжигает Вас…
– Да, но я мёрзну… – Подождите, я принесу для Вас одеяло потеплее…
– Все вы няньки какие-то недоделанные, – пожаловался он. – Когда Вы пришли в сознание, чувствовали боль в ноге? Если надо, сестра даст Вам успокоительное…
– Ох, не люблю я их снотворные пилюли!.. И так справлюсь…
Нэнси отошла к окну и выглянула на пустынный двор больницы. Уже светало, и её ночное дежурство подходило к концу. Обходя с маленькой лампой палаты, она продолжала ставить холодные компрессы и менять бутылки с горячей водой, которые служил грелками.
Один из пациентов – сильный мускулистый бушмен с перебитым носом, у которого признали повреждение печени от длительных запоев – внезапно впал в бред, крича, что на него напали змеи.
– Мистер Эткинс, успокойтесь! Вы разбудите всех остальных. Тот неосознанно пристально взглянул на неё, дико сверкнув глазами и откинул простыню.
– Мистер Эткинс! Не вставайте с постели! Тот порывисто оттолкнул её и побежал к окнам палаты, находящейся на втором этаже:
– Ради Святого!.. Уберите! Они на мне… Змеи!.. Дьяволы!.. Нэнси преградила ему путь к окну:
– Смотрите, мистер Вилкинс, змеи уползли! Оглянитесь! Он умолк, на мгновенье бросив умный взгляд налитыми кровью глазами:
– Уползли?.. Они вернуться!.. Будьте покойны!
– А какого они были цвета?
– А?.. Красного… И алого, и жёлтого, и с большими ядовитыми зубами…
– Ладно… Их уже нет. Идёмте, приготовлю для Вас на кухне чаю… Нэнси не смела поднять на больного глаза.
– Сестричка! – послышался шёпот мистера Хаккета, – Хотите помогу справиться?
– Нет, нет! Вы же знаете, Вам нельзя вставать!
– Нэнси пыталась успокоить больного бушмена слабым чаем, но едва он тянулся к чашке, как его глаза дико закатывались. Он начал по новой, выбив чашку из её рук:
– Это не честно!.. на меня напали! – вскрикнул он и выхватил из раковины острый нож, разорвав при этом свою пижамную кофту. – Ну, теперь держитесь! – бормотал он, ударив себя в чахлую грудь.
Нэнси в отчаяньи схватила его руку:
– Отдайте нож! Но больной оттолкнул её и попятился в сторону. Дрожащей рукой Нэнси смешала снотворный порошок с молоком:
– Вот, мистер Эткинс. Выпейте. Обещаю вам, что все демоны исчезнут.
– Да?.. А змеи…
– И змеи тоже. Пейте.
Тот сразу выхватил из её рук чашку и осушил её, но нож всё ещё держал остриём вверх.
Нэнси бросила взгляд на свои форменные наручные часики – три часа ночи, помощь прибудет лишь через три часа. Она подошла к шкафу, где хранились наборы игр для пациентов и взяла оттуда колоду карт:
– Мистер Эткинс, помните Вы говорили, что хорошо играете в карты? Как насчёт покера?
– Что? – искажённое выражение его лица от недоумения начало приобретать разумные человеческие очертания.