В сердце Австралии. Роман

– Это отразится на её последующей беременности?

– Не должно. Несчастное стечение обстоятельств. Жалко, что тебя не было рядом!

– Да, у меня там тоже дела не важные.

– Не вини себя, Нэнси, ситуация была почти безнадёжной. По крайней мере, ты облегчила страдания ребёнка.

– Да… Хорошо, если так… – ей всё ещё казалось, что девочку можно было спасти.

Глава седьмая

Нэнси прошлась до склада небольшой огороженной постройки на обочине дороги.

Миссис Эдисон, невысокая седая женщина, в рабочем фартуке поверх хлопкового платья, тепло приняла её.

Она казалась добродушной, а её грубоватый, каркающий тембр голоса будто осип от пыли.

Здание склада было достаточно прочным. Чего здесь только не продавалось: подковы и сёдла, обувь и верблюжьи колокольчики, синие шерстяные одеяла и парусиновые бурдюки, громадные простыни и походные печки, узкогорлые фляги, глиняные кружки, жаровни для изготовления походных лепёшек, жестяные миски, складные ножи, ножи для резки мяса, вёдра…

Миссис Эдисон была идеальным снабженцем. У неё в продаже были светлые хлопковые платья для поселковых аборигенок, а также брюки для верховой езды, леггинсы, военные штаны и шляпы, мужские резиновые сапоги, но, главное, сюда поставляли товары для лошадей подчас лучшие, чем для людей.

Посуда громоздилась на полу и на полках за прилавком.

– Так чему могу помочь? – тепло приветствовала из-за прилавка миссис Эдисон, – Я уже слышала о вашем прибытии, но всё никак не навещу вас. Могу поспорить, все в посёлке просто в восторге от новых медсестёр. 

– Да, нас многие навещали, и все с добрыми пожеланиями. У Вас продаются открытки? – спросила Нэнси у миссис Эдисон.

– Ага. Где-то были, – и миссис Эдисон порылась в выцветшем мешке поодаль и вернулась с четырьмя видами открыток: изображения главной улицы и верблюдов.

– Да… неплохое отражение здешних мест… – и Нэнси выглянула из дверного проёма на пустынную улицу, где лишь дремлющая в пыли собака подтверждала наличие жизни, – Наверное, когда начнётся посевная, будет оживлённее?..

– Может быть. А ещё когда начинается отбор верблюдов на шерсть – оживлённее места не сыщешь. – А давно Вы здесь?

– Около пяти лет. Раньше мы с моим держали лавку у Бёрдсвилльской трассы. Там не было никого, кроме наездников на верблюдах и афганских торговцев, да почтальон проезжал дважды за вечер. Всё это вынудило нас уехать. Не то что раньше, когда здесь всё было не так.

– В посёлке не так много женщин вроде Вас? Жена почтальона и кухарка тоже из Аделаиды прибыли.

– Ага. Не выносят здешнего климата, – презрительно бросила миссис Эдисон, – кому же понравится старый холодный юг, влажный от дождей или мокрого снега с дождём, а я всё переношу. Ночами здесь нулевой холод, да и зимы довольно суровые, а уж солнце как припечёт. Так припечёт.

Задумавшись, она умолкла.

Нэнси купила у неё мыла, сухого молока и маслобойку. Иногда им давали свежее козье молоко, но снабжение было ненадёжным.

Аборигенки выпускали своих коз с колокольчиками на шее на пастбище туда, где росло хоть что-то, пусть сухое и малосъедобное, чего им недоставало до сумерек, приходилось оставлять их пастись до утра на обглоданных равнинах из-за высохшего вымени.

– Аборигенки бывают выгодными покупательницами, когда берут помногу шоколада. – Со сладкой водой?

– Нет, с мылом. Как говориться, все покупки разом и на все случаи жизни. Мужчины никогда ничего не покупают. Разница между мужчинами и женщинами далеко не в цвете кожи.

– Да, похоже, Вы правы. Разница далеко не просто биологическая… Просто противоположности миров.

В ответ миссис Эдисон разразилась кашлем. 

– Вы как-то боретесь со своим кашлем? – спросила Нэнси.

– А что с ним, сестра?

– Похож на хронический… Может, из-за суровой зимы.

– Меня это уж и не беспокоит. Привыкла.

Когда Нэнси возвращалась назад, обнаружила, что Бэн и юный Роб принесли им целую поленницу дров совершенно бесплатно. Рука Роба начала значительно поправляться, и он больше не нуждался в помощи.

– В посёлке все так добры, – приговаривала Нэнси, отбирая сухие дрова для кухни.

– Куда лучше, – отозвалась Стэн, – как тебе миссис Эдисон?

– Вот кремень! У неё такой жуткий кашель курильщика, а её это, похоже, несколько не беспокоит. На днях она зайдёт к тебе. 

– И тогда мы увидим её с другой стороны.

– Мы и с афганцами ещё не так знакомы. Помнишь, Роберт представил нам Ахмеда Али?

На другой день три верблюда, не щадя своих натруженных горбов, пересекли железнодорожный путь.

Они несли керосинку и волнисто-железные от черноты горбы, что считалось у афганцев «другой стороной», а проще востоком.

Горбы выглядели облезлыми, кроме тех участков кожи, где детишки не успели отхватить играючи клок шерсти.

Афганцы, чьи имена часто заканчивались на «хан», в основном прибывали с Северной Индии или из Афганистана и приживались не хуже аборигенов. Они разукрашивали свои дома в голубые или белые оттенки, безжалостно сдирая прежние краски.

Один из них, по словам Роберта Макдональда женился на аборигенке, некоторые женились на белых.

Существовала и школа для их детей, где малышей обучали Корану по канонам Ислама. Ахмед в молодости славился как заводчик верблюдов и путешественник-исследователь.

Как только они прошли к дому через пыльный двор, девушки расступились.

На крыльце были свалены груды окровавленных потрохов, а на полу виднелись следы крови. Роберта Макдональда позвала к двери изящная молоденькая красавица с тёмными раскосыми глазами восточной принцессы.

Она также позвала и своего отца Ахмеда Али, необычайно высокого и загорелого, в широких белых штанах европейского покроя и в сером шёлковом тюрбане на голове.

Лицо его украшала борода, чудесно отливающая серебром и сильно выступающий нос.

Он улыбнулся вошедшим, сделав гостеприимный жест. Девушка мягко скрылась из виду.

– Ну, Ахмед, вот новые сёстры из аделаидской миссии. Как попадёшь в больницу, познакомишься с ними поближе! 

– Ни за что не попаду! – дважды пригрозил кулаком Ахмед двум своим симпатичным дочерям.