Царица Хатасу

Вдова громко рассмеялась.

– Ты еще очень наивный ребенок, Нейта. Когда выйдешь замуж, мнение твое изменится. Я уверена, что ты часто будешь навещать меня и не станешь мучиться каким-нибудь свиданием с Кениамуном. К тому же я скажу тебе, что любовь и верность необходимо соблюдать только по отношению к избраннику. Тот же, кто покупает тебя, заслуживает только презрения. Но оставим пока это. Скажи мне лучше, способна ли ты сохранить тайну подруги?

– Конечно. За кого ты меня принимаешь? Если ты мне что-нибудь доверишь, клянусь тебе молчать, в особенности перед моими родными, так как я их перестала уважать.

– Этого достаточно, так как тайна касается твоего брата, – сказала Роанта, нежно целуя девушку. – Слушай же: я невеста Хнумготена, но никто не должен знать этого до праздника, который я даю в конце недели.

Нейта с удивлением выпрямилась.

– Как! Ты избрала не Мэну? В таком случае, я понимаю, что ему не следует знать эту новость, – заметила она с насмешливой улыбкой.

– Да, я хочу отплатить ему за хвастовство и за все неприятности, перенесенные мною из-за его капризов и ревности. Не сердись же, что я дам ему такой жестокий урок.

– Нисколько. Я буду нема, как могила. Этот негодяй, сделавший день моего обручения самым ужасным днем моей жизни, вполне заслужил это!

На очаровательном личике Нейты отразилась такая ненависть, которой трудно было от нее ожидать. Радостное восклицание Роанты прервало этот разговор.

– Взгляни, каких гостей посылают нам боги! Сюда идут Хнумготен и Кениамун!

Она встала, чтобы приветствовать молодых людей. Завязался оживленный разговор. Только Нейта мало принимала в нем участие. То бледнея, то краснея, она сидела, опустив глаза, и казалась не в духе. Наблюдавшая за ней Роанта встала и сделала знак своему жениху следовать за ней.

– Мне бы хотелось посоветоваться с тобой, Хнумготен, по поводу убранства зала для пира. Пойдем, а вы, друзья мои, погуляйте пока по саду. Ты, Кениамун, ответишь мне, если мой маленький друг соскучится.

Дружески кивнув головой, она ушла вместе с начальником телохранителей. Кениамун не заставил повторять приглашение. Схватив Нейту за руку, он увлек ее в сад. В густой, тенистой аллее он обнял девушку за талию и страстно поцеловал.

– Нейта, возлюбленная, твоя бледность, твоя печаль красноречивее всяких слов говорят мне, как ты страдаешь. Но несмотря на это, я все-таки счастлив, так как знаю теперь, что не измена сердца, а самое высокое великодушие руководило твоим поведением. Я восхищаюсь тобой и еще сильнее люблю тебя. Никогда я не откажусь от тебя, несмотря на твой брак с Хартатефом. Низкой интригой он похитил у меня твою руку, но твое сердце по-прежнему принадлежит мне. Повтори мне, что ты меня любишь, Нейта. Не отказывай в этом утешении моему страждущему сердцу.

Нейта опустила голову. Между ней и Кениамуном восстало бледное красивое лицо и задумчивые глаза молодого жреца Гаторы. Но отогнав это искушающее видение, она поспешно ответила:

– Конечно, все мои чувства принадлежат тебе. Кого другого я могу любить?

Во время прогулки Нейта старалась казаться веселой и беззаботной. Девушка перестала понимать саму себя и в конце концов пришла к убеждению, что ее странное состояние души вызвано неудовлетворенной любовью и что общество Кениамуна вернет ей покой. Поэтому она, не рассуждая, отдалась прелести разговора и не без удовольствия для самолюбия слушала страстные излияния и планы на будущее молодого воина. Мысль отплатить неверностью за вероломство Хартатефа не казалась ей больше отталкивающей. Когда они встретились с Роантой и ее женихом, к Нейте вернулись прежняя веселость и свежесть румянца.

Наконец настал день праздника Роанты. С раннего утра Мэна с особенной тщательностью занялся своим туалетом. Ни малейшее подозрение, что молодая вдова так резко изменила свое мнение, не смущало его спокойствие. С присущим ему самомнением, он считал себя неотразимым и даже колебался до последнего дня, связывать ли себя окончательно, надеясь найти еще лучшую партию. Однако красота и большое состояние Роанты заставили его решиться, и он наряжался со всей роскошью, достойной героя праздника. На минуту у него мелькнула мысль закапризничать и не являться к Роанте, чтобы таким образом наказать женщину за то, что он два раза не застал ее дома. Но вспомнив о записке, о личном приглашении его родных и о расположении вдовы к Нейте, он отказался от этого намерения и даже послал Роанте цветы и благовония.

Садясь в носилки, Нейта обратила внимание на великолепный наряд брата и на его лицо, дышавшее гордым самодовольством. Девушка закусила губу и прикрыла опахалом насмешливую улыбку.

«Вернувшись с пира, ты не будешь так высоко держать голову, презренный закладыватель мумий!» – со злорадством подумала она, когда Мэна один садился в золоченые и украшенные цветами носилки, какими обычно пользуются женихи.

Когда семейство Пагира входило в зал, там уже собралось большое общество. При виде Хнумготена, стоявшего за стулом хозяйки дома и оживленно с ней разговаривающего, Мэна нахмурил брови. Но обольстительная улыбка, с которой протянула ему руку Роанта, видимо обрадованная его приходом, вернула ему хорошее расположение духа. Гирлянда красных цветов, украшавшая черные волосы этой женщины, скоро перейдет на его голову, а вместе с нею его собственностью станут этот чудный дворец, земли, виноградники, стада и рабы. Его торжествующая мина убедила многих, что именно он и есть счастливый избранник. Его потихоньку поздравляли, и он принимал добрые пожелания с самодовольством, не оставлявшим ни малейшего сомнения в победе.

Пока Мэна предавался радужным мечтам, Роанта, взяв под руку Нейту, увлекла ее от Хартатефа.

– Не правда ли, ты не сердишься, что я лишаю тебя общества жениха? – сказала она, смеясь. – Я хотела немедленно же передать тебе эту розу от Кениамуна. Он был бы счастлив видеть ее в твоих волосах во время пира.

– Рядом с бриллиантами Хартатефа это будет очень комично, – с насмешливой улыбкой сказала Нейта, укрепляя цветок между подвесками роскошной диадемы. – Как ты добра, Роанта. Я горько сожалею, что ты не будешь моей сестрой.

– Не жалей об этом! Не всегда кровное родство создает истинную любовь – ты это отлично испытала на себе. Я была и останусь твоей сестрой по сердцу и докажу тебе это. Теперь я хотела еще предупредить тебя, что ты познакомишься сегодня с моим братом. Он жил, как тебе известно, в Мемфисе, а несколько недель назад вернулся в Фивы, но мало где бывает. Тем не менее, он не мог отказаться присутствовать на сегодняшнем празднике. Я хочу посадить его рядом с тобой. Ты такая веселая и остроумная. Постарайся развлечь его и развеселить немного нашего бедного Рому.

– Хорошо, хорошо! Я сделаю все, что смогу. К тому же это избавит меня от созерцания молчаливой фигуры Хартатефа, – воодушевилась Нейта. – Но отчего твой брат такой печальный? Он болен?

– Нет. Он несчастлив в семейной жизни! У его жены действительно адский нрав, – вздохнула Роанта. – Она очень ревнива, вечно подозревает его и возмутительным образом следит за ним. Несмотря на свой чудный характер, Рома утомлен и разбит этими сценами и постоянными скандалами. Если бы Ноферура была здесь, я не рискнула бы посадить его рядом с самой красивой девушкой Фив. К счастью, эта злая женщина больна и никуда не выходит. Но тише! Вот и он!

Нейта повернула голову, и сердце ее остановилось. В подходившем человеке, одетом в белое, девушка узнала идеал своих грез – молодого жреца храма Гаторы. Итак, он был братом ее подруги, мужем этой Ноферуры, отталкивающий портрет которой ей только что нарисовали.

Целый ураган бурных мыслей пронесся в уме Нейты. Она едва ли слышала слова Роанты, представлявшей ей брата, и несколько фраз, произнесенных Ромой, который ни словом не упомянул об их первой встрече.

Объявление, что обед подан, положило конец всем разговорам. Толпа гостей направилась в праздничный зал, где Мэна тотчас же присоединился к той, кого считал своей невестой. Не спрашивая даже разрешения, он сел рядом с ней и с неприятным удивлением увидел, что Хнумготен занял стул по другую сторону Роанты. Он было нахмурился, но скоро лицо его снова прояснилось. «Это из внимания ко мне она чествует моего начальника, чтобы он не сердился на меня за мою победу», – тщеславно подумал он, углубляясь в тонкости пира.

Сидевший напротив Нейты Кениамун с удивлением отметил ее озабоченность и рассеянный вид. Он не знал, что девушка прилагает неимоверные усилия, чтобы казаться спокойной. Самые противоречивые чувства, над которыми царила ревнивая ненависть к Ноферуре, делали ее равнодушной ко всему остальному. «Наверное, у нее была какая-нибудь неприятная сцена с этим дьяволом, Хартатефом», – подумал он наконец и сосредоточил все свое внимание на готовящейся сцене.

Оживление достигло кульминации, когда Роанта встала, подняла кубок и сказала:

– Дорогие гости и друзья, я пользуюсь этим случаем, чтобы сообщить вам о событии, которое наполняет радостью мое сердце и кладет конец трауру, более двух лет омрачавшему этот дом. Воздав моему супругу, слившемуся с Озирисом, все почести, каких он заслуживал, почтив перед потомством его память дарами и жертвами, которые, надеюсь, были приятны его душе, я решила вторично выйти замуж. Этим знаком я укажу вам избранного мною супруга.

Она сняла с головы гирлянду. Мэна уже готовился с любезной улыбкой наклонить голову и взять кубок, как вдруг Роанта повернулась к нему спиной и возложила цветы на голову Хнумготена. Тот тоже встал и взял ее за руку.

– Вот, – продолжила она, – тот, кого я люблю и кого представляю вам как своего будущего мужа. От его имени и от своего я приглашаю вас, дорогие гости, через три недели пожаловать сюда отпраздновать наше бракосочетание.

Недоумение и молчание с минуту были единственным ответом на это заявление. Все ожидали совсем другого имени, многие видели торжественное прибытие Мэны в носилках жениха и только подтвердили это предположение. Но так как Хнумготена любили гораздо больше, чем его отвергнутого соперника, то это известие вызвало всеобщее удовольствие. Со всех сторон раздались громкие крики и добрые пожелания.

Нейта и Кениамун со злорадством смотрели на взволнованного и недоумевающего Мэну. С открытым ртом, с вытаращенными глазами, он, казалось, не верил собственным ушам.

«А! Глупый и мерзкий негодяй, сегодня я отплатил тебе за оскорбления в день обручения Нейты!» – подумал Кениамун, обмениваясь с девушкой взглядом удовлетворенной ненависти.

Но Мэна не владел таким хладнокровием и тактом, какое в свое время наполовину избавило молодого воина от насмешливых взоров и едких замечаний. Придя в себя, он встал, бросил свой кубок и с такой силой оттолкнул стул, что тот с грохотом отлетел на середину зала. Резко развернувшись спиной ко всем, он вышел, позеленев от ярости.

Начальник телохранителей хотел броситься за ним, но Роанта схватила его за руку и сказала так громко, чтобы слышал Мэна:

– Прошу тебя, Хнумготен, оставь его. Пусть подумает о жестоком уроке, который я ему дала. Может быть, это научит его быть благоразумней и заставит меньше восхищаться собой. Ты же, я думаю, достаточно счастлив, чтобы не желать мести этому негодяю.

Глава VI. Принц Саргон

На берегу Нила, там, где кончались земли и постройки храма Амона, стоял на искусственном холме небольшой дворец, окруженный обширными садами. Несмотря на свои сравнительно скромные размеры, это было великолепное жилище, снаряженное всей роскошью того времени. Две высокие мачты с медными наконечниками и вымпелами указывали прохожим, что здесь живет знатный вельможа. С обширной террасы, занимавшей большую часть фасада, обращенного к Нилу, к реке спускалась каменная лестница. Наверху лестницы, подобно часовым, охранявшим спуск, стояли два сфинкса из розового гранита. Террасу в изобилии украшали редкостные растения, образуя небольшие тенистые и благоухающие группы.

Когда жар начал спадать, уступая место приятной свежести, в тени на роскошном ложе в ленивой позе лежал молодой человек лет двадцати четырех. Рядом с ним на алебастровом столе с фигурными бронзовыми ножками стояла амфора вина, кубок и корзина с фруктами. Два раба мерно обмахивали своего господина большими опахалами из перьев.

Это был стройный и красивый молодой человек среднего роста. Его худощавое, длинное лицо было белее, чем у коренных египтян. Хорошо очерченный рот был искривлен гримасой гордости и жестокости. Изредка в его больших проницательных глазах, обрамленных густыми, черными бровями, появлялось какое-то фальшивое и насмешливое выражение, портившее общую гармонию лица. На нем был широкий передник из финикийской материи, расшитый золотом. Белый с пурпурными полосами клафт, усыпанный драгоценными камнями, покрывал голову.

Это был Саргон, принц хеттов, ребенком взятый в плен Тутмесом I во время его победоносного похода к берегам Евфрата. Его отец, царь, был убит во время сражения, но несколько членов царской семьи попали живыми в руки победителя. Вместе с ними был взят и Саргон, тогда еще десятилетний мальчик.

С тысячами других пленников ребенка привели в Фивы. Но Хатасу нашла его в толпе и вернула ему положение, соответствующее его рождению. Царевна хотя и была тогда почти еще ребенком, тем не менее имела громадное влияние на отца, благодаря своей энергии и необыкновенному уму. Она воспользовалась своим влиянием, чтобы дать Саргону настоящее царское воспитание и чтобы облегчить участь многих пленных хеттов. Царица никогда не переставала покровительствовать молодому человеку. Она дала ему из своих личных сумм княжеское состояние, подарила дворец, в котором он жил. Кроме того, она щедро оплачивала из своей кассы удовольствия и даже фантазии Саргона, занимавшего совершенно исключительное положение при дворе. Правда, он не имел никакой официальной должности, но всегда появлялся в свите царицы на всех праздниках. Он был допущен оказывать царице почетные услуги, доверяемые по этикету только царевичам и членам царского дома, что возбудило глухое недовольство египтян, в глазах которых пленник переставал быть человеком, каково бы прежде ни было его положение.

Чувствовал ли Саргон тайную вражду, вызванную его привилегиями, или хранил в глубине сердца ненависть и злобу к победоносному народу, уничтожившему его племя, но только он, по-видимому, не был счастлив. Мрачный и малообщительный, он не сходился близко ни с одним из вельмож Египта, замкнуто и равнодушно жил в своем дворце, занимаясь чтением и охотой или часами мечтая в своем любимом убежище на террасе.

Вот и теперь – он уже больше часа лежал на мягком ложе, устремив глаза на реку и наблюдая то с интересом, то равнодушно за сотней всевозможных судов, бороздивших ее по всем направлениям. И действительно, эта картина была достойна внимания. Между медленно двигавшимися тяжелыми барками повсюду ловко скользили легкие и изящные лодки, поддерживая постоянное сообщение между обеими частями столицы.

Вдруг маленькая лодка с двумя гребцами выделилась из массы других и быстро направилась к террасе. Это привлекло внимание Саргона. Он приподнялся и вгляделся из-под руки. В лодке сидел вооруженный мужчина в каске.