Смерть планеты

То, что я скажу Супрамати, относится и к тебе, Дахир, потому что, за небольшой разницей, миссия ваша одинакова.

Итак, Супрамати, ты пойдешь в мир, где царит полное безбожие. Несмотря на то, что человечество это, отвергшее Бога, достигло высокой внешней культуры, его нравы и законы жестоки и кровожадны. Не допуская никакого божественного начала и приписывая все творение слепым космическим силам, люди эгоизм сделали основным законом жизни.

Задача твоя тяжела, потому что трудно проповедовать вечные истины подобным существам. А между тем вера и слова твои должны вызвать переворот и нравственное возрождение.

Проповедь твоя, предупреждаю, возбудит дикую вражду; но при этом ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должен пользоваться ни своим знанием, ни могуществом для самозащиты, или хотя бы ради облегчения своего труда.

Знание твое может служить только для облегчения чужих страданий.

Там ты будешь беден: у тебя не будет ничего, кроме приобретенной духовной силы и веры в Бога и своих руководителей; но, если ты выдержишь испытание, тебя увенчают слава и радость сознания, что в нечистом мире ты зажег очаг священного огня любви к Богу.

Помни, борьба предстоит тяжелая и мучительная; безобразие человеческое обрушится на тебя во всей мерзости; за все данное людям добро ты пожнешь ненависть и страдание; а между тем с высоты своего духовного развития и ясновидения мага ты должен жалеть, любить эти существа, которые еще пресмыкаются у подножия лестницы совершенства, а не осуждать их, снисходя к ним, как ученый к невежде.

Обыкновенный человек борется тем же оружием: за вражду платит враждой, за рану – раной; ведь толпа – слепа, и в ней бушуют и борются семь плотских начал, которые она прозвала семью смертными грехами. И тот, кто победил эти грехи, будет вооружен семью главными добродетелями и должен сеять одну любовь, платить светом за тьму, добром за обиду.

Теперь, дети мои, скажите: чувствуете ли вы себя достаточно сильными, чтобы приступить к испытанию, победить все человеческие слабости и добровольно взять на себя ответственность за эту трудную, хотя славную миссию со всеми возможными, даже тяжелыми случайностями. Отвечайте искренно и помните, что вы – свободны; мы только предлагаем вам испытание, но не налагаем его.

Супрамати и Дахир слушали, бледные и смущенные: все остававшееся в них обыкновенного человеческого содрогалось от болезненно-жуткого чувства чистого человека, обязанного вступить в клоаку зла.

Почти невольно поднял Супрамати затуманенный взор на иерофанта, белоснежная одежда которого была точно усеяна алмазной пылью и из-под клафта исходили лучи света – символы победы на поле духовной битвы; большие и лучистые глаза ученого смотрели на него проникновенно и строго.

И он инстинктивно чувствовал, что наступила важная минута перед последним шагом, который совлечет с него заурядного человека, освободит от рабства плоти, чтобы сделать учителем света и существом действительно высшим.

Вдруг широкое сияние окружило его голову, луч веры и воли сверкнул в глазах, и, протягивая руки к иерофанту, он воскликнул:

– Ученик будет достоин своих дорогих учителей. С радостью и доверием принимаю я испытание, потому что для души, освободившейся от невежества и бремени плоти, не должно существовать препятствий. Разве не победил я уже материю, не угасил страсти, не поборол дракона сомнения? Могу ли я после того бояться спускаться по лестнице вниз, когда, благодаря вашим урокам и поддержке, поднялся на много ступеней ее? Приказывай, учитель, когда должен я начать свое испытание!

– А ты, Дахир? – спросил иерофант, добродушно улыбаясь.

– Учитель, душа моя вторила каждому слову Супрамати; как и он, я готов принять испытание, и надеюсь, что не ослабею, выполняя священный, данный мне руководителями наказ провозглашать величие Создателя.

В этот миг зала наполнилась серебристым паром; в воздухе могучими волнами разнеслась нежная, как пение сфер, музыка, и около кресла иерофанта появилась высокая фигура Эбрамара; лицо его сияло радостью.

– Дайте мне обнять и благословить вас, дорогие дети души моей. Ответ ваш доказал мне новую победу! – произнес он и простер над ними руки.

Поток золотистого света озарил его возлюбленных учеников, и над их головами заблестел лучезарный, словно алмазный, крест, а Супрамати с Дахиром, как простые смертные, пали на колени перед своим посвятителем.

Когда оба встали, их окружили иерофанты, и завязалась дружеская беседа; а Верховный иерофант сообщил им, между прочим, что они должны подготовиться к испытанию особым режимом, и через три недели их отведут в пещеру Гермеса.

– Ты, Супрамати, отправишься первый, тамошние посвященные члены тайного братства примут тебя и направят твои первые шаги. Дахир уедет на другой день, – прибавил Эбрамар.

Вечером того же дня Эбрамар и Сиддарта устроили их в уединенной пещере и проводили с ними долгие часы, давая специальные указания и освещая казавшиеся им неясными вопросы, словом, подготавливали их к важной миссии. Кроме того, Супрамати и Дахиру преподавали основы языка той страны, где им предстояло действовать.

Им давали в пищу особо и сильно ароматичное вещество вроде меда, а поили голубоватой фосфоресцирующей влагой, приводившей их в состояние экстаза.

Когда истекло время подготовления, в пещере появились однажды Эбрамар и Верховный иерофант в сопровождении шести других ученых; все они были в священном облачении и с присвоенными их сану нагрудными знаками. За магами следовали адепты, несшие на золотых блюдах различные одеяния, а за ними певцы с арфами в руках.

Супрамати догадался, что настала решительная минута, и тотчас встал. Адепты окружили его и одели в трико, сделанное будто из шелка, но тонкое, как паутина, и затем в короткую белую тунику с красным поясом. Голова оставалась непокрытою, но между двух лучей мага теперь сверкал, как исполинский бриллиант, крест, вызванный из пространства Эбрамаром.

Эбрамар и иерофант стали по обе стороны Супрамати и все вышли из пещеры, у входа в которую их ожидала многочисленная толпа. Шествие выстраивалось, и впереди иерофантов четыре адепта несли нечто вроде костра, где с треском горели травы и вещества, распространявшие удивительно живительный аромат. Далее шли жрицы, которые пели и усыпали путь магов цветами.

У священного грота Озириса шествие остановилось; несшие костер удалились, поставив его на мраморный куб посредине грота, и внутри остались лишь иерофанты и Супрамати, несший крест магов; на прекрасном лице его было восторженно-сосредоточенное выражение.

Перед костром возвышался престол, и на нем красовалась увенчанная крестом чаша братства Грааля, а вокруг стояли рыцари в серебряных доспехах; между ними был и Дахир.

Супрамати преклонил колени на ступенях престола, и все присутствовавшие последовали его примеру; настала торжественная тишина, нарушаемая только доносившимся снаружи тихим и нежным пением.

Затем Старейшина братства Грааля взял чашу с дымящейся эссенцией жизни и света и подал Супрамати, а когда тот отпил, он возложил руки на склоненную голову миссионера и произнес молитву.

Затем подошел Эбрамар и взял с престола какой-то странный инструмент, который передал Супрамати. Это было нечто вроде арфы из хрусталя, а струны отливали цветами радуги.

– Возьми с собой эту утешительницу и опору. Божественная гармония, которую ты извлечешь из инструмента, вознесет тебя над всеми невзгодами житейскими, – сказал он, целуя его.

Охваченный радостью, признательный Супрамати взял инструмент и поцеловался с присутствовавшими на прощание. Последним и самым продолжительным было прощание с Дахиром.

Потом в сопровождении только иерофантов и Эбрамара он скрылся за тяжелой металлической завесой, закрывавшей пещеру Гермеса.

Там царил голубоватый сумрак и клубились серебристые облака.

Маги привели Супрамати прямо к открытому саркофагу, в который тот улегся на каменную подушку. Пальцы его тихо бродили по струнам арфы, и полилась восхитительная мелодия, странная и могучая; вся красота души великого артиста выливалась в созданных им звуках, замиравших мало-помалу.

Эбрамар и иерофанты опустились на колени, воздев руки, а вверху собирались облака, испещренные сверкающими искрами. Образы с неясными очертаниями, сотканные точно из белого огня, окружили саркофаг, в котором лежал неподвижно маг, погруженный в волшебный сон.

Прокатился точно раскат отдаленного грома; потом бурный порыв ветра как будто поднял из саркофага массу облаков и посредине их столб электрического искристого огня. Мгновенно облачная масса поднялась вверх и растаяла в сумраке, а затем наступила тишина.

Саркофаг был пуст, и виднелись лишь набросанные на дно белые цветы, распространявшие сильный аромат.

Красноватые лучи солнца освещали странную, дикую картину: пустынную местность, покрытую высокими обрывистыми синеватыми горами, лишь кое-где поросшими темным тощим кустарником.

Между остроконечными скалами и пропастями вьется узкая тропинка, по которой идут два человека в темных плащах. По внешности их видно было, что они принадлежат к различным расам.

Один – очень высокий, худой, но крепко сложенный, с угловатыми чертами лица и безбородый; глаза его были неопределенного цвета и лицо удивительно прозрачной бледности, точно у него в жилах текла не красная, а сапфировая кровь. Проворно и уверенно взбирался он по крутой и каменистой тропинке, что указывало на его цветущий возраст.

Спутник его был молодой человек лет тридцати, стройный и ловкий, с большими ясными глазами, свежим цветом лица, как у земных людей, и густыми темными волосами, выбивавшимися из-под опущенного капюшона.

Говорили они на странном наречии – международном языке, священном для всех посвященных высших степеней.

– Да, брат Супрамати, ты довольно хорошо овладел нашим местным языком, чтобы начать свою миссию.

Пещера, куда я тебя веду, вполне приспособлена для твоего первого появления; там некогда было последнее существовавшее в нашем злосчастном мире святилище Божества.

Дорога в этом месте закруглялась; проводник и Супрамати обогнули несколько скал и вошли в узкую расщелину, которая затем расширялась и обратилась в просторную подземную галерею, многочисленными уступами спускавшуюся с высот.

Наконец они очутились в большой пещере, с одной стороны которой был выход на широкую площадку наружу. По-видимому, место это прежде служило часовней, судя по тому, что в глубине, на высоте двух ступеней, виднелся престол из синего, как сапфир, камня, осененный крестом.

На престоле стояла большая металлическая чаша с вырезанными на ней знаками Зодиака и два маленьких треножника с травами.

В небольшой смежной пещере виднелись узкое, из досок сколоченное ложе, стол и деревянная скамья. Из стены подле стола бил ключ и хрустально чистая, сапфирового отлива вода его падала, журча, в овальный, довольно глубокий водоем.