– Ой, да какое там производство, на птицефабрике! Тем более, она к нему никакого отношения не имеет. Она ж всего лишь ветврач!
– Почему – ветврач? Она, между прочим, начальник лаборатории!
– А… Ну, извините… Это, конечно, меняет дело…
– Анют…? Ты что, не в духе сегодня, да? Неприятности какие на работе?
– Да нет у меня никаких неприятностей! Просто… Погода плохая, дождь идет. Оттого и настроение скверное. Ты извини, пап…
– Да ничего, дочка. Так всегда и бывает – сегодня плохое настроение, а завтра, глядишь, хорошее будет. Завтра праздник у нас, пир на весь мир закатим! Я салатов нарежу, пирогов напеку, вкусного холодца наварю… Леха твой любит холодец, я знаю.
– Пап, ну какой он тебе Леха? Не зови его так! У него нормальное имя есть – Алексей, Алеша…
– Да? – снова вскинул он на нее блеснувшие виноватостью глаза. – Ну ладно, как скажешь… Просто привыклось этак-то, по-свойски. Мы ж его с малолетства знаем, Леху-то. Все Леха да Леха…
– Ладно, пап, пошла я. Спасибо за обед, – сердясь на себя, быстро поднялась она из-за стола.
– Так не поела ж ничего…
– Наелась, спасибо.
– А чай?
– Не хочу. Да и некогда уже. У меня еще два вызова, потом прием в поликлинике. До завтра, пап…
– До завтра, доченька! Да, вот еще что…
– Что, пап?
– Ты маме подарок еще не покупала?
– Нет…
– А ты купи ей, доченька, ботики… Она в магазине вчера себе ботики присмотрела, да денег пожалела, не купила. Они, говорит, одни там такие, с черными пуговками по краю… Да соседская Ирка тебе подскажет, она там продавцом работает! Мама говорит, уж как эта Ирка уговаривала ее ботики купить… Дешево, говорит, всего полторы тыщи! А мама пожалела отдать… Ничего себе, говорит, дешево… Такие деньжищи…
– Да, пап! Да, куплю обязательно! Спасибо, что подсказал… Я пойду, пап…
Она почти бегом выскочила с родительского двора, быстро пошла по улице, подставив лицо мелкой холодной мороси. Кто-то прошел мимо, кивнул головой, и она поздоровалась, улыбнувшись автоматически. Нет, зачем она к отцу заходила? Только еще больше расстроилась. Да еще и с собой толком не справилась, раздражаться начала. Все-таки жалость – плохое чувство. Когда его много, всегда в конечном итоге раздражением оборачивается.
Мерзкое, кстати, состояние организма – раздражение. Будто сверло внутри крутится, наматывает на себя тонкие веточки нервов. «Новопассита» на ночь попить, что ли? Хотя нет, не спасет… От безысходности Одинцовской жизни уж точно не спасет. И что это вдруг нынешней осенью на нее накатило? Ну, Одинцово, ну, жизнь. Да, ожидать от нее больше нечего. Не будет больше ни больших планов, ни радостей. И ладно. Какие уж такие радости… Хорошо маме – она хоть ботикам с кнопочками обрадуется «за полторы тыщи, бешеные деньжищи», и на том спасибо…
В грустной задумчивости она чуть не прошла домик веселой вдовушки Мани Блинковой. Очнулась, когда из-за огородной изгороди вдруг возникло женское лицо в платочке, и любопытный голос окликнул:
– А вы, поди, из поликлиники, в Маньке, поди, идете?
– Да, я к Блинковой по вызову, а что? Ее дома нет?
– Да куда ж она денется, дома сидит, конечно… И не надело вам туда-сюда к этой бесстыжей морде прохаживаться?
Женщина за изгородью явно жаждала интересного для себя разговора, так и распирало ее про Маньку посплетничать! Не дождавшись ее реакции на инсинуацию относительно Манькиной «бесстыжей морды», торопливо, взахлеб, продолжила:
– Она ить, Манька-то, дурит вас по-черному, а вы все ни в одном глазу! Ей-то что, ей лишь бы не работать! Третьего дня опять гулянку с мужиками в доме устроила… И ладно бы, с холостыми какими, так нет же, все норовит женатых с толкового пути сбить! Прямо как медом у ней в дому намазано… Я уж дочке своей наказала – смотри, говорю, за мужиком-то… Сплошные безобразия эта Манька творит, а вам и дела нет!
– Ну, с этим вопросом не ко мне, пожалуйста. Относительно безобразий вам, наверное, к участковому надо.
– Ну да, будет он с ней разбираться, как же… Он и сам у Маньки любимый гость… А вот вы зря, зря ей потакаете!
– Да чем же я ей потакаю?
– А зачем по всякому разу больничный выписываете? Думаете, она и впрямь такая больная, да? Давление, думаете, у нее, да? Гипертония? Да знаю я, как она себе это давление отчебучивает! Сделает по огороду двадцать кругов бегом, потом кофею три стакана жахнет, вот и давление! Я сегодня утром сама видела, как она вокруг огорода наяривала! А вы уж – и рады стараться!
– Ну, хорошо, хорошо, разберемся…
– Вот и пожалуйста, и разберитесь с ней раз и навсегда! На ней, на кобыле, пахать надо, а она только место рабочее занимает… Люди годами без работы сидят, а эта… Да вон, и Лариска из дома напротив тоже мои слова подтвердит… Сейчас я ее кликну…
Ага, только возмущенного женского собрания ей в конце рабочего дня не хватает! Надо быстрее в Манином дворе скрыться, от греха подальше…
Манина «бесстыжая морда», обвязанная по лбу скрученным в жгуток белым платочком, уже выглядывала из приоткрытой двери дома. В глазах – смесь испуга и настороженности, рука картинно прижата к темечку.
– Здравствуйте, Мария Николаевна. Ну, что у нас на сегодня? Рассказывайте… – проходя следом за ней в дом, не удержалась от усталой насмешливости.
– Так голову разломило, прямо искры в глазах… Давление наверняка подскочило… Никакого терпения уже нет!
– А зачем вокруг огорода бегали?
Манин взгляд нырнул сначала вверх, будто пытаясь спастись под жгутом белого платочка, потом вбок, и лишь потом, набрав силы и выпучившись праведным возмущением, ткнулся ей в лицо.
– Я?! Да вы что, Анн Иванна, вы кого слушаете! Они еще и не такого на меня наговорят! Да они только и мечтают, чтобы я сдохла побыстрее, вот была бы радость в жизни… Не люди, а прям злые собаки, ей богу…
– Чего ж она вас так не любят, а, Мария Николаевна?
– Так понятно, чего! Завидуют!
– Чему завидуют?
– А вроде как жизнь моя им поперек горла стоит. Да я и не скрываюсь – легко живу, лишние трудности себе не придумываю… В огороде не надрываюсь, вдовьим платком голову не обматываю. Ну, похоронила я своего мужика, так уж пять лет с тех пор прошло! Не люблю я тоскливой да серой жизни, Анн Иванна… Хоть убей меня, не люблю! Мне чутка повеселее жить охота… А им же надо, чтоб я, как они! А я не хочу. Вот и завидуют.
Ага, вот они, сермяжные отголоски ее безысходного настроения! Выходит, и Маня от той же проблемы страдает… Смешно, однако. Может, и ей какое веселье себе придумать? Смешно…
– Значит, ваше постоянное стремление посидеть на больничном – тоже элемент веселой жизни? Так я понимаю? – спросила, строго сведя губы, чтоб не улыбнуться.
– Ой, да что вы… Да вы померьте, померьте мне давление-то! У меня же самый что ни на есть криз!
Маня с готовностью задрала рукав халата, плюхнула перед ней на стол белую полную руку. Ухватившись за темечко, сморщилась, застонала вполне натурально. Вот и разбери ее, эту Маню… Давление-то и впрямь повышенное… Можно, конечно, посидеть рядом с ней с полчасика, подождать… Если давление родом из огорода, да еще кофейком подстегнутое, то за полчаса полноценного отдыха может и в норму прийти… А с другой стороны – связываться с Маней неохота. Ну, пусть ее! Что она ей тут, морали читать будет? Из-за трехдневного больничного? Пусть у Мани трехдневный праздник безделья-веселья будет, наперекор злым соседкам… Если женщина хоть таким образом умудряется жизни радоваться, пусть ее!
– Ладно, Мария Николаевна… Через три дня придете ко мне на прием, а там посмотрим. Лежите, отдыхайте.
– Ой, спасибо вам! Ой, то есть… Ну да, конечно, буду лежать… Вот сейчас прямо и залягу…