– Ты же знаешь, он…
– Скорее удавится, жмот.
Она бросает на дочь укоризненный взгляд, пропадающий втуне, девочка слишком расстроена, тем не менее в ней ещё теплится надежда.
– Но ты с ним говорила?
Ох, ну как ей объяснить…
И тут слышатся звонки в дверь, Его фирменные: два длинных, два коротких.
– Открой?
У малышки засветились глаза. Наивный птенчик…
Однако надо спешить. К Его приходу ужин должен быть готов. Иначе… Лучше не думать об этом. Блюдо сегодня удалось. Много мяса, как он любит, тушёные овощи… В последнее время Он стал чересчур разборчивым и капризным. Его часто подташнивает после еды, должно быть печень шалит, возраст сказывается и пить стал больше. Глотает какие-то таблетки, но похоже они мало помогают, его мучают боли в животе, а свою злость Он срывает на ней. Она пробовала готовить ему диетические блюда, но Он отталкивает их:
– Ешь эту бурду сама! Дай мне нормальную еду! Корова!
Корова. Это самое мягкое из её прозвищ. Так он называет всех женщин от двадцати пяти лет и старше. Да что там, в последнее время ей кажется, он и двадцатилетних стал считать перестарками. Седина в бороду, бес в ребро. И этот бес подталкивает его к девочкам. К… Анжеле.
Он думает, она ничего не замечает. Его масляного взгляда, плотоядно ощупывающего маленькие бугорки, задорно поднимающие тонкую ткань маечки, стройные ножки, аккуратную попочку, рассыпавшиеся по спине волосы, большие сияющие глаза, опушённые длинными чёрными ресницами, выразительность которых подчёркивают тонкие чёрные брови; маленькую ямочку на подбородке, пухлые нежные губки. Её дочь – красавица, которая сама пока не знает об этом. Нежный бутон, пока ещё едва раскрытый. Чистый и невинный, не тронутый тлением распада, как все эти подростки вокруг. А этот похотливый… козёл смеет пачкать её своими липкими взглядами, грязными желаниями!
Ух! Она со стуком поставила чайник на конфорку. Была бы её воля, она…
Да ничего она не сделает. Будет молчать и надеяться, что всё как-нибудь обойдётся. Слава Богу, малышка ни о чём не подозревает. Невинный ребёнок. Её маленький резвый котёночек. Нет худа без добра, отрезанная от растлевающего влияния интернета дочка, погрузилась в мир книг и совершенно не похожа на современных подростков, наглых, тупых и самоуверенных.
К тому же Анжеле повезло с подругой. Тома – девочка крепкая, решительная, из полноценной семьи, немножко грубоватая, однако добрая и честная, взяла Анжелу под своё крыло. Она защищает чистоту и невинность своего Ангела с рвением львицы, коршуном бросается на каждого, кто посмеет обидеть её делом и словом. Доходит до того, что она запрещает в присутствии Анжелы ругаться матом, что зачастую вызывает сопротивление и недоумение у многих ребят. К счастью у детей с пятого класса сложилась своя кампания, в которую входят и подростки не самого примерного поведения, однако и они приняли правила, установленные Томой в отношении её подопечной. Им нравится опекать её, это возвышает их в собственных глазах. Известно же, что многие негодяи не считают себя таковыми, и находят в своей душе светлые уголки. А уж эти ребята – обычные дети из не самых благополучных семей, да ведь в этой жизни благополучие такая редкость, у всех проблемы…
Зря она послала дочку открыть дверь Этому…
Не удержавшись, она выглядывает из кухни и видит, как та, убегая в свою комнату, оборачивается и шипит:
– Подавись!
Муж, конечно же поддатый, постукивая по руке шоколадкой, провожает её похотливым взглядом и хрипит в ответ:
– Какая ты злая стала, доча.
И повторяет тихо, но выразительно:
– Какая стала…
Она осторожно прикрывает дверь. Застывает, пытаясь успокоиться. Дрожащими руками поправляет волосы.
Он вваливается в кухню не переодевшись, не умывшись, и даже не помыв рук. Её это бесит. Он это знает. Ей прекрасно известно, что он делает это нарочно, но снова не выдерживает и тихим, нарочито спокойным голосом просит Его вымыть руки.
– Может мне ради тебя ещё и под душ встать? – ехидно интересуется он.
Она покрепче сжимает зубы. Душ он вообще никогда не принимает. По крайней мере последние пять лет точно. Ходит порой с приятелями в баню, иногда лежит в ванне. Раз в неделю. Анжела уверяет, что он родной брат Гингемы, боится воды. Если бы он так же мог растаять в ней!
Но, к сожалению, Он не тает. Сидит, развалившись за столом, потягивает вино из бутылки, а их у него целый бар в гостиной, и вдобавок курит!
Вот к чему она никак не может привыкнуть, так к запаху дыма в квартире. А Он дымит как паровоз. Нисколько не стесняясь и не спрашивая, нравится ли это ей, знает, что нет, и чихая на то, что ребёнку это вредно. Но сделать замечания она не осмелится. Это не обсуждается!
Как и многое другое. Возьми себя в руки. Не осложняй. Он и без твоих замечаний найдёт к чему придраться. Вот, началось:
– Плохо ты свою дочь воспитываешь. Грубит отцу.
О, только не это! Анжела выскакивает из-за матовой стеклянной двери:
– У меня завтра день рождения, а ты мне захудалую шоколадку суёшь!
– А что мне тебе совать? Ха-ха-ха!
Она со стуком ставит тарелку с едой перед мужем. Нервы, нервы…
– Думай, что ребёнку говоришь.
– Я не ребёнок! Мне уже пятнадцать исполняется!
Ему только это и надо – ощупывает взглядом точёную фигурку, облизывается:
– Пя—я—ат—на—адцать… Выросла доча. Взрослая совсем.
Ты, что, подонок, не видишь, что перед тобой совсем дитя? Маленькая худенькая девочка, прижимающая к груди тряпичную мышь?! Плеснуть бы кипятком в его наглые глаза! Но она всего лишь пытается его образумить:
– Взрослая, как же. Да ей двенадцати не дашь! В куклы вон играет!
– А во что мне играть?!
Ах, ребёнок, ребёнок, зачем ты усугубляешь?
– Ты ведь уже поела? Вот и иди, не мешай взрослым.
Она настойчиво подталкивает дочь к двери, но та упирается.
– Вы мне ни компа, ни даже дешёвенького планшетика не купили!
– Иди, кому сказала!
– Живу, как пещерный человек, у меня даже телефона…
Ей удаётся вытолкать дочь и захлопнуть дверь, но та стучит по стеклу с той стороны и докрикивает:
– Нет!!!
Он, довольный представлением, начинает есть, но почти сразу бросает вилку. Кривится, отталкивает тарелку, хватает бутылку.