Китеж-грайнд. Книга 1

«Надо быть проще», – любил повторять Амун…

…Даня по-прежнему сидел на стуле своей одинокой квартиры и переворачивал в руках книгу Трисмегиста. На языке ещё вертелись слова незнакомого языка, гортань была напряжена и перед глазами медленно таяли образы жёлтых стен с картинами. Он весь взмок от жаркого солнца из своего видения и в горле будто бы першило от гари.

Когда мир встал на своё привычное место, сердце у Дани забилось: нужно было срочно записать своё видение! Это определённо открытие! Новый взгляд на историю!

Он открыл трясущимися от возбуждения руками записную книжку и быстро набросал корявым почерком: «Живопись древних египтян, известная нам – это не вершина их творчества, это, если сравнивать, авангард двадцатого века. Но помимо «малевичей» у них был и ренессанс и классицизм. Но он до нас не дошёл. Мы имеем дело лишь с позднейшим, упадническим искусством». Эти пара строк разнеслись аж на две страницы крупным, еле понятным почерком.

Выдохнув, он лёг на кровать и закрыл глаза. Видение начало потихоньку стираться из памяти, и Даня был доволен, что успел всё записать. Записная книжка была хранилищем его опыта, она помогала ему запомнить увиденное, а также отличить жизнь от Другого Мира. Иногда ведь совершенно непонятно, что тебе приснилось, а что нет.

Сердце уже билось спокойно, выплеск адреналина остался в прошлом, и Даня не удержался от того, чтобы перечитать последние записи и освежить в памяти свои последние наработки.

«А дома меня вырубил Ибсен своим «Пер Гюнтом». Снилось, что мы с Олей набедокурили, и мне пришлось сваливать от полиции на глохнущем мотоцикле. Потом в какой-то коммуналке скрывался. Всё ждал, кто же меня быстрее найдёт – она или менты».

«Я вымотался… Последние силы на исходе. Я всё жду, что это скоро закончится, верю, что нужен последний рывок, и можно будет отдохнуть. Но за последним рывком всё начинается сначала. А силы-то были истрачены… И рывков этих уже не счесть, сколько было. Всё ложь. Ничего не кончится. Нужно было беречь силы».

«Проснулся, как обычно, убитый этими образами… В моих снах яркость и громкость – на полную катушку, не как в реале. Истории интереснее, люди безбашеннее, всё реальнее, чем в действительности. Здесь – школа, дом, город, всё в тумане каком-то…. Иногда мне кажется, что я что-то перепутал и моя настоящая жизнь – там, за закрытыми глазами…»

«Несколько месяцев одно и то же

нужно вырваться из западни, убить демонов, бежать… бежать…

я вырываюсь на свободу, еле живой, бегу к "своим"… а они меня ведут обратно, на то же место.... и опять всё заново…

....или…

…меня заперли в клетке… чугунные прутья, внутри огонь… нельзя дышать, видеть, слышать, нельзя вырваться… зубы трескаются и выпадают, кожа воет от ужаса…»

«Каждую ночь, засыпая, я попадаю в Ад.

Или домой

По крайней мере, в аду есть сильные эмоции, чувства, там я чувствую, что ещё жив.

И ради этого стоит провести ещё один бесцветный день

снятся кошмары, тягучие, бредовые, из которых невозможно вырваться всю ночь

снилась проститутка, которой вырывали ногти на руках

что моя машина – это орудие убийства, которым я обречён управлять вечно

а ещё обрывки фраз, которые ты повторяешь-повторяешь-повторяешь сквозь сон… уже хочешь остановиться, замолчать, а противные слова так и тянут тебя за язык».

«хочу ещё таких снов, этих вдохновляющих кошмарных историй… о смерти, мучениях, крови, сумасшествии… о чём угодно, лишь бы не о повседневности… Я искал не этого… Значит, мой поиск ещё не завершён…»

И такими записями испещрена была вся книжка, где-то аккуратными буквами, где-то едва понятными. И можно было читать её сколько угодно, всё равно не найдёшь там ничего радостного, ведь вся его жизнь была неизменной затяжной депрессией, без просветов и надежды. И уже достаточно давно никакие развлечения, никакая музыка и никакие девки не отвлекают его надолго от ощущения бессмысленности всего вокруг.

Даня бросил книжку на пол под кровать и закрыл глаза. Хотелось бы этой ночью увидеть сон, где он гоняет на стритрейсерской тачке, давя педаль в пол, слушая гул мотора, чувствуя всем телом удовольствие от скорости и свободы, вдыхая запах бензина и стёртых шин. Как бы выцепить это видение из инфосферы и отключиться до самого утра, упиваясь воспоминаниями из прошлой жизни…

9. «Дневник ведьмы»

Долго кипеть нельзя: либо надо погасить огонь, заставляющий тебя бурлить, либо ты просто весь выкипишь и испаришься, и ничего от тебя не останется. Нася начала понимать эту простую истину, когда кипятила воду в старенькой кастрюльке и забыла про неё, закопавшись с уборкой в своей комнате. Когда единственная кастрюля в квартире сгорела, а Нася молча смотрела на дымящуюся посудину, предвидя мамины крики и слёзы, ей вдруг явилось горькое осознание того, что от неё самой уже почти ничего не осталось. И если она не хочет сгореть, как эта кастрюля, надо погасить огонь, который кое-кто под ней разжигает. Но как это сделать, Нася понятия не имела…

Сгоревшая кухонная утварь не шла из головы уже третий день. Нася плелась домой после работы, мысленно искала на себе прогалины и гадала, сколько ещё воды в ней осталось. Возможно, совсем чуть-чуть. Возможно – нисколько. Бабушка, которой она сегодня весь день помогала, бредила несколько часов, принимая Насю за свою давно погибшую дочку, держала её за руки и со слезами на глазах умоляла не уходить. Как только удалось её успокоить, Нася вырвалась из душной, пропитанной трагедиями квартиры, несмотря на то что рабочий день ещё не закончился и нужно было помочь старушке с ужином. На душе от всех этих тягостных сцен остался неприятный осадок. И сейчас ей казалось, что кроме этого осадка в душе уже не осталось места ни для чего.

Вымотанной до нервов Блонди нужно было возвращаться домой с другого конца района: квартира одинокой бабушки находилась почти у оврага. Времени в запасе было полно, а вот сил идти через центр и встречаться с людьми не было вовсе. Нася раньше даже представить себе не могла, что у неё не будет душевных сил на улыбку и милые разговоры. Сейчас же ей хотелось просто выпасть из общественной жизни, чтобы никто не трогал.

Ещё больше ей хотелось, чтобы всё закончилось, неважно как, неважно с каким результатом, просто чтобы голос в её снах и видениях, замолчал, и никто не тянул её за жилы, как марионетку. В бессильной злобе, когда никому не можешь рассказать о своей проблеме, когда тебе никто не верит, когда ты неспособна на удар, а враг этим пользуется, остаётся только стискивать зубы и терпеть, ждать, когда всё закончится.

Нася пошла домой по самой кромке города. Она шла по дороге, справа от которой тянулась вереница старых ржавых гаражей с остатками потрескавшейся краски на воротах. Сразу за этими гаражами раскинулся овраг. В этой части города гаражи остались целыми, и никому даже в голову не приходило их использовать. За оврагом тянулась мусорка, а за ней неизведанные земли. Любая попытка как-либо использовать это место могла выйти боком: чересчур много пропавших без вести. И ещё больше слухов и городских легенд окутывали это место.

В детстве выход на эту дорогу считался самым страшным приключением. Во-первых, именно здесь пропал Насин одноклассник и ещё две старшие девочки из школы – сёстры Алина и Маша, во-вторых, вылазки к этой дороге были подогреты самими искателями острых ощущений с помощью страшных историй о призраках, монстрах и отшельниках-людоедах. Ну, и наконец, дома после всех этих приключений детей ждала отменная порция ремня.

Сейчас же не было даже страха. Просто дорога вдалеке от людей. И от повседневных проблем. Насе даже подумалось, что сюда можно приходить почаще.

Слева от дороги виднелись скелеты искорёженных автомобилей всех мастей от Феррари до асфальтоукладчиков, старая бытовая техника и груды серого ломаного бетона и красных кирпичей. Под ногами хрустели стёкла, шуршали рваные целлофановые пакеты, и крупные камушки массировали ступни через истертые подошвы ботинок. Нася шла, стараясь цепляться за реальный мир: акцентировать внимание на предметах, фактуре, цвете, запахе, деталях, чтобы как можно реже возвращаться мыслями к наболевшей теме. Мозоль на этой теме уже не только успела натереться, но и лопнуть и начать натираться второй раз, только уже по свежему мясу.

Стёклышки под ногами уже не сверкали бриллиантами, как днём, а лежали тусклой, мутной галькой, обкатанной временем и ветром. Воздух пах тяжёлой дорожной пылью. На пёстрых от ржавчины гаражах ещё можно было различить надписи и рисунки, сделанные более сорока лет назад какими-то подростками. Возможно, во многих гаражах ещё стоят автомобили. Может быть, даже заправленные бензином… Насе вспомнилось, как в детстве они считали, что в одном из гаражей живут отшельники-людоеды, но сейчас эта мысль казалась даже немного смешной.

Нася подошла к одному из гаражей вплотную и дотронулась до шершавой двери. В нос ударил железный запах ржавчины, а на кончиках пальцев остались тёмно-оранжевые крошки. Нася отстранилась от ворот, несколько раз отряхнула руки друг о дружку, и звук хлопающих ладошек разлетелся в стороны.

Она уже опустила руки и сделала пару шагов к дороге, когда поняла, что звук не исчез. Нася оглянулась и осмотрела руки. Звук не растворился эхом в воздухе. Он будто бы обрёл самостоятельность и продолжался без её ведома, как будто нарастая. И непонятно было, откуда он идёт. Нася нахмурила лоб.

Фших-фших

Она затаила дыхание, оглядываясь по сторонам и ожидая, когда же это необычное эхо закончится. Но звук не прекращался. Даже более того – он приближался к ней!

Фших-фших, фших-фших

Она не могла понять, реален ли звук, и не попала ли она в демку. С одной стороны, было очевидно, что ей это кажется, потому что логичного объяснения застрявшему в воздухе звуку просто не было. С другой стороны, не могла же она так позорно потерять разум и провалиться в Другой Мир на краю оврага! Звук был чересчур реальным и абсолютно нереальным одновременно. В момент все детские страшилки показались правдой: и отшельники, пожирающие людей, и упыри, шастающие из демки через портал в гараже…

Сердце у Наси ёкнуло, руки похолодели.

Не надо было сюда ходить

Только бы не пропасть без вести

Надеюсь, я ещё не в демке

Настя пыталась вернуться в реальность и успокоиться. Но звук не прекращался.

Фших-фших, фших-фших, фших-фших

Ей представился тощий людоед с зеленоватой кожей и дикими глазами, потирающий руки и с улыбкой идущий к ней. Даже послышались его шаги. Слух и зрение в момент стали острее, Нася затаила дыхание… Хлопки становились всё громче, и шуршащий звук тёршихся друг о друга ладоней приближался.

Ноги стали ватными, холодные кончики пальцев покалывало, в глазах потемнело. Нася стояла как вкопанная у ворот гаража и слушала, как к ней надвигается, летит из оврага опасность.

Фших-фших, фших-фших