Но Маргарет уже не слушала. Она увидела мальчика, который сидел на руках её отца и крепко держал его за шею, и в её больших зелёных глазах вспыхнуло любопытство.
– А кто этот мальчик? – спросила Маргарет.
– Это тоже твой братик, – мягко улыбнулся Генрих. – Его зовут Берхард. Ему уже исполнился годик.
– А он бегать умеет?
– Умеет. Только не так быстро, как ты.
Генрих присел на корточки и поставил Берхарда на пол. Мальчик с не меньшим интересом рассматривал стоявшую рядом рыжеволосую девочку с большими глазами, похожую на куклу в ярком платье и с шёлковой лентой на голове.
– Хорошо, что умеет бегать, – сказала Маргарет. – А то Густав только лежит, да спит. С ним не интересно.
– Густав ещё очень маленький. Через год он подрастёт и будет бегать вместе с вами.
Маргарет протянула Берхарду руку и предложила:
– Пойдём, я покажу тебе мои игрушки. А потом мы с тобой будем бегать. Мне нравится, когда меня догоняют.
Берхард взял девочку за руку и безропотно пошёл за ней. Генрих остался доволен тем, что его дети так быстро подружились.
– Густав успокоился? – после поинтересовался он у супруги.
– Он заснул, – бесцветно ответила та, продолжая тихонько покачивать младенца.
– Это хорошо. Значит, боль прошла у него. Нам пора идти, Патриция, гости ждут.
– Ты пока иди, а я уложу Густава и последую за тобой.
– Ладно. Только не задерживайся.
Генрих с хорошим настроением покинул детскую комнату. Как только за ним закрылась дверь, Патриция перестала сдерживать слёзы, и они потекли по её щекам, выливая наружу всю душевную боль.
– Я не выдержу такой жизни, мама, – тихо пожаловалась несчастная женщина подошедшей к ней матери. – Не выдержу этой постоянной пытки, этого унижения. Мой муж не хочет и не пытается понять, какие страдания причиняет мне своей прихотью. И зачем я пред всеми признала этого волчонка! Зачем не прокричала о муках своих и не попросила помощи у рыцарей?! Возможно, у кого-нибудь дрогнуло бы сердце от жалости ко мне.
– Это случилось сейчас перед гостями? – спросила графиня Бренденбруг.
– Да. Генрих представил рыцарям своего старшего сына и сказал, что я согласна стать ему матерью, и что отныне его все должны считать моим родным сыном. А я его слова подтвердила. Но как же я теперь в том раскаиваюсь!
– Не раскаивайся. Зато теперь ты прославишься, как самая великодушная и милосердная женщина в королевстве. Это привлечёт на твою сторону больше благочестивых людей, которые однажды найдут способ заступиться за тебя, отомстить за твои муки.
Патриция бросила взгляд в тот угол, где Маргарет увлечённо показывала Берхарду свои игрушки. Эта картина вызвала у молодой женщины чувство неприязни.
– Как только представлю, что мои дети начнут играть с этим волчонком, найдут в нём весёлого друга, так мне становится плохо, – вновь призналась Патриция. – Как же я его ненавижу!
Нервно передёрнув плечами, она отвернулась от играющих детей и направилась к колыбельке, чтобы уложить Густава. Магда о чём-то раздумывала, но не долго, а после нагнала дочь и прошептала ей:
– Ты права, Патриция, нельзя позволить детям подружиться с их новоявленным братцем. Нужно воспитать в них отвращение к нему. Нужно, чтоб в этом замке не он нам, а мы ему превратили жизнь в ад.
Патриции так понравилась идея матери, что она даже улыбнулась, ясно представив себе, с каким удовольствием она отыграется на волчонке за все свои обиды, за всё унижение. Берхард своим счастьем заплатит за грехи и его отца, и его матери.
Хельга очень удивилась, увидав вошедшего в её хижину Ахима Штаузенга. Глубокая складка меж его бровями и резкие движения указывали на то, что он был чем-то обеспокоен. Хельга тоже встревожилась.
– Здравствуй, Ахим, – поприветствовала она гостя. – Какие заботы тебя привели ко мне?
Ахим подошёл к Хельге совсем близко, заглянул в её чёрные глаза и резко спросил:
– Зачем ты распространила весть, что Берхард твой родной внук?
– Я?! – изумилась Хельга. – Но я никому ничего подобного не говорила!
– Почему же тогда весь Крафтбург только и шумит об этом?
– Ты уверен?
– Да где б я не появился, меня тут же непременно кто-нибудь спросит: «А правда ли?» Соседи стали с подозрением коситься на меня.
– А что ты всем отвечаешь?
– Конечно, что эти слухи лживы! Я не желаю зла моей Эльзе даже после её смерти. Не понимаю, зачем ты вдруг распустила свой язык?
– Но поверь, я не причастна к этой болтовне, – оправдывалась Хельга. – Я тоже не хочу вредить ни тебе, ни Берхарду.
– Тогда откуда город узнал о тайне, которая двадцать лет оставалась от всех закрытой, и которую знаем только ты и я? Даже Эльза имени своей настоящей матери не ведала!
Хельга опустила глаза, спрятав боль, что нанесли её сердцу последние слова Ахима. Да, тогда она сама взяла с Ахима слово, что он никогда и никому не откроет имени настоящей матери Эльзы. Никому, даже самой Эльзе.
Хельге было трудно решиться на такое. Она любила свою дочь и не хотела от неё отказываться. Однако она понимала, что её чёрная репутация повредит жизни Эльзы, сделает её изгоем общества, лишённой дома, семьи, человеческого счастья. Тогда Хельга посоветовалась с Ахимом, и они решили поступить так. Ахим Штаузенг часто ездил в разные города за материалом и товаром для отцовской лавки, и ему не трудно было признаться родителям и распространить по городу слух, что в другом городе у него якобы появилась любимая девушка, и что их отношения уже зашли очень далеко, она ждёт ребёнка. Ахим сообщил, что обязательно женится на ней, и как только ребёнок появится на свет, привезёт супругу в свою семью. Потом Ахим на полгода уехал из Регенплатца, а вернулся в чёрных одеяниях и с младенцем на руках. Он сказал всем, что его молодая жена умерла при родах, подарив ему дочь, которую он отныне будет растить и воспитывать.
Вся эта история казалась странной. Жены Ахима никто никогда не видел, не знал, её родные никогда не приезжали в Крафтбург. Но семья Штаузенг была уважаема в городе, а Ахим имел репутацию честного и добропорядочного человека, и потому ему поверили. К тому же его родители с радостью признали в малютке-девочке родную внучку, а сестра Ахима стала её крёстной матерью. Так Эльза поселилась в семье отца, жила там в любви и заботе, и считала своей мамой выдуманную женщину, которая якобы умерла, подарив ей жизнь. Хельга очень страдала, наблюдая за дочерью со стороны, но мысль, что Эльза весела и счастлива, успокаивала её истерзанную душу.
– Кому ты рассказала? – громко повторил Ахим свой вопрос, вернув Хельгу из воспоминаний в реальность.
Не хотела Хельга признаваться, зная, как Ахим будет разгневан, но деваться некуда.
– Я рассказала только двум женщинам, – несмело ответила она, не поднимая глаз.
– Только двум?! – вспыхнул Ахим. – Да этого достаточно, чтоб о тайне узнал весь мир! Кто они?
– Патриция и графиня Бренденбруг.
Услыхав эти имена, Ахим так и остолбенел от неожиданности.
– Ты с ума сошла! – придя в себя, воскликнул он. – Хельга, ты сошла с ума! Разве ты не знаешь их отношение к Берхарду?..
– Знаю, – поспешила ответить Хельга. – Знаю. Потому и сказала им правду.
– Но зачем?