– Сегодня третий приходил, – отчитался Юрий. Может, они с начальником и недолюбливали друг друга, но сейчас были на одной стороне. Ситуация с неизвестным заболеванием, о котором доктор сразу же доложил Сальцеву, начальство явно тревожила.
– Те же симптомы. Окостенение мышц, замедление мозговой активности. Наша лаборатория не справляется, нужно в центр анализы отправлять. Подозреваю вирус, но воздушно-капельным он, вероятно, не передается. Иначе весь жилой модуль с этими шахтерами давно был бы заражен.
Оба помолчали, потому что знали – для их общего дела вмешательство центра было совсем не нужно.
– Закрыть бы этих троих в карантин, но тогда без вопросов центра не обойтись. Кто-нибудь да доложит.
– Нельзя в карантин. Месяц протянем? – с надеждой спросил Сальцев.
– Шанс есть, – задумчиво протянул доктор. – Из двенадцати горняков трое заражены. Подозреваю, что работали они в одном забое. Если хотим протянуть месяц, ту штольню стоит закрыть.
– Это седьмая, – мрачно произнес Сальцев. – Та самая. Именно ее закрыть мы не можем.
– Что ж, тогда предлагаю притвориться больным и в ближайший месяц столовую, комнаты отдыха и общую душевую не посещать. Прививки от всех известных человечеству вирусов все мы получили, когда отправлялись на Элайю. Значит, это вирус неизвестный. Если, вообще, вирус. Или, как вариант, можно объявить об эвакуации базы. Мол, есть прогнозы вулканической активности в нашем районе. А пока проверят, нас здесь уже не будет.
– Нам нужен этот месяц, – стиснув зубы, сказал начальник шахты. – Не знаю, как ты, но мне деньги не помешают.
– Рискуем, – вздохнул доктор. – Не хотел бы однажды проснуться с окаменевшим телом. Мне кажется, что не все симптомы успели проявиться.
– И тем не менее ты спокоен, – подозрительно сощурился Сальцев.
– Полагаться на мнение медицинского сканера последнее дело, но робот считает, что это генетическое заболевание, а не инфекция.
– Хорошо бы так и было на самом деле.
– Робот ошибается, – хладнокровно заявил доктор, – но я согласен с ним, что контагиозность данного заболевания минимальна. Если бы возбудитель передавался через выделения или предметы обихода, мы смогли бы это отследить в нашей лаборатории. В этих штольнях все, что угодно может быть – от грибка до паразитов. Один укус – и готово.
– Ребята работают в скафандрах, – хмуро прокомментировал Сальцев. – К тому же они не сами ведь породу долбят, а управляют ботами.
– А вы, господин начальник, давно в ту штольню спускались?
– Что мне там делать? – фыркнул Сальцев. – Убейконь нашим делом занимается.
Еще одно нежное позывное-прозвище, придуманное горняками, для товарища. Между прочим, этот Убейконь был самым маленьким, щуплым и каким-то недокормленным из всех горняков. Доктор до сих пор удивлялся, как он прошел медкомиссию.
– Вот и хорошо, что не спускаетесь, – кивнул он своим мыслям. – И впредь не спускайтесь. А еще лучше носите маску – на всякий случай. Скажите всем, что простыли.
– Трогательно, конечно, как ты пытаешься изобразить заботу, Плаксивый, но лучше не старайся. Сам-то ты этих шахтеров без маски принимал.
– У меня мировая вакцина, забыли? Мне очень трудно чем-то заразиться.
Андрей был настолько оригинальным, что однажды предложил Юрию поучаствовать в добровольном испытании мировой вакцины – одна прививка от всех болезней. Приходил в себя Юрий едва ли не полгода, но пока оно того стоило. До того как попасть на Элайю, доктор работал в таких злачных местах, что медперсонал там надолго не задерживался.
– Если я заболею, ты умрешь первым, – мрачно заявил Сальцев. – Вообще-то у нас наметилась проблема посерьезнее.
Юрию тоже захотелось в ответ чем-нибудь пригрозить, но эмоции в его деле всегда были лишними. Поэтому он просто улыбнулся краешком губ, изобразив внимательность. Если их вычислили, то доктор придет за кожей Сальцева этой же ночью.
– Только что получил сообщение из центра. Требуют, чтобы мы передали часть медицинских препаратов, которые лежат у нас на хранении, наблюдателю с транспортера. Какое-то у них там секретное ЧП случилось, а нужных медикаментов не оказалось. Очень сомнительно, конечно, ведь транспортеры дальнего следования обычно оснащены всем, но приказ есть приказ.
– Будут гости? – поднял бровь доктор.
– Гостья, – уточнил начальник. – Наша задача, чтобы эта дура ничего не заподозрила.
– Но ведь отдать ей медикаменты мы тоже не можем, верно?
– Да, – кивнул Сальцев, – но предоставь разбираться с этим мне. У наблюдателя всего трое суток, чтобы нас проведать, потом транспортер пройдет мимо Элайи. Этим и воспользуемся.
– Будем тянуть время?
– Либо дадим ей пустышку в той обертке, что она просит. А пока суть да дело, рудник уже закроют. Не забывай про время. Оно на нашей стороне.
Сальцев хоть и был неприятным типом, но говорил дельно. Доктор кивнул ему, признавая, что план хороший.
– Проблем не будет, – уверенно заявил начальник. – Я нашим уже всем сообщил. Оказалось, что Иванов эту деваху знает. Она из военных, но всю войну просидела в штабе на Маркаряне. Говорит, что рохля и тихоня. Так что, не ссы, Плаксивый, через месяц мы станем миллионерами.
Доктор постарался сохранить нейтральное выражение лица и даже улыбнуться Сальцеву, но, когда комм отключился, не выдержал и сплюнул в мусорное ведро, сдерживая рвотный позыв. Несмотря на свою прекрасную кожу, начальник всегда вызывал у него отвращение. А вот новости он сообщил интересные. Доктор не видел женщин уже больше года. И совсем забыл, какая у них бывает кожа.
Откинувшись на спинку кресла, он закинул ноги на стул и, бездумно уставившись на серый пейзаж за окном, принялся вспоминать женщин, которые встречались на его пути. Для большинства из них эти встречи приятными не были, но доктор помнил каждую. Мысли о женской коже постепенно вернули ему благодушие, отодвинув на задний план тревогу, вызванную последними ссорами с Андреем. Они редко ругались, но в связи с этой непонятной болезнью Андрей был сам не свой. Постоянно требовал, чтобы они убрались с этой планеты как можно скорее.
Едва ли не впервые доктор осмелился ему возразить – он собирался оставаться на «Сковороде» до самого закрытия. Они побывали в таких страшных местах, что Юрий не понимал, чего Андрей так испугался. Но сомнений не было. Его тайный брат не просто боялся, он был в панике, и причина этой паники скрывалась в штольне, где работали зараженные шахтеры.
Глава 4
– Генератор накрылся! – кричал Сальцев, лично заявившись в жилой отсек с технарями, где спал Клим.
– А буровая? – спросонья спросил Иванов, еще не до конца освободившись от кошмара – ему, как всегда, снился обвал. И вот, кажется, сон в руку.
– Бурилки, дробильни, транспорт, воодотливные установки, отсадочные машины, вентиляция – все накрылось, – подробно перечислил начальник станции, чья мощная фигура заняла весь спальный модуль, рассчитанный на двоих. А Клим еще считал, что у него просторно.
– Седьмой забой встал, мы освободили одну вертикальную выработку для проветривания, но надолго его не хватит. Надо чинить и срочно, иначе всю забойную зону через сутки к чертям затопит. Ледяные пласты слишком близко от жилы идут, а так как кондиционеры отключились, температура в «Сковородке» поднимается быстро. Я уже с Гробовым переговорил. На генераторе, вероятно, щетки стерлись. Так что бери новые и дуй в седьмой забой. Чтобы к обеду генератор работал, иначе на четвертую смену поставлю.
«Вообще-то, я сюда пилотом устраивался», – пробурчал про себя Иванов, с трудом принимая вертикальное положение. С зеркальной поверхности боковой панели на него взглянуло хмурое небритое лицо молодого, но изрядного потрепанного жизнью мужчины. Три смены подряд еще никого не красили. И только светлые глаза блестели, но это из-за ресниц. Клим не знал, зачем родители одарили его такими ресницами – черными и густыми, но из-за них у него часто случались неприятности. В основном потому, что они всегда нравились женщинам.
Если бы Иванов уперся, никакие угрозы Сальцева не заставили бы его подняться в такую рань. Все понимали, что «Сковорода» дорабатывала последние недели, после чего компания даст всем пинка под зад. Шахту СКВРД-10 ждала та же судьба, что и другие человеческие проекты на Элайе – забвение. Если последнюю зарплату не задержат, и то хорошо будет. У большинства горняков уже имелся запасной план – специалистов в этом секторе галактики не хватало, а на астероидах добывали всякое. Понятно, что ресурсодобывающие астероидные станции были в сто раз хуже оснащены, чем «Сковорода», но горняцкое дело никогда легким не было.
Насколько знал Клим, только у него, доктора, да, пожалуй, самого Сальцева отступных пока не имелось. Доктор Плаксивый фигурой был мутной и закрытой со всех сторон, если где и пряталось местечко, которое его приютит после Элайи, то Юрий Борисович о том помалкивал. Сальцев не скрывал, что «Сковорода» – дело его жизни и последний рудник. Зарплата начальства была не в пример их рядовой, потому все считали, что Алексей Матвеевич уйдет на раннюю пенсию. Деньжат он должен был скопить достаточно, чтобы и на Марсе осесть, или даже на саму Землю вернуться.
А вот Клим Иванов погряз во лжи. Бодрился и хвастался несуществующими контрактами, а сам по ночам не мог заснуть от мысли, что придется возвращаться в центр – и страшила его даже не Земля. Ему бы снова куда подальше от мира, но таких мест становилось все меньше, ведь ветеранам Маркаряна пройти медкомиссию сложно. Он и эту-то прошел только благодаря Плаксивому, у которого оказались нужные связи.
Генератор отключился в седьмом забое еще ночью, но Клим спустился в рудник только через час. Бывали на Элайи такие дни, когда казалось, что планета сговорилась творить людям исключительно зло. А после того как главный инженер слег с каким-то воспалением, и задача по ремонту легла на плечи его помощника, второго техника и пилота по совместительству Клима Иванова, оборудование стало сбоить так, что впору было поверить в существование духов, которых-таки пробудили шахтерские буровые боты.
После обвала породы две недели назад из шести установок в рабочем состоянии остались три, начальник станции Сальцев срывался на хрип, требуя от Клима невозможного, но правда была в том, что Клим был один, а поломалось вдруг все.
Впрочем, работе он был даже рад, потому что новости о прибытии на планету наблюдательницы со «Старца» вышибли из него дух. Иванов согласился бы провести ночь без шлема на Элайи, рискуя нарваться на аммиачный пузырь из шахты, чем встретиться с Искрой Капитоновой, с которой он нехорошо попрощался в далеком прошлом и которая осталась занозой в его сердце. Нет, сердце его не разбилось, но кровоточило и саднило регулярно.
По инструкциям в шахту полагалось надевать скафандр – на случай поломки генератора. Оборудование на «Сковороду» первоначально доставили не лучшего качества, предполагая заменить его в будущем, когда пойдет прибыль, но вулканическая и тектоническая активность планеты Элайи поставила крест на всех благородных начинаниях инвесторов. Поэтому и в лучшие дни воздух в шахту накачивался годный, но отдающий старьем – как и все вентиляционное оборудование. Иванов лично всегда надевал шлем, предпочитая тратить кислородный запас скафандра. Однако представив, сколько идти пешком по седьмому забою до генераторной в условиях не работающего подъемника и транспорта, Клим, не раздумывая, влез в экзоскелет – напрягать собственные ноги не хотелось. Сделавшись выше сразу на две головы, он почувствовал себя увереннее, хотя привод левого колена заметно притормаживал. Похоже, что в «Сковороде» сломалось абсолютно все – и даже люди.
Пещеры легко впускают, трудно выпускают. Так любил говорить Кулак, шахтер первого разряда, работающий в этом забое. Иванов хотел поговорить с ним перед спуском, поспрашивать что там да как, но горняка на месте не оказалось. Позавидовав тому, кому не спится после смены, Клим отправился в забой сам, хотя давно честно признался себе, что предпочитал компанию. Он служил пехотинцем на Маркаряне, многое испытал и повидал, однако в пещерах в нем всегда просыпался первобытный страх, в котором Иванов, конечно, никому бы не признался.