Охота на крокодила

– Понятно. Значит, семь самураев, – пересчитал я ганинских дедов, – и с ними Ганин-сенсей в качестве гида-переводчика – как с русского на японский, так и самурайских пенсионных накоплений.

– Не семь, а восемь.

Обсуждать денежную сторону вопроса Ганин по-прежнему не желал.

– Я только семерых вижу.

– Есть еще один. Като его фамилия. Его нет здесь. Так что, ты его, Такуя, посчитать никак не мог.

– Като?

– Не слыхал?

– У нас, Ганин, Като на каждом татами по сто.

– Да я не о том…

– А о чем? Ты что, в Японии первый день, что ли? Не знаешь, что для нас Като, Сато и Ямада – что для вас Иванов, Петров и Сидоров? Без имени я тебе столько известных мне Като назову!

– Я в курсе, Такуя. Просто тут, в Отару, этот Като – персонаж известный. Контора у него таможенная. Он воротила в области растаможки.

– Ёсиро?

– Не знаю. Может быть… Он у меня русский не учит. Ни к чему ему это. Мои дедули говорят, что он и без занятий все прекрасно помнит. Да и дом у него тут, а не в Саппоро.

– А чего же он сюда с вами чаи гонять не пришел?

– Побрезговал, как я понимаю. Мы ему, Такуя, не ровня. Он прямо на «Анну Ахматову» приедет, к отплытию.

– Ясно. Значит, тебе в этом Ванино придется между двух огней вертеться?

– Не думаю. Старики говорят, с ним два помощника едут. Когда я в консульство бумаги групповые на визу возил, там в списках кроме Като еще какие-то Мацуи и Сато значились. Первый семьдесят шестого года, а второй – семьдесят седьмого.

– То есть в деды никак ребята не годятся.

– То-то и оно. Записаны как ассистенты этого Като. Может, они и переводить ему будут.

– А может, и нет, Ганин. Таким людям ассистенты для других дел требуются. Я про этого Като слышал много раз. Он у ребят из рыбного отдела постоянно на языке. Вашим крабом занимается, ежом, гребешком… Судя по всему, жук тот еще.

– А чего же вы его не того?..

– Не пойман – не вор, Ганин. Слышал такой афоризм?

– Слышал… Ладно, вернусь вот – расскажу тебе и про Ванино, и про Като, если он тебя к этому времени интересовать не перестанет.

– Договорились.

– А чего это мы все про меня да про моих ветеранов! – возмутился вдруг прожорливый сенсей, посыпая плошку вареного риса толстым слоем цветной смеси из сушеных водорослей и сублимированных яичных желтков. – Ты сам-то чего здесь, Такуя, в такую рань делаешь? Тебя что, Дзюнко теперь по субботам завтраком не кормит? И из дома ни свет ни заря выгоняет?

– Кормит, успокойся. И не выгоняет.

– Да я и не волнуюсь. Аппетит у меня хороший. Видишь, сколько японской пищи набрал?

– Ну, тогда чего я тебе буду твой аппетит портить? Кушай на здоровье нашу японскую пищу!

– Я же не отстану, Такуя, ты же знаешь! А аппетит мне испортить трудно, ты и это тоже знаешь.

– Ну, если ты такой смелый…

Я кивнул на море за окном.

– Утопленничка тут сегодня выловили.

– Русского, что ли?

Аппетит у сенсея от моего сообщения действительно никуда не делся.

– Скорее всего, да.

– И утонул он, как я догадываюсь, не по собственной комсомольской инициативе?

– Шесть ножевых ранений – два на шее, четыре на спине. Судя по виду, морячок, из твоих соотечественников.

– А тебе, значит, как всегда, больше всех нужно?

– Вроде того. Я же, Ганин, майор!

– Ты не майор, Такуя, ты тятя!

– Какой тятя?

– Который «наши сети притащили мертвеца»!

– Да не было там, Ганин, никаких сетей…

– Это я так, к слову. Понимаешь, Такуя…

Договорить Ганину не дал банальный звонок моего мобильника. Сенсей тактично умолк и принялся вбивать палочками в сырое яйцо, желтевшее в малюсенькой мисочке, соевый соус, чтобы этой смесью сдобрить очередную плошку вареного риса.

– Минамото-сан! – заговорила моя трубка голосом Ивахары. – Мы обнаружили…

– Судно обнаружили?

– И судно, и то, что пропал член экипажа.

– Русский?

– Так точно! Судно пассажирское, то, которое я вам показывал.