– Как и не пили ничего… – пробормотал Вик.
Он забрал у Петра флягу и сделал глубокий глоток. Лицо у него тут же перекосило, как от инсульта.
– Ох, и дерьмище! – процедил Вик и машинально вытер губы всё той же кровавой тряпкой, мазнув тёмным по бороде. Через секунду он опомнился и смачно сплюнул на пол фургона. – Неудивительно, что ты полуживой ходишь! Это ж ракетное топливо, блядь!
– Извини, двенадцатилетнего ви?ски нет.
Вик хмыкнул и резко, как если бы они выезжали на срочный вызов, воткнул передачу. Монотонный женский голос предложил активировать автопилот, и Вик раздражённо ударил по экрану на приборке ладонью – как будто дал пощёчину обнаглевшей зазнобе.
– Может, лучше и правда она сама… – начал Пётр.
– Не еби мозг, – сказал Вик.
Они тронулись, и фургон затрясло на рытвинах. Пётр прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Каждый удар сердца отдавался в висках.
2
Они выбрались из окраин и заехали внутрь четвёртого кольца, не говоря ни слова.
– Сходил бы ты к врачу, – сказал Вик, когда на улицах стали появляться первые огни.
Он вёл, вцепившись обеими руками в руль, хотя обычно вращал баранку двумя пальцами.
– А чего врачи? Смысл? Больше спать, меньше пить. Меньше этого, мать его, стресса.
Пётр усмехнулся. Вик кивнул.
– Меньше пить – нормальный ваще совет.
– Уж извини. Сам-то вчера…
Пётр схватил с приборной панели пачку. Дрожь в руках унялась, но закурить он не решался.
– Не кури, – сказал Вик.
Пётр молча спрятал пачку в куртку, чтобы та не маячила перед глазами.
– Дай лучше глотнуть малость!
– Нет уж! Хрен тебе! Веди давай!
– Да и хер с тобой! Обойдусь без ракетного топлива!
– Обычная китайская водка.
Пётр посмотрел в окно. Все дома на улице были чёрные, электричество по расписанию давно отключили, но хотя бы работало освещение дорог. Редкие фонарные столбы почему-то напоминали сигнальные вышки – реле для передачи световых сигналов в темноту. Фары фургона выхватывали из сумрака узкие островки обледенелого тротуара и голые бетонные стены с вычурно нарисованными иероглифами.
– Тяжёлый год просто, – сказал Пётр. – Тяжёлая осень.
– И не говори, бля! Для сентября па?дали многовато. Скорей бы уж тот сортир убрали на хер из патруля!
– А чего, собираются?
– Давно! Там уже не город ни хуя, а…
– Мёртвый город.
– Мёртвый, да! А мёртвое есть мёртвое.
Они въехали в тёмный квартал. Вик сбросил скорость, недовольно всматриваясь в выщербленное полотно дороги. Пётр вытащил из кармана чёрную метку – страшно хотелось курить, нужно было хоть чем-то занять руки.
– Отдашь мне пото?м, – зевнул Вик. – Я же их сдаю.
– А чего там? Образец крови или чего?
– Ты уже спрашивал. Не знаю. Образец крови там или чё.
– Странная штука.
– Странная. А ничё больше тебе странным… – Вик кашлянул, поперхнувшись словами.
– Раньше жетонов этих не было, насколько я помню.
– Да как раньше… – Лоб у Вика собрался складками. – Я когда ток в эска? пришёл, их уже вводили. Проще с ними. Как-то там херня эта хитро называется… Заключение о смерти, вот! Зос. Хотя… Чёрная метка, она, блядь, и есть чёрная метка.
– Ясно.
– Тут много ерунды всякой, ещё привыкнешь. Я за пять лет научился не замечать.
– Ерунды? Вроде этой твоей палки?
Вик поёжился и промолчал. В конце проспекта показались огни. Вик выключил дальний, и фургон тут же подпрыгнул на скрывшейся в темноте ямке – так, что Пётр чуть не ударился головой о стекло.
– Бля, извини!
– И как эта колымага ещё ездит!
Они выехали на соседнюю улицу и затормозили на светофоре – первом работающем из всех, которые попадались им по пути. Третье кольцо было уже близко.
Через дорогу, недоверчиво озираясь на остановившийся фургон, пролетели два подроста – оба в бесформенных дутых куртках раздражающе ярких цветов.
– И чё эти блядушата тут в такое время лазят? – проворчал Вик. – Надо бы отловить их да документики проверить! Не хошь размяться, кстати?
Он подмигнул Петру. Пётр не ответил.
– Ладно, ладно, ты ж больной у нас! Отдыхай! Мы свою норму на сегодня уже выполнили и перевыполнили на хер!
Вик ткнул большим пальцем в переборку кабины, за которой лежали три пластиковых мешка.