Виктория

– Да, – перебила ее Вика.

– Последний день?

– Да.

– Мне жаль. Снова расставание.

– Эх… лучше и не вспоминать.

– Прости.

– Ничего.

Прошедший год был насыщен на события.

Виктория получила приглашение от главного тренера сборной России по баскетболу среди девушек возрасте в 15-17 лет и благоразумно отказалась от него, хоть и предложение было более чем заманчивое, особенного для игрока, который живет и дышит игрой, чувствуя биение и ритм жизни. Во-первых, тренироваться надо было в Москве, а это сулило не только расставание с родными, с семьей, но и с Домовым. Этого она никак не могла допустить, пускай даже сам Господь будет просить ее уехать из родного города в шумный многомиллионный муравейник. Во-вторых, оставалось лишь два класса и прямая дорога в Институт. Хоть Виктория и любила игру, но все равно учебу ставила выше баскетбола по ступени значимости в ее виртуальном списке, который хранился в ее голове. В-третьих, она не хотела покидать свою школьную сборную, где была непростым игроком, а капитаном. А что еще нужно для счастья игроку, который ведет команду за собой? Ничего!

После приглашения последовал неприятный момент, несчастный случай. Тут стоит оговориться, что якобы несчастный случай лишь формальность для отвода глаз, чтобы никто лишний раз не переживал и не беспокоился. Это случилось, когда Виктория шла поздно вечером с тренировки домой, как вдруг ей встретилась по пути знакомая особа. Это была Полина. Она шла навстречу Виктории, пошатываясь из стороны в сторону. Она была пьяна и говорила сама с собой, махая руками в разные стороны. Когда она подошла ближе, Виктория увидела, что Полина одета как девушка легкого поведения: туфли на высоком каблуке, короткая черная юбка, порванный светло-темный капрон, белая расстегнутая блузка. Ко всему этому изобилию безвкусицы и вульгарности прилагалась растрепанные грязные волосы каштанового цвета, помятое лицо ссадинами и царапинами, намалеванное яркой вызывающей косметикой. Она выглядела старше своих лет. Казалось, ей уже давно перевалило за двадцать. Увидев Викторию, она засмеялась, закричала на всю улицу хриплым голосом и обняла ее. От нее пахло травкой, перегаром, сексом и бродячей грязью: Виктория чуть не опорожнила желудок. Полина смотрела на Викторию с призрением и с яростью, смешанной со сгустками злобы за то, что она испортила ей жизнь. Виктория же смотрела на Полину с искренней жалостью и болью; она не понимала, как можно было так опуститься в семнадцать лет, когда жизнь только начинается, когда еще не поздно подняться на ноги и идти вперед с гордо поднятой головой. Полина хищными, уродливо-пустыми глазами смотрела в Викины наивные и светлые глаза и думала о расплате, о долгожданном возмездии, но решила первым делом позабавиться над ней. Она рассказала ей, как сложилось ее жизнь после того, что случилось в школе. Ее отправили в колонию для несовершеннолетних преступников, в женскую колонию (также ее называли колледжем или лагерем для одиноких сучек). Вскоре ее выпустили за примерное поведение – она отсидела лишь год, вместо положенных двух – но оказалось за это время случилось нечто неприятное, у ее матери обнаружили раковую опухоль в груди. Она умерла через месяц после ее освобождения. Так как Полине не было восемнадцати, суд решил, что ее должен опекать отчим. Решение принято. Да вот только не в пользу Полины. Она знала, что отчим тот еще тип-извращенец, который был непрочь полапать ее за упругие ягодицы и потренировать кулаки на слабом поле, на матери, которую частенько бил, когда выпивал. К слову, пил он, не просыхая. После постоянных разборок, сексуальных домогательств, драк, изнасилования в подвале, она убежала из дому искать счастья в другом месте. И нашла… в наркотическом притоне таких же несчастных людишек, как она, которые курили, нюхали, ширялись ради того, чтобы забыться, что они несчастливы в этом жестоком и несправедливом мире. В мире, в котором они играли роль падших «ангелов»: проституция, воровство, грабежи, убийства ради одной дозы и так далее (этот список можно продолжать бесконечно). Полина не хотела связывать с ними свою судьбу, каждый раз, себя убеждая, что сможет бросить, когда захочет, в любой момент, в любую секунду. Но, увы, правда была суровее и больнее. Бросить оказалось сложнее, чем она думала. Какой может быть выбор у семнадцатилетней наркоманки без школьного аттестата о среднем образовании? Только заняться на «некоторое» очень неопределенное время проституцией. И плата хорошая и работа непыльная. Все лучше, чем мыть полы, убирать сранные и вонючие толчки. Решение принято, нет времени отступать, надо действовать. Час – доза. Еще час – еще доза. Не жизнь, а сплошное приключение. Все прелести уличной жизни, о которой рассказала Полина в наркотическом дурмане, впечатлили Викторию, которая хотела убежать, испариться, но не могла, потому что мертво вцепилась в ее руки и не отпускала. Виктория смотрела на Полину и видела опасного зверя, который случайно вырвался наружи и ждет удобного случая отомстить тем, кто ее держал взаперти. После, когда она рассказала Вике, как ее отымели три мужика, она взяла ее за волосы и, не церемонясь, ударила кулаком по лицу. Виктория от неожиданности упала на землю и, Славу Господу, не потеряла сознания. Если бы Вика не увернулась от следующего удара – Полина хотела ударить ногой по ее голове – то возможное она была бы уже мертва и покоилась глубоко под землей. Вика не потеряв самообладания, хоть ее и пугала соперница до дрожи в коленях, оттолкнула Полину с такой силой, что та свалилась на землю и стукнулась головой, потеряв сознание. Виктория испугалась, что убила ее. Проверив пульс. Прослеживается. Она с облегчением вздохнула и побежала домой, плача не от такого, что ей было жаль себя, ей было жаль Полину, от которой не осталось ничего человечного, ничего того, чтобы было когда-то в семилетней девочке. Когда Вика пришла домой, ее щека опухла, покраснела, а потом и вовсе посинела. Всем родным и знакомым, она сказала, что в лицо прилетел баскетбольный мячик. Несчастный случай. Все ей охотно верили. С кем не бывает? Виктория после того случая, больше не встречала Полину.

Стоит сказать, что полоса невезенья для Виктории на этом не закончилась. В октябре ее сбила машина. Водитель не пропустил ее на пешеходном переходе. Хоть и безответственный водитель был пьян, он оказал первую медицинскую помощь (наложил бинт из аптечки на окровавленную голову Виктории) и, не мешкая, позвонил в скорую, успокаивая ласковыми словами Вику, которая была в истерике.

Викторию через некоторое время привезли в приемный покой и экстренно наложили четыре шва на голове и шесть на голени. Врачи говорят, ей несказанно повезло и что у нее есть свой ангел-хранитель на небесах (она сразу подумала о Домовом). Если бы удар по голове пришелся бы чуть выше наложенного шва, то она бы скончалась на месте. Через неделю ее уже выписали из больницы. Водителя лишили прав. Он каждый день приходил с цветами и шоколадом в больницу и чуть ли не плача просил прощания у Виктории, которая его простила, не тая зла на человека, который искреннее раскаиваться в содеянном поступке.

Потом Виктория столкнулась с невыносимой болью… болью в сердце, когда увидела маму, лежащую на полу, всю в крови. Кровь была на руках, на блузке, на юбке, стекала по ногам на пол, образуя темно-красную лужицу. Виктория подумала, что маму ранил в живот грабитель и скрылся с места преступления. Она, вся побелев, дрожащими руками прикоснулась к ее лицу и зарыдала, когда увидела, что самые родные и милые глаза на свете смотрят на нее и молят о помощи. Она вызвала скорую помощь. После оказалось, что у мамы случился выкидыш, и она потеряла будущего члена семьи, так и не успев с ним познакомиться. Виктория плакала несколько ночей с подряд, скорбя о потере. Он так хотела понянчить младшую сестренку, но, увы, Бог решил по-другому, за что она его возненавидела, разочаровавшись в нем, как в Идоле, который должен был – нет, просто обязан – по ее понятиям оберегать новую жизнь в материнской утробе, чем убивать, жестоко забирая у Марии ее плоть и кровь. Ее бесценное дитя.

Не подумайте, что Виктория за прошедший год была заложница неудач и бед, черной полосы. Были и белые полосы, наполненные радостью, смехом и счастьем. Она стала Президентом Совета Старшеклассников, выиграла вместе со своей командой очередной кубок первенства по баскетболу среди школ. Вступила в ряды активисток (чему она была несказанно рада, потому что знала, что она что-то делает важное и нужное для общества) и на благотворительной основе помогала убирать территории города, ставила капельницы в больнице в качестве медсестры, иногда даже работала нянечкой в детском садике, учась искусству общения с детьми. Познакомилась с другими активистками и нашла по-настоящему преданных и верных друзей, с которыми без раздумий пошла бы хоть на край света. Поступила на двухмесячный курс вышивания, в конце которого получила золотую звезду от преподавателя, чему радовалась, как первоклассница. Ревела от счастья, когда Вася написал стихотворение и посвятил его ей. К слову, Василий подарил ей много радостных моментов за прошедший год. Как и Домовой.

С Домовым они стали встречаться чаще, чем она и он могли рассчитывать. Он учился, как и обещал, хорошо, преуспев почти во всех дисциплинах (не в счет математику с физическими законами!), поэтому его пребывания на Земле участились и стали регулярными к большой радости и для Виктории, и для самого Домового. Она каждое воскресенье готовила романтический ужин и с нетерпение ждала вечера, когда Домовой возвращался домой на несколько часов, чтобы потом покинуть ее до следующего воскресенья. Отведенные часы были для них самыми счастливыми за всю напряженную неделю: они словно на мгновение попадали в приторно-сладкую сказку и не хотели из нее возвращаться, так как выход сулил им смутную и серую повседневность без ярких красок и вспышек эмоций и чувств. Иногда они могли часами глядеть, как горит в темноте свеча и думать о том, как им хорошо вместе даже когда они молчат, вслушиваясь в тишину, и нежно прикасаются друг к другу.

Правда, нужно отметить, что была и вторая – темная – сторона медали успехов Домового на поприще научных дисциплин в колледже. Каждую дисциплину (даже те, которые, по его мнению, не должны были быть в учебном программе) он изучал, досконально и скрупулезно, углубляясь в неведомые для других учащихся дебри знаний, которые давали ему больше, чем он думал от них получить. Уверенность в себе. Раз. Неподвластную и неукротимую физическую, духовную, психологическую и интеллектуальную силу и, соответственно, безграничную власть над другими неучами. Это два.

Конечно, Домовой, не осознавал того факта, что гонка за счастьем, оборачивается для него не то, чтобы трагедией (хотя кто знает?), но однозначно тактическим провалом. Так как некоторые властные преподаватели стали в нем видеть лидера, хорошего ученика, способного вести за собой войска единомышленников, достойную замену на поприще их Великих дел и Обязанностей. В общем, чем больше он старался проявиться себя в учебе, тем сильнее затягивалась петля на его шее, тем все явственнее казалось его будущего… без будущего на Земле.

Домовой не думал о будущем после образование в колледже, а просто выполнял то, что от него требовалась, хоть и чувствовал в себе перемену. Нехорошую перемену. Он стал быстрее выходить из себя, нервничал по пустякам, огрызался с однокашниками и одним только взглядом мог остановить спор или размолвку (его боялась и уважала вся параллель!), проявлял на практических уроках хладнокровность, спокойствие и бесконтрольную ярость, которая выплескивалась наружу с особой силой и наслаждением. Он мог взглядом и знаниями дробить на мелкие кусочки хрупкое стекло, на щепки дерево, корежить металл, вырывать с корнем оконные рамы и двери, поднимать предметы различных размеров и массы, что удавалось не каждому преподавателю.

Обо всех своих достижениях он открыто и искренне рассказывал Виктории и при встречах, и в письмах, которые писал регулярно, как и она. Поэтому Вика сразу же заметила его изменения и в мыслях, и в поступках. И однажды осмелилась об этом сказать, тем самым разгневав его, он стал причитать, что он старается, как лучше, ради нее, ради их отношений, ради их совместного блага, а она его упрекает в чем-то необоснованном и бредовом, проявляя свой природный эгоизм и беспечность. Викторию задели эти подлые слова, и они умудрились в тот злополучный вечер поругаться, разбежавшись врагами, нежели преданными друзьями. Через неделю они благополучно помирились, извинившись друг перед другом, разумно посчитав, что оба были неправы и их спор был бессмысленным и нелепым. После этого случая, Виктория больше не стала заикаться об его изменениях и вбила себе в голову, что изменения были вызваны определенно переходным возрастом, чем учебой в колледже. Она врала самой себе. Правда была на поверхности, но она ее не хотела замечать, так как правда была горька, как водка и уродлива, как бесформенная глиняная ваза.

В основном же их отношение друг к другу не изменилось, а чувства со временем окрепли, захмелев, как хороший сорт вина: они все также любили, оставаясь непревзойденными романтиками и мечтателями, которые не боялись говорить о вечном. О будущем, о прошлом, о настоящем…

Любовь все так же витала в их душах. Любовь, которая менялась и взрослела вместе с ними.

– Виктория, ты была великолепна. Я горжусь тобой, – сказал Домовой, когда они лежали в постели и слушали музыку. Они были одни. Мария, Константин и Василий гостили у бабушки.

– Все благодаря тебе, Домовой, – ответила она и поцеловала его в щечку.

– Не уверен. Человек – сам кудесник собственного счастья. Так что сегодняшний успех – это, прежде всего, твой успех и ничей другой потому, что ты добилась его сама, не отступая и борясь до последнего, не ожидая чей-то помощи. Всем бы твою волю и ваш мир стал бы намного краше!

– Ты преувеличиваешь! – возразила она. – Как ты думаешь, я буду хорошим Президентом?

– Лучшим.

– Снова…

– Не продолжай, я знаю, что ты хочешь сказать, – перебил ее Домовой и засмеялся.

– Нет, я серьезно, Домовой. Это важно!

– Я и серьезно отвечаю, что ты будешь лучшей. Заметь, ты добиваешься в каждом своем начинании потрясающих успехов. Я видел тебя за трибуной и могу совершенно точно сказать, что у тебя талант общаться с публикой. Они тебя слушали. Это главное!

– Правда? – недоверчиво переспросила она.

– Зачем мне тебя обманывать?

– Чтобы подбодрить, – добавила за него Вика.

– Вот еще не хватало. – Он ей подмигнул и улыбнулся.

– Я забыла речь и у меня голос дрожал. Разве Президент имеет право на такие оплошности?

– А разве Президент – не человек? Прекрати волноваться. Все будет лучше, чем ты себе сейчас воображаешь. Я-то знаю!

– Все он знает! – ехидно сказала Вика.

– А как же! Ботаники знают все и не понимают ничего.

– Это точно, ботаник мой! – Виктория засмеялась и спросила. – Думаешь, она тебя все еще ждет?

– Кто?

– Не придуривайся! – грозно предупредила Виктория.

– Давай только не будет сейчас о ней говорить. Все уже было сказано.

– Не все! – воспротивилась Вика.

– Нет, все. И даже больше! Зачем я только сказал тебе о ней? – ругал сам себя Домовой.

– Ты правда ее не любишь?

– В Тысячный раз повторяю, что нет. Не люблю и никогда не любил. Виктория, давай не будем сейчас об этом.

– А почему нет?

– Умоляю. Она и так меня достала на учебе! Как ты не можешь понять, что я не виноват, что ей нравлюсь я.

– Не могу понять. Я бы знаешь что?

– Что? Выцарапала ей глаза? – предположил он.