Виктория

– Не поняла, – сказала Виктория, вздрогнув, когда посмотрела на Полину.

– Прости меня, Виктория. Я не хотела, – извинялась Поля.

– За что?

– Твоя подруга рассказала нам твою тайну, – съехидничал Геннадий, подкидывая вверх переливающуюся фишку.

От этих слов Виктория чуть не упала в обморок. Лоб покрылся испариной, по телу пробежали капельки пота, лицо побелело, уши загорели. Ей казалось, что это только сон. Сначала этот невероятный рассказ Ильи о летательных роликах и об ужасном волшебном растворе. А сейчас Геннадий говорит о том, что знает ее секрет, их с Домовым секрет.

– Я не понимаю, – выдавила из себя Вика, пытаясь унять дрожащий голос, – о чем ты таком говоришь?

– Не прикидывайся. О твоем друге. О Домовом, что прилетел из глубин космоса в твою комнатку и живет теперь с тобой по соседству, – сказал Гена, и весь класс вздрогнул от необузданного смеха. – Моя пятилетняя сестренка и то умнее тебя будет.

– Полина, зачем ты им рассказала? – спросила она, покраснев от смущения. – Зачем так поступила со мной? Что я тебе плохого сделала?

– Я не думала, что об этом узнает весь класс, – отвечала она. – Я только рассказала Лене, чтобы чуть-чуть похихикать с ней. А потом…

– Ты смеялась за моей спиной? И сейчас тоже смеешься.

– Прости. Прости.

– Зачем ты со мной тогда дружишь, если предаешь, говоря про меня всякие гадости? – спросила Вика у нее, почти плача.

Класс замолчал, наблюдая с неподдельным трепетом за ссорой двух подружек.

– Я…

– Неужели ради того, чтобы я тебе решала домашние уроки?

Лицо Полины покраснело. Брови нахмурилось. Ноздри вздымались и опускались. Наконец она сказала:

– Да, ты права. Именно поэтому и дружила с тобой, ботаник.

Виктория молчала. Она онемела от боли, которую ей причиняла ее лучшая подруга своей подлостью и жестокостью. Тело задрожало и покрылось мураш-ками. Ей было тяжело дышать. Все кружилось в безумном танце необузданной вакханалии. Ей казалось все сюрреалистичным, ненастоящим. Словно она попала в Зазеркалье или в другую выдуманную страну. На глазах выступили слезы. Класс заворожено смотрел на нее.

Виктория закрыла лицо ладошками, села за парту и зарыдала.

– Зачем вы так? – спросил Илья и указал пальцем на Гену. – Это все ты!

– Да, я. И что? Что ты сделаешь? Подожди, я понял, ты опять расплачешься как девчонка. Да?

Илья улыбнулся и стремглав побежал на Гену и со всего взмаху ударил его кулаком по лицу. Гена взвыл от невыносимой боли и упал на пол. Из носа хлестала алая кровь. Девчонки завизжали. Мальчики онемели, глядя, как извивается от боли их однокашник и как плачет второй от содеянного поступка в порыве гнева и ярости. Стук каблуков участился. Через мгновение в кабинет забежала учительница и подобно классу на секунду онемела оттого, что увидела. Но собравшись с силами, подбежала к Гене, взяла его на руки и побежала к врачу.

Чок. Каблук. Чок. Каблук. И тишина, нарушаемая лишь всхлипыванием.

***

Илью отчислили за агрессивное, жестокое и аморальное поведение, которое было никак неприемлемо в святых стенах интеллигентной и высоконравственной школы.

Вика перед уходом Ильи в другую школу извинилась за все те гадости, что она делала. Он ее простил и сказал, чтобы она не переживала из-за этого пустяка и признался, что он был влюблен в нее с самого первого дня, когда учительница поставила их вместе на линейке. Вика мгновенно покраснела, а Илья от нее убежал.

Виктория смотрела на Илью и в очередной раз убедилась, что он добрый и храбрый мальчик. Ведь именно он за нее заступился, когда все смеялись, а она плакала. Именно он храбро рассказал учительнице о содеянном поступке Гены и Полины, объясняя свою агрессивность. Именно он ей помогал пережить случившееся. Именно он – единственный – кто поверил Виктории в то, что она познакомилась с инопланетянином с другой планеты, с Домовым.

Так они и расстались.

Друзьями.

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Жизнь шла своим чередом, да и так стремительно, что Виктория не могла свыкнуться с простой мыслью, что первый класс убежал, как весенний ручеек, и теперь в оковах беременного времени годы, проведенные за школьной партой, приручили не считать классы.

Виктория не могла привыкнуть к тому, что рисование и игры в куклы отошли на второй план. Даже пьесы не писались, как раньше, словно творческая муза осталось в далеком детстве – в детстве, которое Вика вспоминала с умилением, ибо только тогда она не боялась мечтать и летать в облаках, веря в сказочных принцев, фей, единорогов.

На первый план вышла учеба, спорт и дружба. Она и сама не понимала, как могла умудриться влюбиться в чисто мужской вид спорта – в баскетбол. Когда все ее школьные подружки записывались в кулинарные, краеведческие, геологические, театральные, танцевальные кружки, она уже вовсю чикала мячик и чувствовала, что живет, когда играет. Многие ее звали записаться в музыкальную, балетную школу или, на худой конец, в бассейн. Виктория никого не слушала и занималась тем, что ее нравилось. Благо, что родители Вики понимали дочь и никак не препятствовали желаниям дочери. Наоборот их чрезмерно радовало, что их дочь занимается спортом, который, несомненно, закаляет в человеке характер – сильный и своевольный. Да и любому родителю лучше осознавать, что их дочь в зале, нежели шарахается на улицах греха и разврата.

Конечно, Виктория не только занималась грубым мужским спортом (она, к слову, так не считала!). С четвертого класса она начала вести дневник, в который записывала обо всем, что ее волновало и радовало, разукрашивая его разноцветными рисунками или вырезками из журналов. На каждой страничке красовалось слащавое и юное лицо Леонардо Ди Каприо, в которого она была по уши влюблена после просмотра легендарного «Титаника», где актер играл ангела воплоти.

Вскоре после дневника девчонки из секции научили ее плести фенечки. Плетение расслабляло после тяжелых тренировок. Вика, в свою очередь, обучила этому искусству Домового, который с особым рвением и усердием плел из ниток и бусинок простые, как он говорил, разноцветные ожерелья, чтобы удивлять Вику. Но потом он незаметно перешел на картины и чуть ли каждую неделю дарил их Виктории. Больше всего Вика любила картину, где был изображен белый лебедь, грациозно плавающий по гладкой поверхности кристально чистого озера в глубине лесных рощ; в озере отражались облака и небеса. Эту картину Домовой ей подарил на день рождения.

Шли годы.

Незаметно, беззвучно, неуловимо.

Падал снег, покрывая Землю белоснежным, сверкающим и мягким одеялом. Потом таял, превращаясь в ручейки, оголяя серую землю, чтобы она вновь возродилась из царства сна и забвения. Начинали цвести яблони, цвела сирень, набухали почки на березах, проклевывалась трава на лужайках, запевали песни соловьи и жаворонки, стрекотали сверчки, жужжали комары. Потом опадали желтые листья. Увядало все живое. И снова снег…

Звенели звонки с перемены на урок, с урока на перемену. Открывались новые знания, некогда покрытые мраком. Знания, которые помогали разобраться Виктории в элементарных вещах, стать на ступеньку разумнее и взрослее.

И по пришествию шести лет Виктория с Домовым были столь же неразлучны, как будто только вчера познакомились. Не было ни обид, ни глупых ссор из-за пустяков, ни ревности, ни подлости, ни лжи и обмана. Они доверяли друг другу во всем и знали друг друга настолько хорошо, что догадывались, о чем думает каждый из них.

Что Виктории, что Домовому доставляло лишь удовольствие их беззаботное и открытое общение, основанное на доброте и уважении. Только Домовой понимал по-настоящему Викторию, а она – его. Если Викторию что-то мучило или беспокоило, она бежала к нему и рассказывала ему о своих проблемах, переживаниях. Как, например, бесконечные терки с одной девчонкой из параллели, которая при любом удобном случае издевается над ней, глумится. Это была Полина!

Домовой, в свою очередь, тоже всё рассказывал Виктории: все, что терзало его душу по ночам. После пятого класса ему стали сниться разные кошмары – ночью он бредет по неосвещенной улице, видит дом, из которого льется желтый свет, стучится. Дверь медленно открывается и оттуда выскакивает страшный монстр без рук и ног. Он нападет на Домового и пытается перегрызть ему горло острыми, как бритва, зубами. Но Домовой отталкивает его и вбегает в дом, чтобы скрыться от жуткого монстра. В доме – тишина и спокойствие. Он поднимается на второй этаж и видит, что за ним из темноты следят тысячи глаз. В эту же секунду из мрака выскакивают монстры и раздирают его. После этого он просыпался. Были и другие сны. Но этот всплывал чаще обычного. Когда Домовой рассказывал об этом Виктории, он всегда дрожал и был на грани слез.

С годами они перестали бояться других духов, живущих среди людей. Они стали путешествовать, держа друг друга за руку, чтобы никогда не потеряться. Летом они ходили в лес по грибы; в цветущие парки, чтобы посидеть на зеленой поляне вдали ото всех и просто поговорить, помечтать, поразмышлять о тех вещах, которые их раньше не интересовали (дружба, предательство, любовь). Бывало, они целый день гуляли по городу, заходя в музеи, в галереи, где Домовой себя чувствовал как дома и мог часами смотреть на одну картину, рассматривая каждую неуловимую подчас деталь на старинном холсте. Зимой они катались на коньках, когда пруд покрывался толстой корочкой льда, играли в снежки, катались на мешках на Лысой горе, ходили в кино. Домового до глубины души впечатлила игра Ди Каприо, поэтому он стал более лояльно относиться к этому актеру, который бесчестно забирал Викину любовь.

Конечно, подруги по школе и по баскетбольной секции на нее косо смотрели; с явным и открытым пренебрежением, изумлением, когда она отказывалась от их веселого общества в пользу того, чтобы сидеть дома и непонятно, чем заниматься.

Виктория после случая с Полиной поклялась, что больше никому и никогда не расскажет о Домовом.

Это было правильное и разумное решение. Со временем у всех ее знакомых подружек начисто пропала фантазия, и одно упоминание о духе из Иного мира могло вызвать новую бурю смеха и волну непонимания, вследствие которых образуются непроницаемые стены, через которые Викторию никто бы не стал слушать, и уж тем более общаться. А только избегать, так как в нашем современном обществе картина такова: если ты не похож на других, таких же инкубаторов, выращенных в среде всемирного «комбината», то ты в одночасье становишься для общества – психом, от которого нужно немедленно избавиться, которого нужно закрыть от мира «нормальных» людишек. А еще лучше – раздавить как навозного жука.

Виктория это понимала. Понимала, что лучше некоторые тайны закрывать на ключ, хранить, оберегать от других. Один раз она сделала ошибку, но тогда она была семилетней девчонкой. Теперь же цена ошибки могла стать для нее роковой. Ибо она уже не девочка, а тринадцатилетняя девушка, способная вынашивать ребенка в своем животе (этим обстоятельством она очень гордилось, хоть ей это и не приносило ничего, кроме боли). Через пару месяцев ей и вовсе исполниться четырнадцать, а ее братику Василию, который еще не давно был трехкилограммовой малюткой и постоянно кричал, когда мама оставляла его одного, исполнится шесть лет.

И вот тут нужно сказать, что однажды Виктория чуть не проболталась о Домовом Василию, который увидел, как она разговаривает сама с собой в своей комнате, плетя фенечки. Но она в последний момент передумала. Вспомнив, что рот у брата чересчур болтлив и заносчив, он мог ненароком рассказать родителям о Домовом, который Марию и Константина пугал и страшил хуже любого монстра воплоти. Поэтому Вика наплела брату, что все девочки такие дурочки, что любят болтать сами по себе.

Он возмутился, фыркнул, прыгнул на кровать и сказал: