– Да так ничего. Почудилось… как будто на полу сидели весельчак и мудрый. Они махали мне руками, звали поиграть.
– Неужели ты их увидела?
– ЧТО? Они здесь!? – вскрикнула Вика.
– Не кричи так! – шепнул он ей, прижав к ее губам указательный палец. – Да, они здесь. И как я понял, никогда не покидали твоего дедушку, – ответил он, посмотрев по сторонам. – Самое странное, что я их тоже не вижу, только чувствуют их прерывистое дыхание и испуганные голоса.
– Но ты же сказал дедушке, что в этой квартире нет духов! – все также громко говорила Вика.
– Да не кричат так сильно, а то нас услышат. Я просто испугался и растерялся, когда он меня спросил об этом и ответил то, что он ждал. А ты считаешь, мне нужно было рассказать ему о домовых, которые не бросали его?
– Почему они не остались в том доме, где жил раньше дедушка?
– Твой дедушка перестал их видеть, но не перестал их любить. Поэтому они продолжают за ним следовать, – ответил он и задрожал.
– Что случилось, Домовой? Ты весь дрожишь!
– Они…говорят, говорят…они.
– И что же они говорят?
– Они приказывают мне, чтобы я немедленно покинул их частные владения, в которые я не имел право вторгаться без разрешения. Я нарушил свод правил и указов. И они собираются наказать меня за столь своевольный поступок. Сурово наказать.
– Извините меня, – начал извиняться Домовой, его голос дрожал. – Я не хотел вам причинять неудобства и не знал, что это ваши владения. Пожалуйста, не наказывайте меня за мою бестактность и безграмотность. Я сейчас же покину это дом. – Он посмотрел на Вику и сказал. – Мне нужно как можно быстрее покинуть этот дом. Тебя мама отпустит на улицу?
– Если она не отпустит – я сама уйду. Не брошу же я тебя одного, когда ты в такой опасности, – сказала она и побежала к маме на кухню. – Мамочка, мамочка, можно мне еще погулять? Пожалуйста! Так хочется порезвиться на улице.
– Можешь.
– Спасибо, мамочка! Я побежала!
– Беги. Только будь осторожна и смотри по сторонам, когда переходишь дорогу. И…
– Не переживай мам, я помню, далеко убегать нельзя, – добавила Вика и побежала к входным дверям.
– Неугомонная девочка, – сказала Мария, глядя вслед убегающей Виктории.
– Ты такая же была, – добавила бабушка. – Мне не вериться, что она нынче пойдет в первый класс.
– Ой, мам, и не говори. Еще вчера, казалось бы, стирала ее грязные пеленки с крохотными пинетками, кормила грудью и радовалась, когда она сказала первое слово «Ма». Она замолчала, быстро вытерла слезы руками и отвернулась от матери, посмотрев в окно. – Прости. Всегда себя считала сильной. Но тут ничего с собой не могу поделать. Абсолютно. Не хочу ее отпускать. Просто не хочу. Она ведь моя единственная дочь…
– Не за что извиняться. Не переживай, моя дорогая, школа не так страшна, как, например, свадьба собственной дочери, когда понимаешь, что теперь ты ее отпускаешь НАВСЕГДА, как белокрылую голубку из стальных оков. – Бабушка подошла к Марии. – Никогда не забуду, как я три или четыре дня подряд рыдала, укутавшись в подушку и закрывшись с ног до головы теплым одеялом, чтобы твой папа не видел моих «стыдливых» горьких слез. Мне бы так горестно, когда ты не возвращалась после репетиций, после занятий в институте, после десяти часов вчера. Я сидела, как дура у окна и ждала, когда же моя дочь воротиться домой, обнимет, поцелует, поговорит, поделиться секретом, рассмешит, успокоит, подарит счастье ранимой материнской душе, в которой загорит как и прежде огонек любви, согревающий холодными одинокими вечерами. Но ты не приходила…
– Прости меня за то, что не часто захожу в гости. И редко звоню. Я была такой эгоисткой, пока сама не осознала, что такое отпускать свое дитя, – дрожащим голосом сказала Мария и тихо зарыдала на ее плече, чтобы не беспокоить мужчин, которые громко обсуждали вчерашний футбольный матч в соседней комнате, перекрикивая включенный телевизор.
– Шшш. Не говори глупостей. Ты никогда не была эгоисткой. Ты хорошая дочь и самая лучшая мать. Но не забывай звонить, чтобы мой огонек любви горел, а не потухал от холодного ветра безмолвия.
Бабушка гладить ее шелковистые волосы и мгновенно улетела в прошлое, когда она была еще молодой и красивой женщиной, обрамленной семейной суматохой и заботами. Когда она была для дочери – единственным лучшим другом. Они были неразлучны и делились друг с другом самым сокровенным и потаенным. Когда она была для дочери – единственной опорой, помогающая ей справиться с любыми невзгодами и ненастьями.
– Мария. Мама. Что случилось? Почему вы плачете? – взволнованно спросил Константин, увидел рыдающую жену на плече матери, когда зашел на кухню.
– Ничего.
– Как это ничего! А почему ты тогда плачешь? Что-то болит?
– Душа, – ответила она.
– Константин, не переживай, пожалуйста. Это слезы радости гордых и счастливых женщин, – ответила бабушка. – Бери то, зачем пришел и иди в комнату, через минутку мы подойдет.
– Ну, вы даете. Такой прекрасный день нынче, а вы плачете. Никогда мне не понять женщин, – пробубнил он, взяв в руки газету, лежащую на кухонном гарнитуре.
– Не тебе одному, милый – подметила Мария.
– Точно все в порядке?
– Ну, конечно. Все просто чудесно!
– Честно говоря, вы меня напугали, – сказал он и ушел в другую комнату.
– Все-таки он у тебя славный. Тебе лучше?
– Да. Намного лучше. Уже месяц хотела с кем-нибудь поговорить об этом. Спасибо, что выслушала. Как камень с души.
– Не за что. Давай умоемся и пойдем к нашим мужчинам.
Напуганная Виктория с не менее взволнованным Домовым выбежали на улицу и побежали к яблоням. Забравшись на верхушку дерева, они облегчено вздохнули, наконец, почувствовав себя в безопасности.
– Они исчезли? – спросила с надеждой в глазах Виктория, посмотрев на дрожащего Домового.
– Кажется. Хотя я думал, что они меня догонят в подъезде, так как я чувствовал их холодные прикосновения рук. Бррр… Они говорили мне, что поймают и больно-больно накажут. Я так испугался. Спасибо, что спасла меня, когда крикнула на них и в последний момент вытащила меня из подъезда.
– Да, пустяки, – скромничала Вика.
– Как раз не пустяки. Обещаю, что сделаю все, о чем бы ты меня не попросила.
– О чем угодно?
– О чем угодно!
– Покажешь мне свой мир? – спросила Вика.
– Ты ведь не хуже меня знаешь, что мне нельзя приводить человека в мой мир.
– Но я же не просто человек, а твой друг. Тем более, прошу заметить, ты сам пообещал мне, что сделаешь все, о чем бы я тебе не попросила – вот я и прошу у тебя, хотя бы одним глазком взглянуть, как и где ты живешь. Буквально на минуточку. Туда и обратно. Никто и не заметит.
– Если папа узнает, то мне будет очень плохо.
– Ты согласен? – не веря своему счастью, спросила Виктория. Он кивнул. – Ура! – закричала она и обняла Домового, да так сильно, что они чуть не свалились с дерева.