Когда они поели, Антон сказал:
– Надеюсь, ей понравится мой подарок.
– Обязательно. Любой подарок от папы или мамы – это лучший подарок для ребенка. Уж я-то знаю.
– Меня никогда не баловали родители. Не то чтобы игрушками, а даже вниманием, которое они тратили только на себя. Чертовые эгоисты.
– Не надо ругаться, Антон. Они твои родители.
– Обычно родители радуются, когда у их взрослых детей рождаются свои дети, а не делают из этого проблему всемирного масштаба. Все еще слышу ее слова: «Что теперь скажут люди, когда узнают, что я стала бабушкой?». Дрожь по телу от таких рассуждений. Боль на сердце от ее бессердечия и бесчувственности.
– Не говори так. Она – твоя мать.
– Мать? Вопрос: мать бросает отца и маленького сына на три долгих года ради карьеры, чтобы потом вернуться ни с чем и без ничего, надломленной, брошенной, несчастной?
– Я…
– Ты бы бросила?
– Нет.
– Вот и ответ на вопрос. Знаешь, я вот думаю, что если бы она не вернулась, что было бы тогда? Было бы лучше для нас с отцом? Я думаю, да. Я никогда бы не увидел ее отчаянья, безумия, хладнокровия, ледяного взгляда, полного боли и ненависти. Не услышал бы в свой адрес толику неблагоразумных речей. Не стал бы свидетелем рухнувшего мифа о великой карьере актрисы. Не стал бы свидетелем постоянных стычек, недомолвок, презренных взглядов между родителями, которые закончились для отца сначала безучастной окаменелостью некогда доброго характера (не зря говорят, что люди, живущие вместе, похожи друг на друга), что привело к нашему отторжению друг от друга, а потом к приступу, повлекшему за собой смерть. Смерть как облегчение от маминого нытья и вечного недовольства; от ее тирании. – Антон посмотрел вверх. – О боже! Отец! Мы так и не простили друг друга. А теперь уже поздно. Слишком поздно. Ты умер, а я – живу, чтобы вспоминать о той ссоре, которую можно было избежать, если бы… я – гордец, я…
– Тише, тише. Успокойся. Он давно простил тебя. Давно.
Его отец умер месяц назад. И для него смерть отца стала хлесткой пощечиной, ударом, который подломил его. Он хотел извиниться перед ним, но не успел.
За три дня до смерти, он встречался с отцом, они обмолвились стандартными вопросами и разошлись в разные стороны, так и не сказав самого главного: «Прости». А теперь уже поздно. Он умер. Ничего не изменишь. Время не вернуть вспять.
– Если бы я извинился… сейчас бы отец был жив. Жив.
– Откуда тебе знать, как было бы? Не вини себя.
– Прости. Я что-то растрогался. Сегодня великий день, а я…
– Великий день? – удивилась Виктория.
– Ага. Во-первых, одобрен проект будущей комнаты. И, во-вторых, выбрано имя нашей дочурки.
– Когда это мы успели? Что-то я не припомню?
– Вчера, – ответил Антон.
– Как я сейчас помню, мы вчера определились на счет двух имен: Алиса и Валентина. Но окончательное решение не было принято. Или я не права?
– Права. Но я еще вчера определился.
– Я тоже.
– Может, тогда на раз, два, три.
– Тебе не кажется, что это глупо? – спросила Виктория.
– Нет. А тебе?
– Нет.
– А что тогда спрашиваешь? – поинтересовался Антон.
– Для собственного спокойствия, что я не глупая.
– Понятно. Хочешь секрет? Мы оба – глупые!
Они засмеялись, обняв друг друга.
– Раз, – начал отсчет Антон. – Два. Два с четвертинкой. Два с половинкой.
– Стоп-стоп, – воскликнула Вика. – Подожди. Давай лучше напишем имя на бумажках?
– Так лучше! – согласился он.
Оторвав два клочка бумаги из тетради, они написали имена и поменялись бумажками.
– Ты готова?
– Нет.
– Я понимаю, что очень волнительно. Но надо принимать решение.
– Хорошо. Смотрим.
На двух клочках бумаги было написано: «Алиса».
– Значит, Алиса? – спросил он, радуясь, как ребенок.
– Да, – ответила Виктория.
Глава 8
Виктория проснулась от того, что громко – запредельно звонко – заиграла музыка на мобильном телефоне, нарушив медленное течение времени в тиши восходящего утра; на постель падали первые лучи солнца, дыхание свежего ветра проникало через открытую раму, оттуда же был слышен щебет птицы, что сидела на ветке березы.
Ей снился парящий остров, окутанный со всех сторон облаками; она купала новорожденное дитя в чисто-кристальном водоеме, любуясь его божественной красотой и естественностью, содрогаясь от каждого его вдоха и выдоха, наслаждаясь сладким мгновением, когда ребенок крепко-крепко обхватил рукой ее пальчик.
Она встала с постели, все еще паря, как птица, в приятных сновидениях, незаметно уходящих на второй план, в небытие, под покровом ее величества реальности.
Взяла со стола мобильный телефон, который был завален бумагами.
Ответила.