История Хоперского полка Кубанского казачьего войска 1696–1896 гг.

. По этому окладу хорунжему, например, причиталось 250 руб., казаку и пятидесятнику по 16 руб. 66 коп., а уряднику, заступающему место офицера, 38 руб. в год

. Такие оклады и размеры довольствия казачьих полков существовали до 1845 года[50 - Какой взгляд существовал у высшего начальства относительно таких незначительных денежных окладов для казачьих офицеров, рельефнее всего видно из рапорта командующего войсками на Кавказской линии на имя генерал-адъютанта князя Горчакова 1-го, от 31-го июля 1814 года за № 1723

, в которых он, прося назначить жалованье по окладу корнета армейской кавалерии, зачисленному на службу в Хоперский полк из военнопленных поляков, сотнику Старжинскому, между прочим, указывает на ничтожные размеры жалованья казачьим старшинам (в тех, конечно, видах, что Старжинский на таком окладе денежного довольствия не проживет и месяца), и затем добавляет… «Столь малое жалованье положено им единственно для того, что все линейных полков старшины пользуются землями, лесами и прочими для домашнего обзаведении и содержания себя нужными выгодами, следовательно и сносно для них таковое положение, будучи между тем в кругу семейств своих… Но в кругу семейств своих казачьему офицеру в те тревожные времена приходилось бывать очень редко и на самое короткое время.]. Что касается порционного довольствия, то ни офицеры, ни казаки такового не получали. Когда же случалось отбивать у горцев скот, то часть его выдавалась войскам на порционное довольствие, а остальная добыча продавалась и деньги поступали в так называемую «барантовую сумму»[51 - Барантовая сумма имела назначение покрывать расходы на экспедиции против горцев. Из нее назначались пособия семействам убитых в сражениях воинских чинов и на выкуп пленных.].

При разбросанности казачьих частей по границе и в разных командировках, казаки редко даже и этим пользовались и потому по необходимости создали себе особый род порционнаго довольствия. Защищая жителей казенных селений от набегов горцев и охраняя их добро и скот от хищников, они считали себя вправе пользоваться этим скотом. Поэтому, как только представлялась возможность на постах или в других командировках захватить где-либо поблизости корову, барана, или что-либо из домашней птицы, казаки никогда не упускали такого случая. Этот порядок порционнаго довольствия особенно практиковался с овечьими отарами, принадлежавшими, так называемым, мирным горцам, «проклятой татарве», как выражались казаки. Они не считали даже за грех стянуть у них барана, быка, и вообще все, что под руку попадалось, зная хорошо, что эти мирные в долгу у казаков не останутся.

Однако следует добавить, что подобные хищения делались лишь изредка и только в размерах крайней необходимости. При оскудении же запасов казаки жили, как говорителя, «часом с квасом – порою с водою». Похищенные животные на постах убивались, мясо поступало в пищу, а из кож выделывались ремни для сбруи к седлу или овчины для полушубков. Для характеристики казацкого порционного довольствия в старые времена, генерал Кравцов в его очерке о хоперских казаках

приводит такие случаи:

В 1813 году на посту Куржукском стояла команда казаков станицы Ставропольской, под начальством сотника Степана Яковлевича Косякина. Одважды мясные запасы истощились на посту, а на одной кашице стало голодно. Косякин гонит казаков промышлять что-либо съестное, но те упираются, отговориваясь, что в окрестностях уже все обшарено и на промысел ходить опасно. Косякин начинает бранить казаков и угрожать им доброю поркою, потому что есть стало нечего. После такого решительного внушения два казака пустились на поиски. Рассудив, что ехать к чужим опасно, они прямо отправились на хутор своего постового начальника, откуда, пользуясь темнотою ночи, увели самаго лучшаго быка, котораго на посту зарезали, шкуру порезали на ремни, часть мяса поставили варить, а остальное спрятали в скирду сена. Когда рассвело, офицер и казаки отлично покушали, похваливая свежее мясо. Но вдруг, о ужас! На пост прибегает верхом работник Косякина и объявляет о пропаже быка. Косякин смекнул, что это казацкое дело и, рассердившись, напустился на казаков. Те замялись. Наконец принесли голову и ремни, по которым и определилась сейчас же казацкая проделка. Казаки повинились, оправдываясь, что воровать у чужих стало очень опасно. В результате получилась подобающая расправа офицера с виновными за воровство, да тем дело и кончилось, потому что с казаков взять было нечего». А вот и другой случай:

В 1816 году команда Хоперского полка находилась в крепости Константиногорской в распоряжении кордонного начальника полковника Курилы, который любил хоперцев, как своих одноплеменников и всегда говорил с ними по малороссийски. Эти казаки находили себе мясную порцию тем же способом, какой уже выработан долговременною практикою. Однажды Курило зашел в казарму к казакам и, увидя обилие вареной баранины, спросил – А де се, хлопци, взяли вы баранину? – «На базаре купили, ваше высокоблагородие!» – «Ой, брешете, хлопци! Глядить в оба глаза, та кинци ховайте гарно, а то буде лиха порка», – сказал внушительно Курило. – «Слушаем, ваше высокоблагородие!» – гаркнули в один голос казаки, которым такое косвенное дозволение было на руку. Спустя некоторое время, промышлять вокруг крепости что-либо мясное стало очень трудно и опасно. Тогда казаки обратили свое внимание на отару овец в количестве 1500 голов, которая ходила на пастьбе около крепости и принадлежала самому Куриле. От обзора казаки скоро перешли к делу и, пользуясь оплошностью пастуха, стали понемногу поживляться то одним, то парою баранов. Дело было ведено очень чисто, но однако пастух под конец заметил убыль баранов и донес хозяину, обвиняя казаков. Курило был взбешен такою дерзостью своих подчиненных, но как улик никаких не было, то ограничился наистрожайшим запретом в самых энергичных и отборных выражениях, с чем шутить было нельзя, потому что легко могло случиться по тогдашним временам, что одновременно со шкурою барана могла быть снята известным способом и самая шкура со спины казаков». Дать человеку 500 нагаек это считалось тогда самым обыкновенным делом

.

Впрочем такие способы порционного довольствия практиковались не одними казаками. В те времена войска вообще продовольствовались очень скудно, а потому пользовались самою малейшею оплошностью жителей, чтобы добыть себе что-либо съестное. Трудно обвинять их даже в таких противозаконных поступках, так как только нужда заставляла идти на добычу, чтобы подкрепить свои силы более питательною пищею, чем сухарь.

Кроме указанных видов казенного довольствия, полку отпускались еще порох и свинец из артиллерийских складов. На первых порах, хотя оклады и дачи казенного довольствия были установлены, однако хоперские казаки получали денежные отпуски очень неисправно и даже не полностью, в особенности это относилось до фуражного довольствия; выдавали или деньги на покупку фуража, иди же отпускали фураж натурою, в том и другом случае с разными вычетами. В этом отдаленном и глухом крае, злоупотребления, обиды, насилия тогда совершались с неслыханною дерзостью. Так, казакам не выдавали следуемое их денежное довольствие, а за 1788, 1784 и 1787 годы Хоперский полк совсем не получил фуражных денег более 15-ти тысяч рублей

; по почтовому тракту от Черкасска до Моздока лошади казачьих конвойных команд овса не получали, а сеном кормились впроголодь. Приемщикам казачьих частей, являвшимся в комиссии за получением жалованья, деньги предлагали получать медною монетою в несколько пудов весом, а когда приемщики отказывались в приеме их и просили выдать ассигнациями или звонкою монетою, то им после усиленных только просьб выдавалось просимое, но с удержанием в пользу комиссии по 5-ти коп. с рубля и «чрез то приводили казаков в изнеможение».

В начале 1781 года генерал Фабрициан, видя бедственное положение хоперских казаков, разрешил им в своих станицах вольную продажу хлебнаго вина, чихиря и русского пива с тем, чтобы доходы от винной торговли употреблены были на приобретение казаками однообразнаго оружия: пик, сабель, ружей, пистолетов и предметов снаряжения

. Этою привилегиею хоперцы пользовались однако недолго: в 1782 году новый командующий войсками на линии генерал-поручик П. С. Потемкин запретил вольную продажу вина и спирта, чем была отнята у хоперцев главная их статья дохода. Это обстоятельство, в связи с начавшеюся в 1785 году колонизациею северного Кавказа государственными крестьянами, снова тяжелою нуждою отозвалось на хоперцах.

Большинство новых поселенцев-крестьян утвердилось селениями вокруг станиц Хоперского полка и тем стеснило их в отношении широкого и свободного пользования земельными и лесными угодьями. В особенности были стеснены казаки станиц Северной, Ставропольской и Московской, вблизи которых возникли крестьянские селения Сергиевское, Палагиада, Надежда и Михайловка. К тому же Ставрополь был объявлен городом и стал населяться мещанами и разночинцами. Хоперцы начали хлопотать, чтобы им отвели «пристойное» число десятин земли для хлебопашества, скотоводства и сенных покосов, а также леса. Еще в 1782 году командир Хоперского полка, полковник Устинов, вследствие начавшейся в то время раздачи свободных земель помещикам и под поселение казенных крестьян, хлопотал об отводе хоперскнм казакам необходимого количества земли. Светлейший князь Г. А. Потемкин ордером[52 - Приложение № 15.] на имя командующего войсками Кавказского корпуса, генерал-поручика Потемкина, 14-го февраля 1788 года № 300, предписал ему относительно отмежевания Хоперскому полку пристойного количества земли около казачьих станиц с дачею на те земли письменных доказательств. Но вопрос этот так и замолк. Когда же дело распределения земель становилось безотлагательным, то, во избежание могущих возникнуть недоразумений, правление Кавказского наместничества, указом 2-го марта 1786 года[53 - Приложение № 16.] Ставропольской нижней расправе, предписало отмежевать Хоперскому полку землю по следующему расчету: командиру полка 300, старшинам по 60-ти и казакам по 30-ти десятин на каждую душу мужского пола. Лесов: при станице Московской по речкам Ташле и Богатой 63 десятины 1800 квад. саж., при ст. Ставропольской 79 десятин 1700 квад. сажен

. Однако, указ этот остался мертвою буквою и каждая станица пользовалась определенным и указанным гражданскою властью пространством земельных и лесных угодий. Канцелярская переписка по этому вопросу тянулась очень долго и хоперцы оставались в неопределенном положении относительно отмежевания и закрепления за ними положенного количества земли и лесов. Они несколько раз обращались к высшему начальству, жалуясь на недостаточные размеры получаемого денежного содержания, провианта и фуража, а также на неопределенность владения землею и лесами.

Наконец в 1820 году особая комиссия, на основании Высочайшего указа 6-го марта 1819 года

, формально отмежевала Хоперскому полку и закрепила письменными документами земли при каждой станице, а лесные угодья отвела сообразно народонаселению по следующему рассчету

:[54 - Станица Воровсколесская, основанная в 1794 году, принадлежала Кубанскому полку; в 1819 году она была причислена к Хоперскому полку и с тех пор по настоящее время входит в состав Хоперского полкового округа.]

По переселении на Азовско-Моздокскую линию, Хоперский полк не был включен в состав какого-либо войска, а устроился совершенно отдельно и самостоятельно, применяясь к обстановке, как и все прочие линейные полки. Исключительное боевое назначение хоперцев, обязанных жить оседло и нести военную службу на рубеже государства, сразу установило в полку строгую военную организацию. Поэтому каждый казак, от мала и до велика, в своем домашнем и служебном быту, подчиняясь дисциплине, жил исключительно военною жизнью, как более всего соответствовавшею его обязанности воина-земледельца. Главным лицом, управлявшим и распоряжавшимся полковым населением, был полковой командир, непосредственный начальник всего военно-административно го и гражданского устройства своего полкового округа, управление которым сосредоточивалось в полковом и станичных правлениях. Даже суд и расправа в известных случаях находились в руках полкового командира и только по важным преступлениям служащие казаки судились особо учрежденными комиссиями, а отставные подлежали гражданскому суду

.

Установившийся порядок в самоуправлении поселенных на Кавказе казачьих полков нередко вызывал жалобы администрации Кавказской губернии на подобное независимое положение линейных полков и полное игнорирование власти высшего в крае гражданского учреждения. Так, главнокомандующий войсками в Грузии, генерал-от-кавалерии Тормасов, в ордере на имя начальника Кавказской линии 1-го мая 1809 года за № 22

, между прочим, сообщал, что: …полки: Моздокский, Волгский, Хоперский, Кавказский и Кубанский находятся в меньшем отношении к губернскому управлению (чем Гребенской и Семейный), ибо их отставные казаки и дети, хотя частью участвуют в земской повинности, но, исключая старшин, ищущих быть причисленными к сословию дворян Кавказской губернии, нимало не считают себя в зависимости гражданской; не участвуют в сельских выборах, не доставляют никаких сведений о чрезвычайных в сих войсках происшествиях, ни о посеве и урожае у них хлеба; не исполняют требований градской или земской полиции и если что исполняют, то не иначе как по приказаниям полка или полкового командира, и что весь суд и расправа даже наказании за воровство (исключая криминального преступления) решаются властью полкового или станичного командира… Нередко градская и земская полиции, имея перед глазами нарушителя закона или нужду сделать наряд подвод, назначить постой и прочие земские повинности, не может приступить к исполнению прежде, пока не отнесется к полковому начальнику и не получит от него на сие согласие… Не установлена форма сношений полков с губернским правлением, из коих некоторые присылают в губернское правление рапорты, а другие сообщения, присвояя себе первенство над губернским правлением…

Вообще в те времена полковой командир лично руководил внутреннею жизнью в станице, как по общественному самоуправлению, так и в домашнем быту казака. От него исходили по станицам распоряжения: о нарядах на службу об общественных запашках для засыпки хлебом станичных продовольственных магазинов, о времени пахоты, посева и уборки хлебов, о порядке пастьбы овец, рогатаго скота и лошадей; о мерах для поддержания военнаго порядка в станицах и для отражения черкесских хищнических партий: об исполнении казаками и их семействами христианских обязанностей во время Великаго поста; о заготовлении сена на кордонных постах и при станицах для проходящих команд и артиллерии; о содержании в исправности общественных зданий, станичной ограды, мостов и дорог; об отбывании кордонной службы, об обучении малолетков военному строю

и обо всем прочем, что касалось до служебной и домашней деятельности казаков и станичных обществ.

Власть полкового командира распространялась даже на родительские права казаков. Так, например, начальство приказывало воспитывать в мальчиках-подростках военные привычки, понятие и уважение к старшим; станичным властям воспрещало выдавать замуж девушек-казачек за солдат и иногородных, отчасти вследствие меньшего процента женщин относительно числа мужчин, а главным образом, чтобы они не терпели нужды, живя с безземельными мужьями; свободой вступать в замужество пользовались только бездетные вдовы и одинокие сироты. Казакам воспрещалось также жениться не на казачках; такие браки разрешались лишь в крайних случаях. Вообще всюду и во всем царил всесильный и властный военный режим.

Станицами управляли станичные начальники из своих полковых офицеров, которые избирались и назначались на эти должности военною властью, а не обществом казаков. И здесь, даже в мелочах, все сводилось к определенным военным порядкам и станичный сход ведал только маловажные дела, которые решал по обычаям и преданиям. Такое устройство станичного самоуправления совершенно умаляло значение его, но казаки по своей привычке повиноваться свыклись с военными порядками, установленными в их общественном быту и, не смотря на многие недостатки, подобное военно-гражданское устройство станиц просуществовало до 1871 года, т. е. почти 100 лет.

Следующею высшею инстанциею после полкового командира считалась власть начальников пехотных дивизий, расположенных на Кавказской линии

. Эти начальникн ведали все важные вопросы, относившиеся до внутреннего военно-гражданскаго управления поселенных линейных казачьих полков. Что же касается кордонной службы, то в этих случаях полковые командиры подчинялись кордонному начальнику. Впоследствии, начиная с двадцатых годов, главная власть над казачьими полками принадлежала командовавшим войсками на Кавказской линии, а затем наказному атаману Кавказскаго линейнаго войска.

Воинскую повинность отбывало все мужское население полка, за исключением физически – неспособных. Каждый казак, способный к конной службе, по достиженiи 20-ти-летнего возраста, приносил присягу на верность службы Царю и Отечеству, зачислялся в служилый разряд и, смотря по надобности, или тотчас же наряжался на очередную службу, или же временно оставался дома в полной готовности выступить по первому требованию, куда прикажут. Когда казак, по дошедшей до него очереди, зачислялся на место выбывших казаков в список штатного состава полка и командировался на службу, то с того времени он начинал получать жалованье, провиант и на лошадь фураж. Находясь же на временной льготе дома, казаку ничего не отпускалось от казны, так как довольствие полагалось и выдавалось тому, кто заменял его на службе.

Самый порядок определения на службу молодых казаков обставлялся некоторыми торжественными обрядами

. Поступавшие на службу, молодые казаки являлись в станичное правление, одетыми по обыкновению в домашнего изделия длинные свитки-зипуны, в высоких черных шапках, неся в руках свои сабли. Там старые казаки снимали с них свитки и на дровосеке обрубали топором до положенной длины своих коротких кафтанов, приговаривая – «о так добре буде!», а затем надевали на «хлопцив» укороченные свитки, подпоясывали саблю и вели в церковь принимать присягу на верность службы. – «Гей, хлопче! не забудь свою мазницю!» – в шутку говорили старые казаки молодым, когда те, смущаясь непривычною обстановкою, забывали взять свои шапки, с виду похожия на мазницу[55 - Мазница – деревянное ведро с дегтем для смазки деревянных осей в повозках.]. По достижении 45-ти-летнего возраста, казаки зачислялись в разряд внутренно-служащих и при надобности наряжались на нестроевую службу в полковых и станичных правлениях без всякого содержания от казны. В возрасте же 50-ти лет они навсегда освобождались от службы и увольнялись в отставку. Для офицеров обязательный срок службы полагался 25-ти-летний.

В течение своей долголетней службы, офицеры и казаки обязывались всегда быть готовыми для выхода в поле против неприятеля конными, с собственным снаряжением, обмундированием и вооружением. Кроме определенного штатом постоянного числа служащих конных старшин и казаков, в Хоперском полку, в период 1779–1800 годов[56 - Приложение № № 30, 31, 82 и 33.], постоянно находилось на службе в качестве артиллеристов при орудиях в крепостях и редутах еще 128 пеших казаков-канониров, «дабы казаки – как сказано было в положении – сами в защищение свое во всем употребляемы быть могли». В 1800 году канониры-казаки были упразднены[57 - Приложение № 36.], но зато с 1808 года Хоперскому полку отпустили из артиллерийского склада три полковые орудия – один единорог и две пушки – при которых определено было иметь на службе сверх штата одного офицера и 25 казаков

. В том же году из полка выделили еще 42 казака в состав Кавказской конно-артиллерийской роты, переформированной впоследствии в две конно-артиллерийския казачьи батареи

.

Комплектование полка офицерами со времени его образования совершалось посредством производства в это звание казаков за выдающиеся боевые отличия, за храбрость, распорядительность и примерное поведение; требовалось только, чтобы представляемый был непременно грамотным. С самых отдаленных времен и до 1800 года офицеры казачьих полков: хорунжие, сотники и есаулы, назывались, просто, старшинами

. По старым казачьим обычаям полковые старшины и казаки сами намечали выдающихся людей из своей среды для замещения свободных старшинских вакансий. Этих избранных полковой командир аттестовал и представлял на утверждение в своих званиях в Военную Коллегию, указами которой до 1800 года они утверждались хорунжими, сотниками или есаулами[58 - Приложение № № 23 и 24.].

С 1800 года казачьи офицеры в этих званиях утверждались уже Высочайшими указами Военной Коллегии

, стали называться обер-офицерами[59 - Приложение № № 36 25.] и приравнивались к армейским чинам: хорунжие – корнету или прапорщику, сотники – поручику, а есаулы – капитану. Но казачьи офицеры считались ниже армейских, так сказать, дешевле по качеству, и только за особые боевые подвиги и отличную службу награждались соответствующими или высшими армейскими чинами. В таких случаях, награжденному армейским чином казачьему старшине, Военная Коллегия выдавала патент на пожалованный чин. Впоследствии, с 1818 года, согласно положения комитета министров 28-го мая 1818 г., установлена была выдача патентов казачьим старшинам и на казачьи чины

. В 1825 году Высочайшим повелением казачьи звания и чины сравнены с армейскими, но только в отношении значения самых званий и чинов однако без прав и преимуществ, которыми пользовалась армия

. Кроме обычных обер-офицерских чинов в казачьих полках, с 1828 года были введены еще зауряд-хорунжий и зауряд-сотник

, которые давались временно и жалуемый в таких случаях или оставался на своем прежнем казачьем денежном и прочем содержании, или же получал половину оклада нового своего звания

.

Отставки и переводы офицеров из одной части в другую производились Высочайшими повелениями, объявляемыми указами Военной Коллегии, а впоследствии приказами военного министра. Кроме своих природных казачьих офицеров, в полку служили офицеры, переведенные из регулярных частей пехоты и кавалерии, причем число таких офицеров достигало иногда ? всего штатного состава. Раз казак делался офицером, он употреблял все свои старания, чтобы вывести в офицеры и своих служащих сыновей, чего достигал нередко, выдвигая их на видные места, обучая грамоте и воспитывая в требуемом направлении. В полковые командиры назначались исключительно штаб-офицеры регулярных войск. Такой порядок держался до пятидесятых годов, когда впервые стали назначать на должности полковых командиров казачьих полковников и подполковников.

Комплектование полка казаками установлено было постанично. Каждая станица, соответственно своему народонаселению и по рассчету, определенному полковым командиром, выставляла нужное число казаков, чтобы сотни постоянно находились в полном составе служащих воинских чинов. Кроме того в каждой станице велись три списка: один казакам, прослужившим 25 лет и обязанным службою по внутреннему управлению; особо отставным казакам, тем и другим способным защищать свои станицы; наконец особый список молодым казакам (малолеткам) в возрасте от 16-ти до 20-ти лет, которые обязывались быть готовыми для выхода на службу в станичные резервы, на кордонные посты, или на замену убыли в служащих казаках. Таким образом, в первые годы поселения на линии, пока число жителей было еще незначительное, на военную службу выходило почти все мужеское население в возрасте от 16-ти до 50-ти лет. Даже отставные и неслужащие казаки не пользовались льготою, так как они обязывались нести в своих станицах квартирную, подводную, дорожную, мостовую и прочия земския повинности; сверх того они содержали почту, т. е. выполняли почтовую гоньбу на собственных лошадях в районе своего полкового округа от ст. Донской и далее на Московскую и Ставропольскую станицы, редут Бешпагирский, селение Сергиевское, ст. Северную и до ст. Александровской, причем на каждой станции полагалось содержать 3-х казаков и 6 лошадей

.

Со времени сформирования и до 1813 года Хоперский полк находился в 5-тисотенном составе и штат его несколько раз менялся, но в общем число воинских чинов в полку по переселении его на Кавказ было следующее

:

К этому числу в 1791 году было добавлено 20 пятидесятников

, а в 1800 году еще полковой священник и один церковник, и исключены из штата канонирские ученики