Костечков-варвар

–«Там… О, сыр. Круто Индюк, круто»– удовлетворённо произнёс Костечков.

Он быстро нарезал сыр и вернулся в свою обитель, где снова направился к секретеру. Открыв его, Алексей вытащил оттуда припрятанную початую бутылку водки «Ямская» и охотничий нож угрожающего вида (тот самый, который был туповат и когда-то лежал у него на столе).

–«Слушай, я не буду водку, у меня ещё пиво есть»– проговорил зашедший следом Индюк.

Но разве когда-то мнение других людей волновало Костечкова?

Он сделал глоток «Ямской» прямо из горлышка и протянул бутылку Индюку. Затем он поначалу, потянулся было за сыром, но покосившись на недопитое пиво товарища, решил присвоить его. Индюк же, печально воздохнув, отпил немного водки, тут же страшно скривился и бросился к блюдцу с сыром.

Костечков несколькими мощными глотками допил индюшачье пиво и сел в кресло.

Взял нож

Закатал рукав свитера

Стал проводить по коже туповатым лезвием, имитируя членовредительство

Индюк, всё ещё переваривающий водочный жар, молча наблюдал за его махинациями. В какой-то момент Костечков почувствовал, что шок-эффект от его self-harming’a выдохся и отложил нож. Теперь он отчего-то решил обрисовать в общих чертах своё мировоззрение:

–«Врубаешь, Индюк. Вот ты пиздишь там про работу, про всякую хуйню, а ведь смысла в этом нет совсем. Ты как ЛаВей для дьяволопоклонников, конформист, блядь. А я, по сути, дьяволопоклонник, чистый хаосит. Я врубаю, что общественная жизнь ничего не стоит, что вообще, в целом, общество достойно только ненависти, эти ограниченные, тупые люди, быдло. Ну то есть те, кто это отрицает, небыдло, но, по сути, они тоже быдло, просто дурят себя. Нужно взять всё, что хочешь, а, когда всё взял, забрал всё, что мог, то нужно выпилиться, ёпту. Право сильного, Индюк, тащемта»-

Во время произнесения своих мизантропических стансов, Костечков так раздухарился, что встал с кресла и стал прохаживаться по ограниченному пространству своей комнаты. Когда он дошёл до логического завершения своей речи, нечто снова побудило его оглядеть, как и вчера, обстановку собственной комнаты – кресло, плакат на стене, шкаф, полки с книгами. И на вот этих самых полках вдруг что-то привлекло внимание Костечкова. Что-то тускло поблёскивало между книгами. Некий ранее не замеченный им объект.

Индюк что-то говорил, комментируя идеологические позиции Костечкова, но тот его совсем не слушал. Как завороженный, он медленно протянул руку в темный провал между «Инквизитор: Ордо Ксенос» и «Инквизитор:Ордо Еретикус». Уже по одному тактильному ощущению он точно знал, что явится его взору. Это был подвесной кулон в виде молота Тора, подаренный ему одним из приятелей на день рождения (По иронии этим приятелем был Вурм, но об этом Костечков почему-то не вспомнил).

Полностью поглощённый своей находкой, Костечков плавно опустился в кресло. И пока он вглядывался в плавные формы своей находки, на него волнами хлынули иные воспоминания. Как-то сняв этот кулон, он долго не мог найти его, а затем и вовсе позабыл про потерю. Он снял его ещё тогда, когда Он и Жарков, и Индюк, и Вурм, и Ушан…

С вершины перевала, где стоял варвар, открывался захватывающий дух пейзаж Дыбении. Суровые горы обрамляли глубокие узкие долины, на дне которых бесновались стремительные ледяные реки. Кое-где на склонах виднелись рощи тёмных елей, единственных деревьев, чьи корни были достаточно мощными для того, чтобы пробиться сквозь каменную толщу. Хозяином этой беспощадной земли был пронизывающий ветер, бросавшийся на любого путника, вышедшего на границу Дыбении.

Но Костечкову этот ветер был нипочем, ведь это была его родина.

Уже с этого перевала дикарь мог видеть размытый силуэт мрачной башни, выстроенной Взагр`Уршъе-Рамутзог’Монгом на другой стороне долины. Это мрачное сооружение находилось именно здесь, дабы любой пришедший сразу ясно понимал, кто теперь является хозяином суровой страны дикарей.

Костечков приглушённо зарычал, его извечная ненависть к магии и магам клокотала внутри, а на груди жёг кожу амулет сборщика кухонь – уже это говорило о неизмеримой магической силе колдуна. Даже на таком удалении его аура давала о себе знать.

Гложимый желанием уничтожить врага, дикарь подтянул плавки и решительно направился вниз по склону.

***

–«Слушай, уже без четверти. Ты не пропустишь там свою разборку?»– подал голос Индюк.

Костечков тут же вышел из забытья:

–«Пять сек»– он выбрался из кресла и подошёл к шкафу. Открыв его, Алексей выудил облачение для особого случая – широкие кожаные штаны со шнуровкой на боку. Тут же, не стесняясь Индюка, он сбросил джинсы и стал переодеваться. Будучи уже подвыпившим, он не слишком хорошо держал равновесие, прыгал на одной ноге и, в конце концов, завалился на пол. Кряхтя и матерясь, он встал и, наконец, завершил процесс смены одежд.

–«С них кровь легче отмыть»– объяснил Костечков Индюку данное решение.

Он подошёл к столу и взял было тот самый нож, но подумав, всё же отложил его.

–«Не, резать я его не буду. Так, попизжу просто»– снисходительно проговорил Костечков то ли для Индюка, то ли для себя самого. Тут же он дёрнулся, вспомнив важную вещь – вернулся к креслу и, пошарив некоторое время по его подушкам, выудил амулет, который он выронил, будучи одёрнутым Индюком. Его Алексей надел на шею, убрав под футболку. Затем вышел в прихожую, где экипировался своей неизменной курткой с берцами и закинул на спину торбу. Индюк последовал за ним и вскоре они вместе покинули пределы костечковской квартире.

На улице Алексей тут же закурил. С наслаждением выпустив струйку дыма в прохладный воздух, Костечков проговорил:

–«Приближается буря… Ноют старые кости»– и засмеялся от удачно сделанной аллюзии. Почему-то вечерняя погода подействовала на него крайне положительно. Теперь он испытывал неподдельное удовольствие от окружающих условий.

Но как только они покинул двор и вышли на проспект, Индюк снова взялся за своё

–«Кост, я домой тогда, мне завтра вставать»-

–«Да нихуя! Какое домой?! Пошли, посмотришь, как я этого петуха уделаю!»– боевито вскричал Костечков.

–«Да мне вставать завтра рано, Кост»– с ноющими нотками в голосе повторил Индюк.

Алексей с ухмылкой приобнял товарища согнутой в локте рукой за шею, так, что это «приобнимание» больше было похоже на болевой приём.

–«Но сначала, слышь, Жир, надо ещё пива взять»– и Индюк понял, что ему придётся пройти с Костечковым этот путь до конца.

Разумеется, Алексей сам не пошёл за крепким пивом, а послал за ним Индюка. Стоя у входа в магазин, он снова предавался размышлениям.

Варвар решительно двинулся вниз по склону, угрожавшему любому путнику внезапными сходами лавин и случайными камнепадами. Но для Костечкова опасность была привычной стихией, поэтому его шаг ни на секунду не замедлился. С лёгкостью он преодолевал расселины и обрывы, находил в отвесных скалах щели, за которые можно было зацепиться, совершал дерзкие прыжки.

Наконец он достиг самого низа долины и оказался на берегу стремительного ручья, чья прозрачная вода напоминала своим цветом сталь секиры и была столь же безжалостна к слабым. На берегах этого ручья росли лишь колючие кустарники и редкие ели. Подойдя к самой высокой из них, дикарь несколькими ударами секиры, повалил столетнего великана точно поперёк русла, сделав тем самым себе мост. Когда он оказался на другом берегу, то взглянул наверх, туда, куда уходила узкая, змеистая тропа. В самом её конца чернел мрачный монолит башни Взагр`Уршъе-Рамутзог’Монга. Не в силах терпеть ожидание битвы, варвар с рёвом бросился вверх, навстречу своему врагу.

-«Вот»– Индюк протянул Костечкову пол-литровую бутылку «Охоты крепкой».

–«Хули тут так мало, блядь?»– возмутился тот, -«Баклаху бы взял!»-

–«Не было»-

–«Ну тогда «Амстердам» бы, ёпту»– разочаровано протянул Костечков. Но на смену напитков времени не было, ведь впереди ждал поединок с Вурмом. Алексей выбросил сигарету в вазу с туей, стоявшей у входа в магазин, открыл бутылку зажигалкой и сделал основательный глоток

–«Эх, Индюк, тебя учить, только хуй тупить»– снова вернулся к идеологическим внушениям Костечков, -«Но тут нихуя не попишешь уже, ты конченый конформист…»-

Они быстро двинулись дальше по проспекту. Стоит отметить, что уже совсем стемнело, и весь район был окрашен оранжеватым маревом уличного света, Этот свет почему-то раздухарил Костечкова, подстегнул его фантазию. Он всё чаще прикладывался к бутылке и его разглагольствования становились всё громче.

Наконец он допил бутылку и швырнул её на обочину дороги, где та разбилась с надсадным звоном. Этот звон как будто обозначил наступление катарсиса для Костечкова, ведь внутри него воодушевление смешалось с грёзами, подстёгнутыми алкоголем.

Барометр его эмоций показывал бурю.

И он решил эту бурю выплеснуть:

“I was raised by the demons,

Trained to reign as the one

God of Thunder!

God of War!