Битва Одиноких

– Тихой. Даже степные шакалы молчали. Я слышал плеск панцирников с излучины реки, а это куда дальше, нежели Полуденная Глаз-башня. Нет, я должен был услышать падение.

– Но не услышали.

– Да. И это меня беспокоит.

– Больше ничего?

– Сейчас мне думается, нет.

– Если вспомните что-нибудь, каким бы пустяком это не казалось – обращайтесь сразу к своему наставнику – или к любому рыцарю.

– Я так и поступлю, доблестные рыцари!

Кадет покинул зал.

Фомин посмотрел ему вслед. Ушёл, а загадку оставил.

– Позвольте, и я внесу свою долю, – сказал он.

– Долю чего? – вздохнул, спросил Картье.

– Непоняток.

– Я надеялся, что уж вы-то скажете что-нибудь положительное, прочное, надёжное.

– Рад бы, но… Мне был предоставлен меч кадета Ван-Ая. Скажу сразу – никаких следов биологического характера на клинке не было, за исключением обычных представителей микрофлоры.

–Что вы имеете ввиду?

– Как не старайся держать оружие в чистоте, всегда к клинку прилипают споры, бактерии, частицы пыли. Я сделал смывы и передал их доблестному рыцарю Манарову, – биохимия ближе ему, чем мне и, возможно, он извлечет больше сведений, нежели удалось мне. Меня беспокоит другое. Меч, типичный булат Сур-Альской работы, является чрезвычайно крепким инструментом. Для того, чтобы его переломить, требуется большое усилие. Очень большое. Практически недостижимое в условиях боя. Но меч и не был сломан – структура поверхности такова, словно отсутствующая часть просто исчезла.

– Исчезла? Срезана плазменным лучом?

– Нет. При контакте с плазмой, каким бы кратковременным он не был, остаются специфические изменения. Здесь же – ничего. Совершенно ничего. Просто исчезла часть – и всё. Как это могло случиться, я не знаю. С позиций науки это немыслимо.

– Значит, немыслимо. Был клинок – и нет клинка. Растворился.

– Не растворился, Картье. Если бы растворился, я бы так и сказал. Исчез.

– Утешили. Клинок исчез. Кадеты мертвы. Никаких следов. Что прикажете делать?

– Доблестный рыцарь Нарейка, – возгласил старшина.

Фомин с облегчением сел. Все, теперь пусть Нарейка скажет что-нибудь положительное, прочное, надёжное.

Доктор пришёл в Костюме Биологической Защиты

– Простите, но слишком много времени уходит на асептические процедуры. Работы выше головы. Проще поменять костюм. Если кому-либо интересно, могу сообщить – корнет Дор-Си в состоянии парабиоза.

– Простите, чего? – подчеркнуто вежливо ответил Картье.

– Другими словами, Дор-Си застыл на грани жизни и смерти. Биохимические процессы протекают по анаэробному типу, то есть организм не нуждается в кислороде. Но скорость процессов чрезвычайна низка. Больше всего это напоминает спячку, но спячку глубочайшую. Что-то подобное пытались достигнуть по проекту «гибернация», для глубинных полётов, но на момент нашего отлёта дальше опытов над головастиками дело не продвинулось.

– Вы можете разбудить кадета? – спросил эконом.

– Нет.

– А пытались?

– Я не уверен, что это следует делать наугад. Напротив, любая непродуманная активность может привести к катастрофическим результатам. Смерти. Или чего-нибудь похуже.

– Так что же вам удалось сделать, доктор Нарейка?

– Поместить кадета в саркофаг. Надеюсь, что броня его будет достаточно крепка.

– У вас есть для этого причины?

– Мозг кадета излучает омега-волны. Подобное мы наблюдали лишь дважды – в случае с Волкогоновым и… – он осекся. Редкое состояния для доктора.

– И в моем случае, не так ли? – проскрежетал голос из рупора.

– Да, командор. У нас нет данных, являются ли омега-волны свидетельством перестройки организма, или это просто второстепенный, малозначащий признак. Два случая – ещё не статистика.

– Теперь их три. Но оставим. Другой кадет, Ван-Ай, он мёртв?

– Да. Но не оттого, что упал с Глаз-башни.

– Нет?

– Высота Глаз-башни такова, что при падении с неё проявились бы несомненные признаки: вколоченные переломы, например. Ничего этого нет. Кости и внутренние органы совершенно целы. Если падение и имело место, то с высоты самой небольшой, не выше человеческого роста. Легкие ссадины на коже, вот и всё.

– Но отчего же тогда он умер?

– Обширный инфаркт миокарда. Практически тотальный. Для молодого юноши это необычно, но не невероятно.

– Невероятно тут другое, – задумчиво проговорил Картье. – Как можно упасть с этакой высоты и не разбиться?

– Не знаю. Я при падении не присутствовал. Но если доблестный рыцарь сомневается, тело Ван-Ая всё ещё находится в секционной. Прошу.

– Я совершенно уверен в справедливости ваших выводов, доктор Нарейка. Просто я в недоумении.

– Боюсь, мое сообщение только усилит это чувство, доблестный рыцарь, – казалось, деликатный Манаров не хотел расстраивать Картье.

– Давайте, чего уж там. Разбился контейнер?

– Нет, не разбился. Контейнер хороший, рассчитан на двести атмосфер, ещё с корабельных запасов. Когда мне его доставили, я заметил, что внутри располагается тёмная полупрозрачная субстанция. Чёрный Туман, если вы позволите (Манаров баловался поэзией, и читать его отчеты рвался не каждый).

Как раз в это время проходила заключительная часть синтеза средства Аргента. Исключительно интересное вещество: метаколлоидное серебро в мю-связи с…