Великая война без ретуши. Записки корпусного врача

18 августа. Часов в 8 утра выступили из Рейовец; так совершается до сих [пор] согласно приказу по армии «энергичное» наступление на неприятеля. Вчера, оказывается, только что я выехал из Красностава, последний стал обстреливаться неприятелем; по обыкновению в обозе произошла страшная паника. Третий день не вижу штаба, где он? Связи между частями никакой, всякий предоставлен самопомощи.

Я опередил обоз штаба и прибыл вместе с судейскими и с[анитарно]-гигиенич[еским] отрядом опять в Холм – в Красные казармы. Ужасная пыль… Я загрязнился к[а] к черт, две недели не могу переменить белья; оно уложено – в обозе. Некогда помыться и выстирать белье. Подходя к Холму, увидели мчащихся десятки автомобил[ей]: то поспешно выезжает на Брест[91 - Брест (Брест-Литовск) – уездный город Гродненской губернии, ныне административный центр Брестской области (Белоруссия).] штаб армии нашей во главе [с] Плеве[92 - С полным комфортом (все время до этого жил в салон-вагоне; вся наша начальствующая камарилья ужасно любит комфорт, о к[ото]ром прежде всего и заботится) (Примеч. автора).]. Упорно говорят, что он будто бы сменяется за нелепое и неумелое руководител[ьство] армией. Давно пора! Шум автомобилей, автобусов, мотоциклет[ов], канонада и общий гвалт, и вся кутерьма с неразберихой, какой не видел даже на японской войне, страшно напрягают нервы.

Федяя называют «Пердяем».

О пантофельной почте среди евреев.

О председ[ателе] суда Лопатине – Хлестакове – Тартарене – Фальстафе: беседа его со священник[ом], что все отлично, но непременно надо увозить семью… Надо быть-де покойным, но жарит возницу улепетывать скорее.

Подозрительные ранения солдат главн[ым] образ[ом] в руки да ноги. Продовольствен[ные] транспорты отходят на Влодаву[93 - Влодава – уездный город Холмской губернии, ныне административный центр Влодавского повята в Люблинском воеводстве (Польша).]… Мы начинаем «отыгрываться», как зарвавшийся игрок. Наш корпус как цельная боевая единица теперь не существует – развеян и рассыпан. Такого хаоса не видел я и в японской войне. Пришли в Холм, откуда и начали. До сих пор валяются бумаги, бланки, к[ото] рые я напоминал «Пердяю» – сжигать, а не сегодня-завтра Холм будет в руках австрийцев (слова «Пердяя»: «Теперь война не с японцами» – значит, об отступлении не может быть и речи!). Холм совершенно не защищен в инженерном отношении и военной силой. Боимся, что австрийц[ы] перережут жел[езную] д[орогу] из Люблина на Холм; поезда уже стали приходить из Люблина неаккуратно.

Никто ничего не знает, действуют каждый по-своему; связи никакой. Выселяются поспешно из города и богатые, и бедные… Перспектива оставить здесь сотни тысяч пудов продовольств[енных] продуктов! Пообедали в «Empire», недурно. Токарев[94 - Токарев Владимир Николаевич (1867–1915) – полковник (1907), командир 9-го гренадерского Сибирского полка в 1913–1915 гг.] – командир Сибирского полка, не убит, а лишь ранен.

К вечеру – буря и дождь. Неужели и стихии против нас? О «совете в Филях, но без девочки, лежавшей на печке». Весь день лошади в упряжке и вещи не выкладывал; с минуты на минуту готовлюсь к отходу. Обоза боюсь больше неприятельск[ого] огня. Какой позор, что мы разбиты австрийцами. Наши все оборвались… Австрийцы-пленные поражают меня чистотой и корректностью костюма. Поздно вечером приехал к нам долгожданный комендант штаба Сотников, тщетно ожидавший к[аких]-либо директив от штаба, с к[ото] рым не может войти в связь; двинулся окольными путями по собственной инициативе из Рейовца часа в 3 дня на Жданне и на Холм.

Штаб, оказывается, в Раколупах[95 - Раколупы – деревня в Холмской губернии, ныне в Хелмском повяте Люблинского воеводства (Польша).] к СВ от Избиц, куда едет завтра комендант штаба на автомобиле; для меня места в нем не находят. Не будь человеконенавистническ[ого] отношен[ия] и не представляй для меня мой штаб вражеский стан, я с радостью поехал бы туда; но при сложившихся условиях ехать мне туда, или нет? Смысл поездки туда лишь один – показать себя, что я тоже готов проливать кровь, к[а] к и наши штабные гении.

19 августа. Ночью был разбужен подъехав[шим] на автомобиле Никитиным, «зубным врачом» в долж[ности] аптечн[ого] фельдшера в 46-й дивизии, разыскивавш[им] будто бы по поручению штаба армии (?) местонахождение штаба 25-го корпуса, к[ото] рый будто бы не могли отыскать даже (!) на аэроплане (?!); отослал его к коменданту штаба. В Холме, к[ото] рый охраняется одним Николаем Чудотворцем, паника: все выселяются, магазины закрываются; циркулируют самые разнообразн[ые], друг другу противореч[ащие] рассказы и легенды, начиная с самых оптимист[ических], кончая ужасно пессимистич[ескими]. Роль в этом генерала Лопатина, председат[еля] суда – пустой балалайки, первоклассн[ого] труса; он теперь критикует манифест Верховн[ого] главнокоманд[ующе] го и высказывает-таки сентенции, за к[ото] рые в мирное время многих приговаривали к каторге… При воображаемых успехах нашего оружия – говорит совсем в духе «[Союза] русского народа».

Настроение наше ежеминутно меняется. Отсутств[ие] надлежащей осведомленно[сти] плодит массу кривотолков, часто страшного свойства. Штаб армии оказывается – в Дорохуске[96 - Дорохуск – деревня в Холмской губернии, ныне в Хелмском повяте Люблинского воеводства (Польша).]. В Травники[97 - Травники – деревня Люблинской губернии, ныне в Швидницком повяте Люблинского воеводства (Польша).] будто бы подходит 3-я Гвардейская дивизия (козырная!) для охранения линии Люблин – Холм; 5-й и 17-й корпуса будто бы уже в Львове[98 - Львов (Лемберг) – столица Королевства Галиции и Лодомерии в составе Австро-Венгрии, ныне административный центр Львовской области (Украина).], в Галицию уже назначен генерал-губернатором граф Бобринский[99 - Бобринский Георгий Александрович (1863–1928) – граф, генерал-лейтенант (1910). 25 августа 1914 г. был назначен временно-исполняющим обязанности военного генерал-губернатора Галиции. В октябре 1914 г. был утвержден в этой должности, которую занимал до марта 1916 г.]. Наш корпус самый оказался злосчастный и пакостный. В общем чувствует[ся] во всем отсутствие дирижера… Полная разрозненность и оторванность друг от друга, кто в лес, кто по дрова… Роль прапорщиков как первых виновников паники… То и дело слышишь то бодрые, то самые безотрадные вести. Потрясающая картина – обращаются с частыми жалобами на обиды и засилья солдат. Ведут много пленных, сдающихся будто бы часто добровольно… У австрийцев пулеметы на автомобилях… Плеве будто бы смещен, и вместо него – Мищенко[100 - Мищенко Павел Иванович (1853–1918) – генерал от артиллерии (1911), в 1914 г. некоторое время командовал частями 2-го Кавказского армейского корпуса, с марта 1915 г. командовал 31-м армейским корпусом. После Февральской революции 1917 г. был снят с поста и уволен от службы.]. Будто бы будет смещен и наш Зуев, и Федяй… Холм будто бы совсем не укреплен… Две роты наших утонуло в трясине… Люди истомлены и издерганы – живые полутрупы… «Видно, бес нас водит в поле и крутит по сторонам». Московский гренадер[ский] полк еще под Плевной зарекомендовал себя «кукурузниками». Люди болеют куриной слепотой.

Местные жители-торговцы не дают сдачи с бумажек. Неприятель чувствует[ся] на плечах у нас, вот-вот голыми руками захватит Холм. Мои предвидения сбываются, вещи английской, немецкой и русской работы разнятся в мелочах, по к[ото] рым можно судить и о крупных занятиях каждого.

Наш штаб перешел в Сенницы Крулевские. Красностав брошен нами – пылает… Поехал на соединен[ие] с обозом в 4 часа дня; первая в пути команда «снять шинели»… Около 12? час[ов] ночи приехали, луна. Поселили в доме управляющ[его] – следы спешного выселения, и завтра в 4 часа утра обоз обратно в Холм – переехал взад и вперед – 54 версты!

Дергание обоза штаба, несуразное маневриров[ание] им; комендант преследует лишь чисто личные интересы – выслужиться, «чего изволите» – это штабным и нужно. Тяжелая атмосфера для меня в штабе. Нелепость: арестованные по подозрению в шпионстве даже интеллигент[ные] поляки вместо того, ч[то] б[ы] быть оставлен[ными] на месте (напр[имер, в] Холме), следуют всякий раз за обозом!! Истязание! Едучи в Сенницы Крулевские, в тыл, [видел], что батареи возвращали обратно и свободно горели костры – думал, что все благополуч[но]. Приехавши, услышал обращен[ие] ротн[ого] команд[ира] охранной роты: «Отдаете ли вы, в-ство, отчет, в каком положении мы находимся?» Решение мое следовать раньше обоза в Холм; планы, ч[то] б[ы] не попасть под выстрелы… Утекали с белым флагом в запасе. Неснабжение картами врачей, следующих вслепую, а между тем при штабе возится их 40 пудов!

Не спал ночи; разбитый, выехал чуть свет на Холм.

20 августа. Тишина в смысле батальном, но настроение у всех угнетенное. Говорят, говорят, и всяческое говорят… Третью неделю не сменяю белья… Холодно, ветрено, а теплые вещи уложены в обозе, откуда некогда их раздобыть. Зябну и голодаю за отсутств[ием] «горячего», от беспрерывной трепатни не досыпаем.

Наконец-то совершилось то, чему надлежало бы совершиться еще и ранее во благовремении: сегодня прибыл Зуев ко мне мокрой курицей и со слезами на глазах сообщил, что он смещен с должности корпусного командира с приказом к штабу армии, а «Пердяй» совсем отчислен в резерв за то, что Зуев «недостаточно энергично действовал и недостат[очно] широко развил данную ему задачу». «Пердяй» сегодня уже вперед приветствовал меня: «Здравствуйте, В[асилий] П[авлович]» (обыкнов[енно] не замечал), и с первого слова нагло заявил мне, что-де штаб его главным образ[ом] обвиняет за недостаточно полное функционирование госпиталей!! Мое ему разъяснение. Действие И. Архангельского с госпиталями, к [ото] рые пропали! Зуев и «Пердяй», по-видимому, не чувствуют себя ни в чем виноватыми. Это поистине трагедия для России, что наши военные начальники, «автомобильные» генералы имеют особую дубовую совесть!! Поговорили с Зуевым, я ему раскрыл глаза на многое, что совершалось нехорошего в его штабе; относительно «Пердяя» он ответил: «Я его хорошо узнал… Где надо было показать Москву – он указывал Петербург, любил лишь побольше и вкуснее пожрать, да попросторнее и шикарнее занять для себя помещение…» О, какой бы эффект имело мое секретное письмо, к[ото] рое я собирался писать Зуеву насчет «Балдяя»!..

Уложили эти преступники десятки тысяч людей, играя в солдатики, а их вместо того, ч[то] б[ы] отдать под суд, лишь устраняют! Но одни ли они такие? Не большинство ли из на действительной службе находящихся? Способные и талантливые, вероятно, есть, но они стоят в тени и не в движении. Из таких я считал бы одного отставного Мартынова Евг[ения] Ив[анович] а[101 - Мартынов Евгений Иванович (1864–1937) – генерал-лейтенант (1910). В апреле 1913 г. был уволен из армии «по домашним обстоятельствам». В связи с началом мобилизации в июле 1914 г. подал прошение на высочайшее имя, прося вернуть его в армию, на что получил согласие. Был назначен в распоряжение начальника штаба Юго-Западного фронта. Вылетел 10 августа 1914 г. из Дубно с целью провести стратегическую разведку на Львов и Стрый, над Львовом аэроплан был подбит, совершил вынужденную посадку. Вместе с летчиком попал в плен, где находился до февраля 1918 г.] и еще, может быть, одного-другого… Весь наш русский режим прогнил, и в материальной культуре мы не можем сравняться ни с немцами, ни с англичанами, ни с прочими цивилизован[ными] странами. Что я видел на японской войне, то еще в более густом цвете вижу и сейчас. Живое дело у нас делают, что бумаги пишут, и своекорыстные личные интересы неспособны подчинить хоть на время общим гражданским. На место Зуева временно назначен Долгов[102 - Долгов Дмитрий Александрович (1860–1939) – генерал-лейтенант (1910). С июля 1910 г. являлся начальником 46-й пехотной дивизии, во главе которой вступил в войну. С июня 1915 г. командовал 19-м армейским корпусом. В ноябре 1915 г. был переведен в резерв чинов при штабе Петроградского военного округа. С января 1916 г. командовал 37-м армейским корпусом, с марта 1916 г. – 7-м Сибирским армейским корпусом 12-й армии Северного фронта. Позже корпус был переброшен на Юго-Западный фронт. В сентябре 1916 г. был переведен в резерв чинов при штабе Киевского, в ноябре 1916 г. – Петроградского, в декабре 1916 г. – Московского военных округов. В июне 1917 г. был произведен в чин генерала от инфантерии с увольнением от службы по прошению с мундиром и пенсией. В 1918 г. добровольно вступил в РККА. В 1919–1920 гг. состоял в Генштабе РККА. Позже добился разрешения на выезд из страны и уехал в эмиграцию. Умер в Брюсселе (Бельгия).], начальн[ик] 46-й дивизии, а постоянно, говорят – Лопушанский[103 - Лопушанский Николай Яковлевич (1852–1917) – генерал-лейтенант (1907), в 1908–1915 гг. командовал 10-й пехотной дивизией.], начальник 10-й дивизии, человек «милый, любезный, никакими особенными стратегическими талантами не обладающий, на корпусн[ого] командира не рассчитывавший и собиравшийся по предельному возрасту выходить в отставку». Долгов же – «еще молод, недавно лишь командует дивизией». Если такие соображения будут и впредь при назначении командного состава, то никаких перемен к лучшему ожидать нечего; я и не ожидаю! Плеве, так поспешно выехавшему из Холма и тем вызвавшему всеобщую панику в городе, предписано немедленно же возвратиться в него; то же и губернатору.

Что делается теперь на вокзале – не поддается описанию, все выселяются!! Австрийцы упорно лезут на север, вклинившись и разъединивши 5-ю от 4-й армии; уже завладели Травниками; путь железнодор[ожный] от Люблина на Холм, так[им] обр[азом], перехвач[ен]. Как ни хвастаются мои маршалы, что они много накрошили австрийцев («целые горы трупов»), но отдают должную справедливость их начальникам – «генералы-де их отличные, прекрасно владеют тактикой и умением охватывать», а наши? Командир Гренадерского корпуса Мрозовский[104 - Мрозовский Иосиф Иванович (1857–1934) – генерал от артиллерии (1913), в 1912–1915 гг. командовал Гренадерским корпусом, в 1915–1917 гг. занимал должность командующего Московским военным округом и Московского генерал-губернатора. Умер в эмиграции во Франции.] (из 70 тысяч к[ото] рого, как передает Зуев, остались в живых лишь 8 тысяч!!) получил благодарность свыше из штаба за то, что собственноручно застрелил трех австрийцев! Это ли не пошехонщина?! Дело ли это корпусн[ого] командира? Все наши военачальники оправдывают свои неудачи значительным превосходством сил противника! Но так ли это? Наши пошехонцы все спасение видят лишь в количестве сабель, штыков и пушек, и никакого внимания не обращают на живую силу, двигающую этими орудиями борьбы. Люди измотались ужасно, а их продолжают без сна и отдыха употреблять в действии! Слава Богу, теперь атмосфера в моем штабе очистится, а то я решил было просить перевода и даже недалек был от заболевания. Теперь, говорю я товарищам, и мы с вами будем ездить на автомобилях, не одни наши вояки!! Относительно занятия нами Галиции и успешных действий остальных корпусов нашей армии, очевидно, передавались лишь одни сказки. Иначе трубили бы во все трубы иерихонские! Ни писем, ни газет не получаю. Не знаю, что делает[ся] ни в доме, ни в отечестве. Так скверна окружающая действительность и так болеет моя душа от нее, что неполучение каких-то там писем и газет нисколько не в состоянии увеличить мои страдания; большими их сделать теперь нельзя; никакая надбавка к страданиям не отягчит более моей души.

21 августа. Светлый свеженький день. Слава Богу, выспался наконец, переменил белье; ч[то] б[ы] не забыть об этом, приурочива[юсь] к семидневкам… В 8 часов утра уже выступил из Холма вместе с обозом, сначала направившись к Загруде, в господарский двор Угер[105 - Угер – фольварк в Холмской губернии, ныне Ухер в Хелмском повяте Люблинского воеводства (Польша).], но по пути маршрут нашего следования к штабу корпуса меняли – сначала проехали на Сургов[106 - Сургов – деревня Красноставского уезда Люблинской губернии, ныне в Красныставском повяте Люблинского воеводства (Польша).] к фольварку Августовка, но здесь оказался лишь штаб отряда Фогеля[107 - Фогель Александр Александрович (1868–?) – генерал-майор (1912), командир 46-й артиллерийской бригады в 1912–1915 гг.], переходившего в наступление, и меня проперли (к сожалению, я опередил пред тем обоз) на Сенницу Крулевскую, откуда на Красностав, вчера лишь горевший и бывший в руках австрийцев. До слез грустная картина разрушения вместе с картиной самого жестокого разграбления; мимоездом видел пылающий дворец в Жданове пана Смерчевского[108 - Имеется в виду Жданне (Жданное), владение графа Я. Ю. Сморчевского.] – какая масса драгоценностей сделалась жертвой огня и грабительства нижних чинов!..

Приехал в Красностав уже [за] темно: светила застланная тучами луна, заканчивал[ась] работа по погребению в братские могилы убитых русских и австрийцев, интенсивн[о] запах[ло] гарью; картина разрушения Помпеи[109 - Мост разрушен, проезжал по понтону (Примеч. автора).]. Учитель реального училища поведал о своих злоключениях с семьей, констатировал случаи мародерства исключител[ьно] со стороны наших солдат, а не австрийцев, к[ото] рые великодушно позволили даже раздать оставшиеся запасы хлеба и сахара местным жителям. Мы все колесим кругом да около…

Безалаберность наша российская: сразу объявляют о сборах к выступлению, напр[имер], в 7 часов утра, торопят, не дают возможн[ости] людям напиться чаю, а затем заставля[ют] их часа 2 стоять в ожидании приказа к движению; без карты следует даже начальник обоза штаба.

Второй день у меня светлый праздник, что штаб наш освежился через исключение из него двух главных паразитов… Все начальники служб облегченно вздыхают от исключения «Пердяя» из штаба, доводившего заботы о своих личных удобствах до nec plus ultra[110 - До предела (лат.)]. О лицемерии и продажности генер[ала] Лопатина, расточающего дифирамбы Зуеву и «Пердяю» в глаза, а за глаза говорящего иное. Мне кажется, что жестокие люди – трусы, а мягкосердечные – нет… Лучше погибнуть, свалившись с аэроплана, чем с телеги, так и в отношении нашего штаба – не хочется умирать по его глупости…

Кавалерия у австрийцев будто бы хуже нашей; если разведка лучше нашей, то благодаря более совершен[но] организованному шпионажу, за что они щедрее расплачиваются, чем мы… Секретничанье доведено у нас до крайности: разыскивание штабов, все равно, что иголки…

Австрийцы плохо принимают штыковой бой и вообще – напор всяких колющих орудий (пик и т. п.), поднимая руки вверх в знак готовности к сдаче. Куда как совершеннее их снаряжение, патронов носят более, чем мы (100 и 600). Бедные жители городов, к[ото] рые переходят из рук в руки то нам, то австрийцам – не знают, какому богу молиться.

В Красноставе заночевал на развалинах среди мусора и пыли, разбросанного имущества уездн[ого] воинск[ого] начальника, почти все из города бежали. Прежалкие картины варварского сокрушения и опустошения.

NВ: Особый доклад об усилении боевой мощи не с помощью увеличения только штыков, сабель и пушек, а оздоровления (безалаберность в деятельности…), о поддержании связи, о недопустимости производства под хлороформ[ом] операций на главн[ом] перев[язачном] пункте, об условиях раскрытия полевых госпитал[ей].

22 августа. С раннего утра обложной дождь. Из Красностава почти все разбежались, побросавши в домах всякие запасы и даже дорогие предметы – остатки варенья, разносолы, зонтики, шляпки, книги, настойки и т. п. В господарских же дворах (Жданово[111 - Имеется в виду Жданне (Жданное).] и др.) – разносолы, гобелены, ковры, ноты фонолы – растрепленные по комнате; чего не сжег огонь, то старались растащить мародеры наши; по общему отзыву австрийцы в этом отношении значительн[о] уступают нашим. Один псаломщик так урезонивал наших грабителей из солдат: «Ведь я русский – ну, грабьте у поляков да у жидов, а у меня-то грешно вам!» Собираются применять драконовские меры к виновникам. А все же в основе этого преступления лежат невежество и непросвещенность нашего солдата, не отдающего себе отчет в осмысливании того, что делает. Прегрустная картина разоренных и пылающих в огне гнезд. Появился у меня насморк от постоянных сквозняков в разоренных, с выбитыми стеклами и окнами домах.

С раннего утра энергичная канонада артиллерийск[ая] с СЗ, стихшая лишь к ночи. Огромные массы раненых с офицерами и врачами. Дружелюбные разговоры нашего казака с австрийцем, посменно курящим одну и ту же сигару. Чудное снаряжение – прекрасная обувь с чистыми портянками, ранец, резина для каблуков… То и дело слышатся добродушные окрики наших солдатиков, ведущих пленных: «Ходи, ходи, пане».

Отчаяние красноставского врача – от избытка раненых, истощения всяких средств и отсутствия власти для содействия по эвакуации и снабжению всем необходимым (больница обществ[енного] призрения); распорядился придвинуть один из полев[ых] госпиталей.

Настроение с утра бодрое: австрийцы будто бы в панике отступают, много сдается; Травники опять в наших руках. Передают, что будто бы крупные победы одержаны в Киевской армии[112 - Имеется в виду 3-я армия, сформированная из войск Киевского военного округа.]: взято чуть ли не 4 генерала, 153 офицера, 113 пушек – почти полный корпус. Львов будто бы наш уже, а также Кёнигсберг[113 - Кёнигсберг – главный город Восточной Пруссии (Германия), ныне Калининград, административный центр Калининградской области (Россия).]. Ничего достоверно все-таки нам не известно, т[а] к к[а] к газет совсем не читаем; почта функционирует прескверно – не получаем ни корреспонденции, ни газет. В японскую войну было больше порядка во всем. Даже официальные бумаги и то не доходят по назначению! Хаос во всем полный – суетятся, нервничают. Врачебн[ые] заведения здорово поистрепались и порастерялись по части своего имущества. Мы, врачи, предоставлены самим себе. Никакой помощи извне, кроме тормозов со строевой части не имеем; о нас совсем забывают в критические минуты.

О характеристике штабных: Попова[114 - Попов Владимир Петрович (1877–1935) – полковник (1912), штаб-офицер для поручений штаба 25-го армейского корпуса в 1913–1915 гг.], Смирнова, еще о Бодиско, приблудившемся штаб-ротмистре какого-то 6-го полка[115 - 6-й уланский Волынский полк.] в роли пришей-пристебай; а таковых здесь много.

В 5 часов вечера тронулись, поливаемые дождем, по грязной дороге на Горжков, но, подъехавши к нему, возвратились и сами, и с своим обозом назад в Красностав, так к[а] к ожидаемая под Горжковом победа наша оказалась еще не одержанной и стоять в Горжкове небезопасно как в местности, где передовые позиции.

Пушки бухают свирепо. Что-то покажет завтрашний день?

23 августа. Ведрено. Сильный ветер, с воем и гулом гуляющий в занятом нами помещении с выбитыми рамами и стеклами. 9 часов утра, а на позициях тихо: не слышно ни одного выстрела. Ждем оттуда донесений, ч[то] б[ы] сообразовать с этим время нашего выступления из Красностава.

Ношусь в вихре бушующих стихий, отрезанный от света Божия, не имея никаких вестей с родины. Все время только движемся и движемся, да еще как было доселе – кругом да около, только знаем, что складываемся да раскладываемся, не будучи в состоянии о чем-либо сосредоточенно подумать – полное оравнодушение – тупое, бессмысленное – ко всему окружающему… а окружающее все такое зверское, жестокое, первобытное. Измученный физически и морально, сваливаешься, где только возможно прилечь, как убитый… Такое дерганье продолжаться долго едва ли возможно… Чувствуется страшное бессилие в выполнении своей роли как желали бы; кажется, что все делается и завершается само собой – силою не от нас зависящих обстоятельств.

Решено переночевать в том же Красноставе, ч[то] б[ы] пока не двигаться всем штабом и обозом опять на Горжков, т[а] к к[а] к наш корпус почти достиг надлежащей позиции, ч[то] б[ы] подошли остальные корпуса с юга в обхват противнику. Влились в нашу и 4-ю армию пришедшие 1-я и 2-я Гвардейские дивизии; идет еще 3-я. В городе после полудня появились власти: бежавшие уездный начальник (исправник) со всем сонмом урядников и городовых; на развалины и пепелище возвращаются мало-помалу также и жители. Пронизывающий сильный холодн[ый] ветер гуляет по комнатам; завешиваем все дыры и щели оставшимися юбками, кофтами и пр. Приводят много пленных, из к[ото] рых все охотно сдаются. Конвойный солдатик объяснил мне причину такой массовой сдачи неприятеля: «Знамо, в-ство, как не сдаваться, когда этих пане кормят только горохом да луком с морковью!» Вот если бы наши военачальники да уразумели бы глубокий смысл сказанных т[а] к наивно слов этого серенького человека, тогда они знали бы, в чем лежит главный рычаг победы – не в одном лишь количестве штыков да пушек!.. Брюхо, брюхо для массы великий вопрос, с к[ото] рым прежде всего надо считаться…

Посмотрю я на Рябушинского, недосыпающего, недоедающего[116 - Обряженного в форму рядового, козыряющего, выпятивши глаза, каждому офицеру. (Примеч. автора).], развозящего всю нашу штабную знать на автомобилях и денно, и нощно, – и диву даюсь, какой мотив руководит этим миллионером, добровольно ушедшим от своей комфортабельной жизни буржуа в этот кромешный ад. Я бы, будучи миллионером, так не поступил, и вместо себя сделал бы шофером к[акого]-н[и] б[удь] наемника. Но нет ли у него большого горя, к[ото] рого он бежал, ч[то] б[ы] забыть его? Как-нибудь разговорюсь с ним по душам.

Шт[абс]-капитан Богословский[117 - Богословский Борис Петрович (1885–1920) – капитан (1911), с июля 1914 по октябрь 1915 гг. занимал должность старшего адъютанта штаба 25-го армейского корпуса.], этот штабной Мольтке при Зуеве и «Пердяе», теперь сократился, и роль его введена в надлежащие границы; чувствуется знающ[ий] и компетентный глас командующ[его] корпусом и его начальника штаба полковн[ика] Галкина[118 - Галкин Михаил Сергеевич (1866–1920) – полковник (1909). С сентября 1912 по ноябрь 1914 гг. был начальником штаба 46-й пехотной дивизии. В августе-октябре 1914 г. занимал должность и.д. начальника штаба 25-го армейского корпуса. С декабря 1914 г. командовал 71-м пехотным Белевским полком.].

Кто-то проиграл на рояле несколько аккордов после ужина, унесших воспомина[ниями] в культурн[ые] условия жизни.

Ночуем в том же Красноставе (на реке Вепрж). Вместо сгоревшего моста установлены уже два понтонных.

24 августа. Воскресенье; знаю это потому, что хотел было сдать накопившееся грязное белье в стирку и получил ответ, что стирать по случаю праздника никто не согласится! Погода дивная; прохладно; солнышко греет по-осеннему. Отправил сегодня с писарем штаба, командируемым в Ярославль за теплыми вещами для офицеров, письмецо своим ребятишкам, снабдивши его адресом.

Командующий армией на Западном фронте Самсонов[119 - Самсонов Александр Васильевич (1859–1914) – генерал от кавалерии (1910), командовал 2-й армией, в августе 1914 г. попавшей в окружение в Восточной Пруссии. Застрелился.] по официальным источникам застрелился. По какой причине? Дела наши на германской границе, говорят, неважны[е], будто бы два корпуса разбиты.

Проходит масса пленных австрийцев. Захвачен большой обоз, рассматриваем и разбираем добычу[120 - Все предметы (линейки, повозки и проч.) отличаются перед нашими лучшей конструкцией и работой (Примеч. автора).]… На чердаке дома нашего найден зарывшийся в солому австриец, ничего не евший несколько дней, спрятавшийся несомненно из боязни, ч[то] б[ы] не попасться в плен воображаемым им мучителям.

Сегодня – дневка для войск. Слава Богу; она должна значительно укрепить силы наши и солдатские. С завтра переходим в наступление, предстоит переход через горный кряж и брать весьма укрепленные позиции. Ожидается большой убой. Все человеческое, кажется, вытеснено из людей, и осталось, орудуя всем, в них только одно звериное[121 - Сегодня ротмистр развязно рассказывал, как он перед пленным врачом-австрийцем, заявившем о своих правах на покровительство Женевской конвенции, показал нагайку с целью символизировать перед врачом как он смотрит на разные наставл[ен]ия конвенций!!! Еще картина: во время движения обозов балда Рассадкин увлекся битьем спаривавшихся собак – общее гоготание… (Примеч. автора)].

Распределение штабов на нынешний день: 3-й гренад[ерской] дивизии – Жолкевка[122 - Жолкевка – местечко в Красноставском уезде Люблинской губернии, ныне в Красныставском повяте Люблинского воеводства (Польша).], 46-й – Майдан Верховский[123 - Майдан Верховский – деревня в Красноставском уезде Люблинской губернии, ныне Майдан Вежховинский в Красныставском повяте Люблинского воеводства (Польша).] и 70-й – Бзовец, южнее дер[евни] Мосциска[124 - Бзовец – ныне не существует. Деревня Мосциска находится на территории Красныставского повята Люблинского воеводства (Польша).].

Замостье уже занято 19-м корпусом, остальные корпуса армии едва ли успеют продвинуться в тыл отступающим теперь австрийцам, ч[то] б[ы] устроить им Седан. Появляются заболевшие дизентерией, к[а] к среди наших, так и австрийцев. См. мою полевую записку командующему корпусом за № 9[125 - В фондах НИОР РГБ не обнаружена.]… Оперирую распределением полевых госпиталей, транспортировкой раненых, деятельностью дезинфекцион[ных] отрядов.

Никак не могу наладить, ч[то] б[ы] нижние чины, довольствующиеся при штабе корпуса, получали все, положенное им по закону; ч[то] б[ы] добиться этого приходится ссориться! Как глубоко невежественно наше офицерство, рубя сучок, на котором сидит…

25 августа. В 9 утра выступили на Запад за 12 верст в Горжков; местность гористая и лесистая; дивная природа. Опасение, что австрийцы будто бы с трех сторон нас обходят. Капитан Смирнов командует, ч[то] б[ы] все брошенные бумаги в Красноставе сжечь. Давно бы пора последовать моему совету. Значит, Красностав не застрахован перейти опять к другим хозяевам!

Несвязанность, некоординированность поразительная. Командир Лохвицкого полка[126 - 279-й пехотный Лохвицкий полк.] в отчаянии, что требований от него много, а средств дано мало: нет у него делопроизводит[елей], писарей, etc., т[а] к к[а] к полк формировал[ся] по лит[ере] «Б»… Пленные офицеры австрийские не верят, ч[то] б[ы] были нами уже взяты Львов и Галич[127 - Галич – город в Галиции (Австро-Венгрия), ныне административный центр Галичского района Ивано-Франковской области (Украина).].