Каменный гость. Пятая книга о Серой Мышке

– Ремнями, – констатировала Наталья, разглядывая себя в зеркальном потолке, – а что, неплохо выгляжу!

Это она мысленно обратилась к мужчинам, столпившимся вокруг ложа, на котором была распластана обнаженная женщина. Узнать вот так – сверху, в зеркале, в котором, прежде всего, отражались стриженые затылки людей, японцев, было весьма нелегко; даже для агента три нуля один. Разве что громадную фигуру бывшего сумоиста, замершую у двери, которую Наталья разглядела, лишь закатив глазные яблоки до отказа вправо, она узнала сразу.

– Значит, – сообразила она, – человек в адмиральской форме – это Ватанабэ, бывший командующий военно-морской базы Йокосука. Почему бывший? В том числе и потому, что на его погонах – на каждом – стало на две большие звезды меньше. Как вообще погоны оставили? И почему этот самурай не свершил обряд сепукку? Видимо, в нем ничего самурайского не осталось!

Последнее утверждение прозвучало в тишине, царившей в большой палате, громко, на безукоризненном японском языке. Поэтому ничего удивительного не было в том, что адмирал дернулся всем телом, и стремительно шагнул вперед, поднимая для удара стиснутый кулак. Резкий окрик другого японца – повелительный и недовольный – не остановил Ватанабэ, но заставил метнуться огромного, но очень подвижного телохранителя к охраняемому телу. Так что адмиральский кулачок опустился только один раз – прямо на Мышкин нос. Боль, пронзившая Наталью, была ожидаемой, хоть и весьма неприятной.

– Еще и набок свернул, сволочь!

Злобы в этих словах Крупиной, непроизвольно мелькнувших в голове, не было. Ведь эта вспышка ярости была инспирирована Мышкой, а значит, она уже не чувствовала себя сейчас подопытным животным, готовым к препарированию. Еще – прежде, чем внешне ухудшить свое положение, а на самом деле показать противникам, что перед ними лежит жертва, едва управляющая своими эмоциями – он успела подивиться, сколько яростной силы оказалось в порыве адмирала; здоровяк-телохранитель едва удерживал его сейчас.

– Спасибо, – искренне поблагодарила она его (сумоиста) – за те несколько секунд, что он подарил Мышке, тщетно пытаясь оттащить сухощавого Ватанабэ от ложа.

Этих мгновений как раз хватило, чтобы рот Натальи заполнился кровью от лопнувших сосудов в носу. Густой кроваво-красный плевок в физиономию адмирала ошеломил и этого японца, и того, чья круглая бритая голова возвышалась над бывшим начальником военно-морской базы. И еще одно слово прозвучало хлестко, как кнут, рассекший воздух:

– Недостойно!

В этот выкрик Наталья постаралась включить не только собственное презрение, но и всплывшие вдруг в памяти интонации Великого Дракона, главы клана якудза, с какими он обращался к окружающему миру. И это ей, по-видимому, удалось. Потому что лица и японцев, нависших над ней, и двух их соотечественников, до сей секунды вполне благосклонно, с хорошо заметными насмешками наблюдавших за этой «битвой», заполнились неподдельным раскаянием. Казалось – мгновение, и они вчетвером бросятся распутывать ремни на женском теле, старательно отворачивая взгляды от его наготы. Мгновение это, как бы ни было длинным, закончилось, и в комнате прозвучал уже мужской голос. Без перевода было понятно, что это команда. Телохранитель отреагировал на нее мгновенно. Он взвалил уже совсем не сопротивляющегося адмирала на плечо, и утащил его за дверь – туда, куда очень ограниченные возможности зрения Серой Мышки уже не распространялись.

– Прямо, как Ленин бревно на субботнике, – проводила его ироничным хмыканьем Наталья.

Одновременно она так неласково встретила двух других персонажей действа – главных, как она поняла. Полковник Кобаяси и майор Судзуки (надо же, не забыла!) склонили над ней свои непроницаемые лица. Но некоторую растерянность в их взглядах она уловила; так же, как тщетно скрываемую опаску. Она даже попыталась кивнуть: «Начинайте, господа!», – но ремень, туго притянувший голову к кровати, не позволил ей даже шелохнуться. Тем не менее, ее безмолвный призыв был понят.

– Итак, – начал полковник, – продолжим наше общение, госпожа Руфимчик. Или подполковник Наталья Юрьевна Крупина, если вам так будет удобнее.

– Так удобнее, – Мышка скосила глаза влево, в тщетной попытке увидеть собственное плечо – естественно, не украшенное погоном.

О том, что она несколько дней, как сравнялась званием с Кобаяси, хвалиться не стала, резонно сообразив, что из вот таких маленьких тайн и родится пока не проглядываемый план спасения. Голос японского контрразведчика стал чуть печальным, даже проникновенным.

– Вы ведь понимаете, Наталья Юрьевна, что ущерб, нанесенный вами нашей стране, возместить вы не сможете ни при каких условиях. Даже с учетом возвращения средств, что вы перехватили у клана Тамагути. Я уже не говорю о попрании чести и достоинства военных моряков Японии. Хвала богам, что мир не узнал, кто и как разгромил нашу лучшую морскую базу.

– Какие проблемы? – негромко перебила его Мышка, – приглашайте журналистов – я выложу им все; подробно, посекундно, включая тот самый момент, который вспомнили вы, господин полковник. Я имею в виду нашу последнюю встречу. Можно прямо здесь… я дама не стыдливая.

– Мы это уже оценили, госпожа Крупина, – усмехнулся Кобаяси, – но о ваших исключительных способностях в деле разрушения всего и вся мы поговорим в следующий раз. А сейчас нас интересуют ваши другие таланты.

Наталья тоже усмехнулась; талантов за собой она знала много. Предлагать же себя в качестве товара не стала. Она и так лежала, распластанной на столе – бери и ешь. Ну, или пользуй по-другому. Полковник предпочел пока продолжить беседу.

– Сделать вас агентом… заманчиво, но как-то боязно. Мой отдел, видите ли, не такой мощный, как база в Йокосуке; вряд ли он перенесет ваше вторжение.

– Ну, так покончите со мной прямо здесь, – равнодушно предложила Наталья.

Она понимала, что у этого хитрого японца есть план; коварный и не оставляющий для нее ни одной тропки для отступления. И сейчас он попросту наслаждается собственным умом и изобретательностью. А может, пытается выжать из себя до последней капли комплекс неполноценности, который не мог не родиться после допроса, который учинила ему Мышка в кабинете адмирала Ватанабэ.

– Но сначала посмотрим кино, – полковник кивнул своему заместителю, и майор Судзуки, чья физиономия была еще более непроницаемой, нажал кнопку на пульте, который грелся в его ладони с той минуты, когда Наталья ощутила себя на этом широком ложе.

Зеркальный потолок оказался еще и экраном гигантского – на всю стену – экрана. На нем поочередно, по воле пальца майора, сменялись кадры с хорошо узнаваемыми лицами. Сначала это была команда капитана Алексея Сабурова; по-отдельности, попарно и все вместе. Наталья порадовалась за них – никаких видимых последствий соседства с «грязной» бомбой она не увидела. И сам капитан, и его бойцы, и водители были живы, здоровы; Соловей-разбойник, старший лейтенант Виктор Неелов, судя по веселому блеску глаз, определенно нашел канал поставок «зеленого змия» даже в строгих условиях японского госпиталя. И поклонниц из числа медицинского персонала тоже – вон как галантно поддерживал под локотки сразу двух милых сестричек на финальном ролике.

– Фильм, часть вторая – процедила про себя Мышка, с видимым интересом и легкой улыбкой на губах фиксируя, как поменялось выражение лиц команды русских смертников после небольшой паузы.

Теперь это были замкнутые, порой злые люди, явно осознающие, что находятся в заточении – какими бы не были комфортными условия их содержания. Крупина даже готова была поспорить на любые ставки, что правильно прочла застывший теперь в их глазах вопрос: «За что?!». Просить прощения – даже мысленно, на расстоянии, она не стала. А вот вызволить их из очередной переделки… Так же, как и несчастную, несмотря на еще более роскошное окружение, семью Виктора Николаевича Будылина. В неведомом уголке японского «рая» счастливым чувствовал разве что внучок Николаича. А сам глава семьи, судя по потухшему взгляду, до сих пор не смог оправиться от постигшего его несчастья. И Наталья его понимала; не раз примеривала к себе его трагедию. Смогла бы она сама чувствовать себя полноценной личностью, если бы и ее лишили уникального дара? Быть обычной женщиной; ходить по улицам, не оценивая прохожих с позиции возможного удара с их стороны; с готовностью упредить этот удар, и нанести свой. Ответа она себе так и не дала.

– Я так понимаю, что это такая страховка с вашей стороны, – усмехнулась Серая Мышка, когда на потолке, опять зеркально отражавшем всю комнату, она увидела себя, опутанную ремнями, и два стриженых затылка, застывших над кроватью.

Полковника с майором не интересовало «кино»; они явно выучили эти кадры наизусть. Теперь же вглядывались в ее лицо с вполне понятной целью – как Мышка отнесется к такой «страховке»? Выражение их лиц ничуть не поменялось после вопроса Натальи, хотя нотку досады в ответе она все же уловила.

– Да, – кивнул полковник Кобаяси, – это будет нашей второй страховкой.

Он бросил быстрый взгляд на своего заместителя, майора – словно завершая полемику, в которой сам утверждал, что траты на заложников совершенно бессмысленны; что агент три нуля один, если потребуется, отринет свои душевные привязанности – если они у ней вообще есть.

– И в основном ты прав, – с редкой для нее ноткой грусти подумала Наталья, – надо будет для дела – переступлю через них, не сомневаясь. Но сначала сделаю все, чтобы спасти. А что касается майора… это ты, парень, никак не можешь забыть меня в образе гейши. Учтем…

– Теперь перейдем к основной страховке, госпожа Руфимчик, – полковник предпочел обратиться к ее израильской ипостаси, – надеюсь, вы не откажете нам в некоторых достижениях в области микроэлектроники?

Наталья не ответила; во-первых, потому что в пересохшем горле уже неприятно першило; голова затекла и в висках начали стучать молоточки. Она направила часть своего внимания на аутотренинг, на комплекс упражнений внутри себя, который не требовал движений. Во-вторых, отвечать на риторические вопросы она не сочла нужным. Полковник отчего-то довольно кивнул, и продолжил:

– Сейчас вас, госпожа, напичкают самой совершенной аппаратурой; металла в ней не будет ни грамма, так что летать самолетами вам не возбраняется. Специалисты в другой сфере обеспечили неизвлекаемость аппаратуры. Первая попытка – и мгновенная смерть. Или от микрозаряда взрывчатки рядом с сердцем, или от смертельно инъекции яда; таких «подарков» в вашем теле будет не один десяток. Даже я не знаю, где все они будут расположены. Скажу честно – извлечь ее из вашего тела не сможем даже мы. Так что придется вам, госпожа, до конца своих дней носить оборудование стоимостью в несколько миллионов долларов. А вот сколько этой самой жизни осталось, зависит только от вас! Я понимаю (еще один взгляд на майора), что в вашем характере – русском, а не израильском, есть такая неприятная черта, как жертвенность. Так что вы можете попытаться решить вопрос прямо здесь – окончательно и бесповоротно! Вот тогда я вам обещаю – все эти люди (он показал на зеркало сверху) умрут медленной мучительной смертью. В этом и заключается эта страховка. Живы вы – живы они! Вы выполняете наше задание; даже ценой собственной жизни – всех ваших знакомых, включая семью так называемого главы клана Тамагути, отправят домой целыми и невредимыми. Договорились?

И опять Наталья не ответила. Не потому, что вопрос опять был риторическим. Просто она решила, что ее ответ не понравится полковнику.

– Нет! – ответила она скорее самой себе, – не договорились. Потому что тебе не понять такого простого русского выражения: «Безвыходных ситуаций не бывает». И пытаться «решить вопрос прямо здесь» я не буду. Уж если действительно решу уйти, как ты говоришь, окончательно и бесповоротно, постараюсь захватить за этот поворот побольше врагов. Тебя в первую очередь.

– Молчание – знак согласия, – полковник совершенно неверно расценил ее нежелание отвлекаться от простейшего аутотренинга, – теперь слушайте задание; точнее, первую его часть…

Первая часть – плотная опека теневого властителя большей части западной экономики Соломона – не вызвала у полковника Крупиной отторжения. Она и сама собиралась заняться этим, но – только с третьего ноября, как и определил сам «фигурант». По поводу сроков японские службисты и их новый «агент» немного поторговались, но Наталья настояла на своем, не вдаваясь в «магию» этой даты. Полковник, наконец, кивнул, и нехорошо улыбнулся:

– Я вполне разделяю чувства адмирала Ватанабэ, – сообщил он Мышке, не вызвав у последней ни грана удивления; она его вполне понимала, – но пачкать руки о ваш немного съехавший на бок нос не буду. Но от небольшой компенсации не откажусь. Как бы ни были малы наши приборы, обычными иглами здесь не обойтись. А затраты на обезболивание агентов бюджетом нашего отдела не предусмотрены.

Он улыбнулся теперь уже совсем издевательски – по крайней мере, так решил сам. Наталье же мимика его лица совершенно не интересовала; сейчас и ее тело, и сознание было в полной гармонии со вселенной; ничто не могло поколебать спокойной уверенности Мышки в благополучном будущем. В искусстве контролировать собственные тело, разум и чувства ей не было равных. Даже мудрый учитель Ню Го Лай признавал ее превосходство. Теперь же частичка разума, специально отряженная для фиксации происходящего вокруг, спокойно наблюдала, как майор вышел из комнаты, и как почти сразу же трое японцев в белых халатах вкатили тележки с аппаратурой и устрашающего вида медицинскими инструментами. Последние напомнили Наталье кадры из незабываемой комедии про кавказскую пленницу. Здесь, пожалуй, шприцы были даже побольше, чем тот, который приготовили в фильме для Бывалого. Да еще и доктор; точнее, манипулятор этими инструментами, больше подходящими для ветеринара, «любезно» комментировал свои действия.

Серая Мышка, сейчас отринувшая все чувства, кроме нужных ей самой, на едкий комментарий доктора реагировала по-своему. Она не фиксировала резкие вспышки боли и хруст разрываемых толстыми иглами тканей; но слова японца, явно проинструктированного полковником, или другим сотрудником спецотдела, фильтровала и откладывала в памяти, надеясь позже, в спокойной обстановке (если такая будет), оценить полезность этой информации. Пока же росла и обретала в голове зримые очертания карта-схема собственного тела, в котором загорались тревожные точки. Одну из таких – самую болезненную и неприятную, указал полковник Кобаяси.

– В нос не забудь! – почти счастливо прокаркал он.

Доктор с отповедью – мол, не лезь не в свое дело – выступать не стал. Он загнал толстое орудие пытки в нос так, что внутри что-то громко хрустнуло, а эскулап злорадно сообщил, что отныне носик Натальи, свернутый немного набок ударом адмирала, выравниванию не подлежит. Что малейшая попытка вмешательства пластического хирурга приведет к немедленному взрыву, и что взрывчатки здесь хватит, чтобы женский череп разлетелся вдребезги.

– И не только женский, – хохотнул он, и тут же замолчал вслед яростному дерганью головой Кобаяси.

Крупиной сквозь полуприкрытые, внешне безучастные ко всему глаза, сверху – в зеркале – была видна лишь макушка полковника, но она не сомневалась, что его физиономия сейчас скривилась от гнева. Та часть ее сознания, что прилежно фиксировала данные, оставила зарубку в памяти:

– Ага – я теперь еще и радиоуправляемая бомба. Обниматься со мной теперь не рекомендуется. Никому.

Она тут же отметила еще один прокол – в прямом и переносном смысле – доктора.

– Ну вот, – сказал он, обращаясь непонятно к кому, – последний. Теперь на ближайшие два года это будет самая дорогая женщина в мире.

Голова полковника опять дернулась; и еще один пласт информации занял свое место в сознании Натальи: «Значит, вот сколько времени вы мне отвели, „дорогие товарищи“! Это еще вы сколько-то дней, недель, или месяцев в резерв отложили…».

Последний укол был особенно долгим. Доктор давил и давил на поршень шприца, выдавливая последние капли светло-желтой жидкости, в которой плавал очередной приборчик, уже занявший свое место. Мышка успела понять, что какую-то сумму на анестезию отдел полковника Кобаяси все-таки выделил. Она провалилась в темноту – во второй раз за день. Прискорбно…