Кавказские евреи-горцы (сборник)

Когда окончат оценку и проверку (эта оценка необходима для внесения ее в условие на случай развода), все они возвращаются к жениху и ведут его с собой к тем лицам, которые носят траур в том году по умершим своим родственникам. Жених должен еще раз просить у них извинения и разрешения на свадьбу. Дело понятное – его хорошо и ласково принимают, дарят ему еще подарки, и он, целуя руки у хозяев, уходит со своими провожатыми домой, откуда ведут его уже в дом невесты. Там для него готово особое место; возле него садится вся молодежь и почетные старики.

В то время входит мать невесты. По обычаю, она должна подойти к жениху, держа в руках новую папаху, серебряный пояс и красный шелковый платок. Жених тотчас встает с места, сложа руки накрест на груди, наклоняет голову и стоит пред нею, как подчиненный, целует руки ее и хочет упасть на колени, но она не допускает его до этого. Она надевает папаху на его голову, опоясывает его серебряным поясом и навешивает на пояс красный шелковый платок, целует его в голову и затем танцует с ним немного… В эту минуту молодежь кричит: «Гой шабаш»! Гой шабаш!» Мать невесты уходит, а старики и старухи из фамилии невесты начинают танцевать пред женихом, по обряду своих предков; после танца они целуют его в голову и дарят ему подарки. В то время невеста сидит в особой комнате, окруженная своими согдушами и девицами, которые поют различные песни, бьют в ладоши и в барабаны. Между тем на дворе готов уже балдахин, который составлен из четырех длинных палок, накрытых большим шелковым платком; молодые люди держат эти палки, а другие окружают балдахин, держа в руках зажженные нефтяные факелы; женщины же держат в руках восковые свечки.

Под этот балдахин подводят жениха; отец его с раввином заходят также к жениху под балдахин, и все ожидают невесту. Тогда брат невесты отправляется и зовет ее к венчанию, а согдуши берут и ведут ее к балдахину. Так бывает в таком случае, когда венчание происходит на дворе невесты. Когда же венчание бывает на дворе синагоги, то в таком случае невеста должна ехать туда верхом, на хорошем коне, брат же ее должен вести этого коня; согдуши ее должны провожать ее также верхом на лошадях и держать зажженные свечи в руках. Когда невеста подойдет под балдахин в сопровождении своих согдушей, тогда отец и братья ее также подходят под балдахин. Раввин исполняет все обряды венчания точно так же, как и у европейских евреев, то есть по религиозным установлениям талмудистов; разница только в том, что у европейских евреев невеста обходит кругом жениха семь раз, а у горских евреев такого обычая не существует.

Когда раввин прочтет все молитвы и брачные условия, тогда вся публика кричит громким голосом: ура! Согдуши выводят невесту из-под балдахина, брат ее подсаживает ее на коня, и в это время все молодые люди начинают стрелять, один за другим, в честь новобрачных. Сестра невесты, называемая енгой, должна ехать также верхом на другом коне позади невесты и держать свечу в руке. Если же у невесты сестры нет, то должна другая девушка из ближайших ее родственниц исполнять обязанности енги. Брат ведет коня, на котором сидит невеста, и все девушки провожают ее пешком до самого дома жениха. Когда невеста отправляется, жених еще остается под балдахином, и раввин с учениками поют тогда следующую песню (перевод с древнееврейского):

Адам в наряде обвенчался с Евою – он знаменит между мужами, она знаменита между женами.

Ной в наряде обвенчался с Наамою.

Авраам в наряде обвенчался с Сарою.

Исаак в наряде обвенчался с Ревеккою.

Иаков в наряде обвенчался с Лиею и Рахилью.

Иосиф в наряде обвенчался с Оснатою.

Моисей в наряде обвенчался с Цеперою.

Аарон в наряде обвенчался с Элисевою.

Давид в наряде царском обвенчался с Батшевою.

Соломон в наряде царском обвенчался с Наамою.

Жених (имя его и имя его отца в наряде обвенчался с невестою (имя ее и имя ее отца) – он знаменит между мужами и она знаменита между женами.

По окончании этой песни раввин с учениками провожают жениха домой. По дороге новобрачной в дом мужа все женщины выбегают из домов своих и бросают на нее сарачинское пшено в пожелание ей плодородия, то есть чтобы она родила много детей. Таким же образом встречают ее и все женщины, находящиеся в доме новобрачного, осыпая ее сарачинским пшеном. При входе в дом она должна перешагнуть через кусок железа, положенный при самых дверях, – это делается в залог ее здоровья и счастья. Тут же подносят ей два стакана, один с медом, а другой с маслом; невеста кладет свою правую руку в мае-ло, а левую в мед и должна помазать немного надверный косяк обеими руками – это делается в знак благополучной и роскошной жизни.

При входе в дом брат невесты, который вел коня ее, делает в честь ее шабаш, то есть он танцует лезгинку с нею, а молодые люди стреляют и кричат: ура! Прислуга подносит народу вино, и все пьют за здоровье невесты. Невесту отводят в особую комнату; возле нее должна сидеть енга с двумя согдушами. Из каждого дома приносят на свадьбу по 3 чурека, с яйцами и мясом; возле дверей стоит человек, который все принимает это от приносящих.

Вечером собираются жители на свадьбу; жених садится, и возле него расстилают большой шелковый платок, на который кладутся подарки, деньги или различные серебряные и золотые вещи от лиц, подходящих к жениху с поздравлением; возле платка стоит человек, который провозглашает, кто именно и сколько дает, причем говорит: «Гой шабаш! такой-то сегодня принес в честь сына, дочери или брата пять рублей». В это время подходит мать жениха, с его родственниками; она держит тарелку, на которой лежат три чурека, окрашенные разными красками; в каждый из этих чуреков вставлено по три тоненьких восковых зажженных свечи, а возле свечей лежат три яйца и три яблока; в яблоки воткнуты монеты. Мать подает это сыну, а глашатай объявляет, сколько денег дает мать и сколько родственники. Такие же подарки собираются и невестою от женщин.

Когда все подарки соберутся, жених принимает их по счету, при свидетелях, и потом все садятся ужинать. После ужина кому угодно, тот уходит домой, а остальные мужчины и женщины танцуют лезгинку при звуках зурны и барабана, до самого рассвета. Когда наступает полночь, согдуши и енга выходят из комнаты невесты, а шафера вводят к ней жениха. По окончании брачного акта жених немедленно выходит оттуда, и в ту же минуту входят туда опять согдуши с енгою; молодой муж отправляется в особую комнату, и в это время шафера его стреляют из своих ружей, чем дают знать, что дело окончено благополучно. Молодая жена его не слезает с постели 7 дней; енга с согдушами прислуживают ей в течение этого времени; каждый день приходят к молодой жене все ее подруги – веселить и утешать ее. В субботу и в следующую среду после семи дней свадьбы собираются к молодому мужу все молодые люди, а к новобрачной – все девушки и пируют у них – поют и танцуют в последний раз: молодой чете дается с этого дня свобода и право заниматься своими делами.

Горские евреи, мужчины и женщины, одеваются в те же костюмы, какие носят племена, между которыми они живут. Лучшие наряды женщин постоянно заперты в сундуках, и они ходят одетыми весьма просто и бедно, другие даже в лохмотьях; но в редких случаях, как, например, на свадьбы и в годовые праздники, они наряжаются довольно щеголевато. Мне пришлось видеть обряды, какие бывают у них при рождении детей. В селении Мамраш, в Кюринском округе хозяйка, у которой я стоял на квартире, родила сына. Рожала она лежа на земле, в особой комнате; постелью ей служила солома. Когда дали знать хозяину, что жена его родила, он пришел, и первым делом его было зажечь свечи и прибить к стенам бумажки, на которых написаны имена различных ангелов, предохраняющих новорожденного от злых духов и недобрых приключений; посторонним был запрещен вход к родильнице.

Через несколько дней стали посещать ее деревенские женщины. На 8-й день от рождения дитя было обрезано по установлению закона Моисея. Резник, занимающий должность раввина, сделал эту операцию весьма искусно, да и вообще горцы мастера заживлять раны, в особенности же евреи: они имеют такой порошок, который насыпают на рану, и она очень скоро заживает.

Церемониал обрезания бывает или в синагоге, или в доме родильницы. В укреплении Грозном я присутствовал также при обрезании. Церемониал был на дворе родильницы и в самое холодное время декабря месяца 1868 года; общество собралось там на дворе, и, несмотря на большой мороз, резник, тамошний раввин, совершил операцию весьма хорошо. После обрезания устроили длинные столы на дворе, на столах поставили кувшины с вином и водкою, вареных и жареных кур и гусей, которых они, без помощи ножей и вилок, разрывали пальцами на куски и ели без хлеба, стоя коленями в снегу.

Есть у них еще обычай, что если родильница сильно страдает при родах, то берут на кладбище землю от могилы кого-либо, умершего в течение 40 дней до времени ее родов, кладут эту землю в стакан с водою и дают родильнице выпить эту воду, с верою, что это будет полезно для родов и плодородия вообще; если же такое средство не помогает, то выкапывают из глубины той же самой могилы еще раз землю, кладут ее, так же как и прежде, в воду и дают ее выпить. Все это делается без позволения раввина, ибо раввины настрого запрещают такой способ лечения.

Они дают своим детям имена самая древнееврейские, которые теперь не в употреблении у европейских евреев. Это доказывает, что они должны быть потомки тех евреев, которые взяты были в плен Салманасаром ассирийским, еще во времена первого существования храма Иерусалимского, ибо употребляемые у них имена, мужеские и женские, употреблялись еще во время странствования евреев в Аравийской пустыне и во время судей и царей израильских.

Привожу здесь некоторые из таких имен, для примера. Имена мужеские: Мамре, Гамлиил, Аминодав, Нахшов, Эльдод и др., принадлежащие ко времени странствования евреев в пустыне; Элькона, Осниил, Уфтах и Монеах, принадлежащие ко времени судей; Авнер, Беноиогу, Иоав, Цефаня и много других, принадлежащих ко времени Израильского царства, при первом храме.

Женские имена: Авигаил, Авишаг, Оснат, Билга, Махдас, Серах, Ленина, Керенгапух, Шунамит, Иоэль, Иемима, Иска и пр., не существующие вовсе теперь у европейских евреев.

Молитвы у горских евреев те же самые, как у европейских евреев-талмудистов, большею частью по ритусу знаменитого раввина Х.И. Азулои. Молитвы они совершают: утреннюю, когда солнце восходит, и вечерние – при захождении солнца и при явлении звезд на небе…

Синагоги у горских евреев устроены везде по одному плану, в татарском вкусе, и все похожи на мусульманские мечети. Женщины не посещают синагог, а во время молитвы некоторые приходят и становятся под окошками синагоги, до окончания богослужения. Большею частью читает только раввин; все же остальные стоят или сидят молча и слушают моления раввина. Раввин, во время молитвы, стоит лицом к западу, против храма Соломонова в Иерусалиме.

Горские евреи занимаются преимущественно торговлей. Но многие из них выделывают также сафьян, занимаются мареноводством, разведением фруктовых и виноградных садов, для которых потребное количество земли арендуют у землевладельцев на разных условиях или приобретают покупкою, занимаются еще виноделием и разведением простого сорта табака. Жизненные припасы они приобретают у туземцев или у русских на деньги или выменивают на мелкие товары.

Воинствующий Израиль. Неделя у дагестанских евреев. 1880

Василий Немирович-Данченко

Василий Иванович Немирович-Данченко (1844–1936) – русский писатель, путешественник и журналист, старший брат известного театрального деятеля Владимира Ивановича Немировича-Данченко.

С конца 1860-х годов начал печатать в «Отечественных записках», «Вестнике Европы» и других изданиях художественно-этнографические очерки, выходившие позднее отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы»). Отличался творческой плодовитостью. Автор большого количества очерков и описаний многочисленных путешествий – «Страна холода», «По Германии и Голландии», «Очерки Испании», «Земля Марии Пречистой», «Кама и Урал» и многие другие. За весь период творческой деятельности Василия Немировича-Данченко было опубликовано более 60 томов его произведений, а его кавказские очерки были отмечены даже графом Львом Толстым.

От автора

Неделя под южным солнцем, неделя постоянно сменяющихся, ярких впечатлений среди чудных горных пейзажей, нигде и никогда не повторяющихся.

В этой рамке – клочок семитского племени, давным-давно заброшенный в кавказскую глушь, в среду чуждых ему и даже враждебных народов. Уголок завесы приподнят над борьбою, продолжавшеюся тысячелетия. Видишь, как эти обломки воинствующего Израиля крепли и вырастали в смелых и сильных людей на земле, облитой кровью, на скалах, уходящих в поднебесье.

Тут же рядом – драма изгнания… Обманутые мусульмане горцы, возвращающиеся из негостеприимной Турции домой, чтобы умереть среди безлюдных и молчаливых развалин родного аула, если уже нельзя жить в этих полуразрушенных саклях, где теперь только горные орлы вьют свои гнезда.

Отчего наши евреи выродились, отчего русский Израиль развратился? Разве менее кровавая борьба досталась на долю его собратий, заброшенных в горы Дагестана, разве не столь же томительно было их прошлое, разве они не страдали, не плавали такими же горючими слезами?.. Древний еврей тут весь перед вами.

Я не хочу ни ненавидеть, ни защищать. Я говорю только о том, что видел, и затем ставлю вопросительный знак.

Глава 1

Ночь в горах. Трагический злодей Магомед-оглы

Пахнет с утра жасминами. Кажется, дышишь не воздухом, а ароматом горных цветов. Глаз устает следит за извивами ущелий, за гребнями гор, за их вершинами, то выступающими серебрёнными куполами на яркой синеве чистого неба, то пропадающими вдали, чтобы минуту спустя опять замерещиться едва различаемыми контурами.

Грохот ручьев справа и слева… Ручьи впереди, ручьи позади… Точно попал в заколдованное царство текучей воды. Поневоле забудешь и неудобный ночлег в горах, и недавнюю усталь, и неудачи на охоте за каменными баранами-турами.

Или во мне совершенно нет инстинктов охотника, или я просто еще не усвоил всей прелести этой беспощадной травли – не знаю. Только как в Лапландии мне жаль было бить диких оленей, так и здесь рука не подымалась целить в эти красивые силуэты гордых животных, словно наслаждающихся с высоты своих неприступных скал громадною панорамою долин и ущелий, раскидывающихся под ними внизу.

Говорят, что тур по ветру не подпустит к себе никакого охотника, говорят, что, застигнутый врасплох, он «головою вниз бросается в пропасть и, ударившись лбом о камень, становится на ноги», – не знаю. Охотники – лгуны по принципу, натуралисты имеют слабость верить им, ну и Господь с ними… Ведь рассказывал же мне мой милейший спутник, Аду-Ника-Магомед-оглы, что жил у них в ауле некто Ходжал-Махи, умевший привораживать туров. От одного взгляда этого дагестанского нимврода каменные бараны делались неподвижными и подставляли грудь под пулю его ружья. Да и ружье у него было тоже заколдованное. Оно само поворачивалось дулом в ту сторону, где находился тур. Ходжал-Махи только и делал, что спускал курок.

– Ну а теперь у вас таких охотников нет?

– Нет… как русские пришли, ни одного не осталось. Перевелись все. Теперь только Юнус-оглы и ходит на туров из нашего аула. Остальным и дела нет… Молодежь – та тоже портиться начинает… Недалеко время, когда горные орлы домашними курами станут, а мужи вместо женщин детей рожать начнут. А все урус!

И Магомед печально покачал головою.

– Прежде, – горячо заговорил он, – у нас судился народ по адату или шариату. Теперь русские своих судов понаделали… Тут недавно какое дело было. Мальчик Кур-бан-оглы застал мать свою в поле с Сулейманом, соседом ихним. Разумеется, не добрым делом занимались они. Ну а мальчик хорошей крови был, не стерпел бесчестия и убил Сулеймана кинжалом. Что бы ты думал, вместо того чтобы оправдать его, как было бы у нас прежде, русский суд запер его в тюрьму!

– А сколько лет убийце?