Нет – он не играл, не пытался попробовать на прочность, как рукоять (кстати, материал, из которого были изготовлены эти такие разные предметы, был одинаковым). Полковник попытался проникнуть в суть этих застывших кристаллов – так, как объяснял ему тибетский лама. В какой-то момент он понял, что между атомами этих янтарных окатышей текут слова – в разных направления; и при этом они удивительным образом меняются, подчиняясь неосознанной воле владельца и обретая знакомые ему формы.
– В общем, – пояснил он, – это устройство универсального перевода. Так что ждет тебя, Алексей Александрович, безработица.
Но профессора такая перспектива не испугала, а вот возможности дикарских «компьютерных» бус весьма заинтриговали. Не сказать, что он совсем не поверил командиру; но сомнение все-таки читалось в его лице. И Кудрявцев тут же рассеял его.
– Оксана, – повернулся он к супруге, надевая на шею ожерелье, – скажи что-нибудь на иврите.
Девушка произнесла несколько слов, которые ни сам Александр, ни профессор не поняли. На лице последнего прибавилось скептицизма.
– А теперь так, – командир вынул из рук Оксану бусы и сам надел ее на шею супруги.
Та снова заговорила, очевидно, повторяя первую фразу, и Кудрявцев с удовольствием понял:
– Тебе уже мало, что я говорю, как сильно тебя люблю, на русском языке. Хочешь слышать на иврите?
– И на иврите, и на всех остальных языках, которые только есть в мире… во всех мирах!
Теперь Оксана смотрела на него озадаченно:
– Ты учишь иврит, когда меня рядом нет?!
– Ага, – засмеялся командир, – когда это в последний раз тебя рядом не было? Разве только… там, – он кивнул в сторону лагеря, имея в виду помещение, украшенное витиеватым рисунком Ершова, – но уверяю, самоучителя по ивриту там нет.
Оксана Кудрявцева счастливо засмеялась, а пораженному профессору оставалось только наблюдать, как по команде полковника почти пустой уже стол освобождают от посуды, с двух сторон выстраиваются по три стула (в телеге их оказалось как раз шесть штук) и его приглашают к этому столу в качестве одного из членов высоких договаривающихся сторон.
Они так и расселись – три громадных дикаря, а напротив них командир и Оксана с профессором. Последний, вовсе не желая поразить еще раз неандертальцев, а лишь ради последующего скрупулезного изучения (так решил командир), выставил на столешницу планшет и включил его в режиме записи. Если засветившийся экран и поразил дикарей, они этого никак не показали. Больше того, побежденный им гигант вполне оправился, и сейчас нагло ухмылялся, разглядывая окрестности и останавливая, как понял Кудрявцев, взгляд на наиболее приглянувшихся ему человеческих экземплярах прекрасного пола.
Там конечно было на кого посмотреть, но не так же нагло, с оценивающим взглядом неудовлетворенного долгое время самца. Вот его масляный взгляд остановился на Оксане и он даже подмигнул ей – совсем как человек. А вот этого уже полковник, ощутивший острый укол в сердце, прощать не стал. Он снял свое ожерелье и нагнулся к супруге, прошептав ей на ухо:
– Улыбнись-ка, милая, этому парню – как ты умеешь. Вспомни нашу Седую подругу.
И Кудрявцева улыбнулась! Да так, что и командир, да и все рядом увидели, что выражение: «Снести взглядом», – бывает не только фигуральным. Гиганта действительно снесло – вместе со стулом, так что последний разломился на множество мелких частей, а сам поверженный лежал с закрытыми глазами и ушибленным затылком, пока старик не вздернул его на ноги одним рывком (а есть еще силенка у дедушки!). Он поставил соплеменника, как нерадивого ученика в угол, перед столом. Так тот и простоял все переговоры, уткнувшись в столешницу и ни разу больше не подняв глаз на людей напротив.
– Мы – не-звери! – торжественно начал старик.
– С чем вас и поздравляю, – не выдержал, засмеялся за спиной командира Анатолий, и тут же умолк – после того, как там же прозвучали звуки сразу трех увесистых затрещин.
– Две понятно, – невольно подумал Кудрявцев, – а кто третья?
– Мы – высшие не-звери, – поправился старый вождь, и это уточнение полковнику не понравилось.
– Мы – люди, – не менее торжественно представился он, – и у нас нет низших. Каждому воздается по трудам и заслугам его. И чем больше заслуг, тем больше трудится человек. Я – вождь нашего… племени. Избранный вождь. Полковник Кудрявцев Александр Николаевич; это – опустил он руку на плечо соседа слева, – профессор Романов Алексей Александрович, главный советник племени; а это, – другая рука сжала ласково плечо соседки, – Кудрявцева Оксана Михайловна, моя супруга и помощница.
Полковник совсем не хотел поразить старика перечислением полных имен; однако тот даже отшатнулся, устрашенный. Как оказалось, длина имени, по крайней мере у «высших» неандертальцев, свидетельствовала о возрасте и, по умолчанию, об авторитете его владельца. Старого вождя звали Денатом; молодого громилу, стоявшего у стола с понуро опущенной головой, просто Де, а его отца – третьего великана, единственного, в чьих глазах полковник, как не присматривался, не заметил ни капли враждебности, только любопытство и… усталость, Деном.
– Сегодня у него, – его широкая ладонь ощутимо хлопнула по обнаженному прессу стоявшего рядом парня, – родится сын, Де. Он сам (еще один звучный хлопок по животу) получит имя Ден, его отец (чуть заметный кивок в сторону внука) – Дена, а я…
– А ты, – подхватил Романов, – Денату. А где же нынешний Дена?
– Он не прошел испытания, – заметно поморщился Денат, – пещерный лев оказался сильнее моего сына… Или умнее.
– Ага, – почему-то с удовлетворением подумал командир, – значит, Википедия не врет, и пещерные львы еще бродят тут. Точнее живут в своих пещерах.
А профессор не унимался:
– Значит, через три поколения ты станешь Денатуратом? – он посмотрел искоса на командира, но тот не стал ухмыляться, потому что понял, что это может разрушить весь ход пока мирных переговоров.
– Великий Денатурат может быть только один, – старик даже встал, – а мне еще три поколения не прожить. Я умру в день битвы со Спящим богом. Твоей битвы, Великий охотник, – он чуть поклонился полковнику.
– Полковник Кудрявцев не охотник, – поправил вождя опять-таки Романов, – он великий воин.
Командир чуть поморщился, а внутри себя ухмыльнулся: «Гляди-ка, и Алексея Александровича на пафос пробило». А вождь кажется не на шутку изумился:
– Кто такой Великий воин?
Теперь настала очередь изумляться профессору: «Что это за дикари, если у них нет воинов?».
– Ну, это, – справился он все-таки с удивлением, – люди, которые защищают свое племя от других людей – тех, что нападают и убивают соплеменников.
– Убивают! – еще больше поразился старик, – но ведь не-зверям нельзя убивать не-зверей! Такого можно назвать только зверем – и побить камнями всем племенем.
– Вот это правильно! – восхитился Кудрявцев, – у нас там, в двадцать первом веке, тоже нелюдей хватает – вот бы их тоже всех камнями.
Вслух же он спросил:
– И что это за Спящий бог, и почему я должен с ним биться? И можно ли его победить?
Старик надолго замолчал. Наконец он кивнул стоящему позади парню и тот водрузил на столешницу два кожаных мешка, в которых что-то звякнуло. И это «что-то» напомнило Кудрявцеву прошлое – именно так звякали в кошельке монеты. Потом вождь стащил с шеи еще два мешочка и опять замолчал, застыв взглядом на этом нехитром реквизите. Наконец он глубоко вздохнул и, словно ныряя в глубокую холодную воду, опрокинул на столешницу содержимое меньших мешочков. По дереву покатились, сверкая бесчисленными гранями, два камня – явно драгоценных, подобных тем, что украшали оружие неведомого арабского эмира. Вот только размерами те, сирийские, были поскромнее, да чистотой такой не отличались.
Первый – абсолютно прозрачный, так что надо было постараться, чтобы увидеть его на доске – был размером с куриное яйцо; второй, черный настолько, что эта чернота словно утягивала внутрь себя, был покрупнее раза в полтора, но тоже не оставлял сомнений – это был настоящий алмаз, ограненный с поразительным мастерством.
Старый неандерталец начал повествование:
– Эти камни – часть сущности Спящего бога. Их вырвал из груди бога Великий Денатурат в первой битве. И бежал в холмы, куда когда-нибудь волчица принесет двух младенцев.
– Рим, – ахнул профессор, – это легенда о рождении Великого города.
Рядом вдруг оказался Марио, без ожерелья, естественно – ведь он не был членом совета, и кто-то сзади не пожадничал, протянул парню свое. Теперь опять настала очередь поражаться старому вождю:
– Ты, – протянул он корявый палец почти до самой груди итальянца, – ты будешь жить на священном холме уже после того, как волчица принесет туда младенцев. Но как это может быть?
Его восприятие сидящих напротив людей изменилось; он смотрел теперь на них не просто с надеждой, а с надеждой, которая вполне может воплотиться в реальность – в отношении Спящего бога, по крайней мере.
– Спящий бог вернулся к Денатурату, – продолжил он, когда Марио отступил в задние ряды слушателей, – и предложил выкуп за свои камни. Богатый выкуп – вот этот.
Теперь его палец показывал на большие мешки, но развязывать их он не спешил:
– Денатурат отказался, а на священном холме Спящий не мог одолеть его. Тогда бог проклял все поколения не-зверей, и наложил запреты, нарушения которых влекут за собой кару.