Тайна пролива «Врата скорби». Том второй

«Чучелы» уже немного пришли в себя и готовы были продолжать предъявлять требования, но полковнику Кудрявцеву (профессор это прекрасно видел) было не до них. Официальным до сводящей скулы оскомины голосом он произнес:

– Завтра ровно в полдень… Когда солнце достигнет самой высокой точки в небе (это он так обозвал полдень) мы продолжим разговор. О нашей битве с богом, о том, где вы будете жить и… о ребенке. А пока у меня есть другие дела.

Наступила пауза, прервал которую старый вождь, поднявший руку и ткнувший пальцем в грудь командиру. Романов ждал новой порции обвинений и требований, но командир понял этот жест по-своему. Он снял с шеи ожерелье и подвесил его на руку вождю за кожаный ремешок – совсем так, как его днем носил неандерталец-коротышка. Профессор, поколебавшись, повторил эту процедуру. Теперь люди и неандертальцы не могли понять друг друга.

– А может, – подумал Алексей Александрович с некоторым сожалением (он уже считал это ожерелье своим), – это был ответный жест командира, – мол, заберите свои цацки и не мешайте занятым людям?

«Высшие» неандертальцы скорее всего так и поняли. Неторопливо развернувшись, они зашагали туда, где уже горел костер, и кто-то копошился рядом – наверное готовил ужин. А небольшая толпа людей, собравшаяся вокруг Кудрявцева и Романова, так же дружно направилась к лаборатории. Следом медленно колесили трактор и «Витара».

Совсем скоро перед зрителями «нарисовали» очень предметную карту анклавов миоценового леса. На ровной площадке рядом с «цехами» лаборатории (идеально ровной, ведь она была создана путем заливки волшебной пластмассой) правильным квадратом разместились двадцать четыре предмета.

– Вот в правом нижнем углу, – узнавал Романов, – между куском шкуры от африканской хижины и каким-то камнем… ага – это обломок Пизанской башни, – между ними приличный блин древесного спила – это его сегодня отпилил Дубов от русской бани…

Его взгляд побежал по частицам артефактов, чуть задержался на горке листьев, коры и каких-то веток в левом верхнем углу. Перед глазами зримо встала картина расправы дикарями с Марио, Холодовым и им самим. Он даже помотал головой, отгоняя видение, которое, наверное, не забудет никогда.

– Молодцы, – похвалил еще раз полковник Кудрявцев, – а теперь вам будет задание (это он обращался к профессору Арчелия и его бессменным помощникам – Благолепову и Ежикову), – надо это «богатство» растереть в порошок и изготовить образцы блоков. Нужно объяснять какие?

Георгий Арчелия даже немного обиделся:

– Изготовим, как полагается – с научным подходом, с бирочками на каждом образце. Завтра часов в одиннадцать можете подходить. Все будет готово.

– Я буду раньше, – пообещал командир…

Утром профессора ждало новое потрясение. За завтраком они с Таней-Тамарой подсели за стол к незнакомке в простеньком ситцевом платьице. Алексей Александрович машинально пожелал доброго утра и приятного аппетита, и только потом вгляделся в лицо соседки. Это была неандерталка. Но какая! Рину сейчас никак нельзя было назвать дикаркой – по крайней мере, внешне. С отмытым лицом, умело нанесенным… этим, как его… макияжем; с аккуратной прической – она на улице какого-нибудь городка среднерусской долины не обратила бы на себя особого внимания, разве что свежестью щек и задорной улыбкой. Как быстро она освоилась в чужой для себя среде!

– Ей, наверное, и зеркало поднесли на себя полюбоваться, – подумал невольно Романов, кивая Маше (или Гале – никак не мог запомнить профессор юных арабок в лицо) и принимая от нее тарелку с завтраком, – а где же…

– А ребенок сейчас там, – опередила его с ответом вопрос Зина Егорова, – в фургоне, спит рядом со своим молочным братом.

– Значит?..

– Ничего не значит, и ничего не знаю, – опять угадала его вопрос Зинаида, – все вопросы к докторам. А у меня своя задача – как можно больше русских слов вдолбить в эту голову за две недели, – она приподнялась и погладила по каштановым волосам неандерталки, – сделать из нее идеологического и психологического диверсанта.

Последние слова шеф-повар этого заведения общепита произнесла по слогам – явно цитировала кого-то. Профессор не стал даже спрашивать, кто дал такое поручение Егоровой; полковник Кудрявцев, конечно же. А где же он сам, кстати?

Зинаида Сергеевна проявляла сегодня чудеса проницательности:

– А Александр Николаевич с утра пораньше в лаборатории. Позавтракал вместе со своей Оксаной и убежал. Куда? – осадила она возгласом дернувшегося было из-за стола Романова, – а компот? Из сухофруктов – вкуснющий, будто из свежих вишен с абрикосами. А потом еще меня поучишь.

– Чему? – не сразу сообразил Алексей Александрович; в кулинарии он вроде бы не разбирался.

– Ну как же, – всплеснула руками повариха; она теперь стояла рядом с Риной, – а как ее учить русскому, с чего начинать?

– Ага, – мрачно подумал профессор, – в университете студентов этому пять лет учат, и не у всех получается, а тут… Не отстанет ведь.

В общем, в лабораторию Алексей Александрович ушел только через два часа, проведя и лекции, и практические занятия, пообещав к тому же назавтра продолжить обучение. Впрочем, по ходу занятий он вполне успокоился, даже загорелся от такой возможности вспомнить и применить в деле свои навыки. К тому же он и сам учился – языку неандертальцев, небезосновательно полагая, что это может понадобиться.

– А может, и нет! – вспомнил свои недавние размышления профессор Романов, пробуя закрепить на руках ремешок механизма, сходного с обычными наручными часами.

Вот этим самым ремешком и сходным. Вместо корпуса с циферблатом на ремешке был закреплен большой янтарный кругляш, изготовленный из пластмассы.

– Да не ищи ты язычка и дырочек, – рассмеялся командир, – застегивается на липучки.

Действительно – концы ремешков чуть царапались, а соединенные несильным нажатием, уже не соскакивали с запястья.

– И что это? – вообще-то Алексей Александрович уже догадался; вопрос был в другом – как Кудрявцеву удалось сотворить очередное чудо?

– Это аналог вчерашнего ожерелья, – подтвердил его догадку полковник, – видел я, как тебе не хотелось отдавать «игрушку» Денату.

– Так я и поверил, – подумал, улыбаясь, профессор, – ты, Александр Николаевич, конечно любишь делать подарки. Но этот переговорник делал явно с далеко идущими практическими целями. Ради меня ты вряд ли бы поднялся так рано, от молодой-то жены.

Впрочем, Оксана Кудрявцева тоже была здесь. У разведгруппы сегодня был вынужденный выходной, и практически вся она была здесь – в самом интересном в лагере месте. Конечно, люди не бездельничали. Вон – та же Оксана прикрепляла какие-то бирочки на маленькие кубики разных цветов, которые раскладывала на большом столе Бэйла; Анатолий с Марио помогали двум Сергеям, насчет которых у Романова возникло вдруг сумасшедшее подозрение – не один ли из них выдавил надпись на священном молоте неандертальцев? Не взять ли (на всякий случай) образцы почерка у этих парней, а может еще у кого – по примеру того, как брали совсем недавно анализы крови? Его умственные изыскания были грубо прерваны – командир ловко расстегнул ремешок переговорника и закрепил его на собственном запястье.

– Ты чего, Александр Николаевич, – обиделся профессор, – не можешь себе еще один сделать?

– Могу, – с совершенно непроницаемым лицом ответил Кудрявцев, – и сделаю. Но на сегодняшних переговорах он будет только у меня.

– Но почему? – обиды в голосе Романова не убавилось, – разве я раньше, с итальянцами, да колумбийцами…

– Отлично справился, – поспешил успокоить товарища командир, – но сегодня будут дикари; и дикари необычные. Они фальшь нутром почуют. А мне очень интересно будет услышать, о чем они будут говорить, уверенные, что мы их не понимаем. Предчувствие, понимаешь ли…

С предчувствием командира профессор спорить не стал.

Между тем, Георгий Арчелия, как и обещел, был готов представить новые образцы пластмассы к испытаниям. Он заметно волновался; в основном потому, что никак не мог сам оценить результаты собственного труда. Лишь непонятная пока профессору, да и всем остальным (самому полковнику Кудрявцеву в том числе) способность командира физически воздействовать на неразрушимый материал могла показать сейчас, насколько продуктивно поработала эти два дня команда абхазца.

Полковник в сопровождении Алексея Александровича подошел к длинному столу, изготовленному, кстати, из той же самой пластмассы. На столешнице правильными рядами выстроились серые пористые кубики – совершенно такие же, какими играют дети. По размерам такими же; единственным украшением им служили те самые бирочки – от первого до двадцать пятого номера.

– Почему их двадцать пять, – задал резонный вопрос Романов, и тут же, спохватившись, сам ответил на него – один контрольный, без добавок.

– Точно, – улыбнулся Георгий, – контрольный. Только он как раз с добавками – сразу со всеми. А какой – не скажу, пусть Александр Николаевич сам определит.

– Нашли фокусника, – проворчал полковник, приступая к испытанию.

Первый ряд кубиков он раздавил пальцами совершенно свободно; по крайней мере лицо его с закрытыми глазами ни разу не показало, что он ощутил какую-то разницу. А разница была!

– Седьмой самый крепкий, – наконец озвучил свои ощущения Кудрявцев, – ну и… Двадцать первый – лишь чуть-чуть послабее показался.

– Ничего не показался, – довольно улыбнулся абхазец, – седьмой и был тем самым контрольным, а двадцать первый… (он сверился с каким-то списком), в двадцать первом опилки от вашей бани.

Полковник потянулся за кубиками во втором ряду. Показалось профессору Романову или нет, но здесь дела пошли не так просто и быстро. И паузы были подлиннее и пальцы командира побелели заметнее… А когда этот этап эксперимента закончился, глаза командира открылись не сразу; а когда открылись, сразу нашли Арчелия:

– Это ты образцы проверяешь или меня? – с видимым возмущением провозгласил он, – теперь самый крепкий девятнадцатый, за ним третий.

– Вай, молодец, – может, нарочитым кавказским акцентом Георгий хотел скрыть смущение; а может, он действительно так сильно обрадовался? – опять в точку: девятнадцатый контрольный, а третий русский. А еще что заметил, дорогой?

Командир строго посмотрел на него.

– Извините, товарищ командир, – акцент у Арчелия сразу пропал, – я это для чистоты эксперимента. Даже сам не заглядывал, какой номер где. Дальше, уж извините, тоже номера будут меняться. Так как насчет изменений?