Капитал Российской империи. Практика политической экономии

К аналогичным выводам приходил С. Витте, который обращал внимание на эту особенность российской действительности: «быт (русского крестьянина) в некоторой степени похож на быт домашнего животного с той разницей, что в жизни домашнего животного заинтересован владелец, ибо это его имущество, а Российское государство этого имущества имеет при данной стадии развития государственности в излишке, а то, что имеется в излишке, или мало, или совсем не ценится…»[133 - Витте С. Ю…, т. 1.]

На селе избыток «лишних» рук, отмечал С. Булгаков, вызывает «Поднятие цен на землю или аренд, (что) ведет к задолженности, к зависимости беднейшей части населения от спекулянтов на народную бедность. При этом развивается с особой силой паразитизм, который не имеет никакого отношения к производительному процессу, эксплуатирует обнищавшее крестьянство: таковы земельные спекулянты… кулаки, ростовщики… – все это паразиты, которые заводятся в тканях больного организма, как черви… Дело ясное, что улучшить положение вещей в такой перенаселенной деревне можно одним только способом: разрежением населения, эмиграцией»[134 - Булгаков С. Н. Капитализм и земледелие. Т.2. СПб., 1900 (Антология…, с. 518).]. А если эмиграция невозможна?[135 - Так, например, по мнению Б. Федорова, «Несмотря на рост бюджетного финансирования переселения (4,8 млн руб. в 1906 г., 20 млн руб. в 1910 г. и 30,2 млн руб. в 1914 г.), проблему малоземелья само по себе переселенчество не могло решить. В частности, оно не могло даже в полной мере компенсировать естественный прирост населения в европейской части России». (Федоров Б. Г. Петр Столыпин, с. 391.)] С. Булгаков не смог найти ответов на эти вопросы и ушел от политэкономии к догматическому богословию, став известным отцом Сергием[136 - Подобная трансформация произошла и с Ф. Достоевским, который в молодости начинал, как петрашевец, а после каторги, стал ревностным сторонником «всесветного объединения во имя Христово». Такая перемена, очевидно, объяснялась тем, что в реальной жизни эти выдающиеся умы не могли найти решения тем проблемам, которые поднимали…].

Революционное разрешение проблемы становилось неизбежным. Подтверждая эту закономерность, историк Д. Голдстоун в своей книге «Революция и бунт в начале современного мира» обращает внимание, что великие европейские революции – Английская и Французская – имеют нечто общее с великими азиатскими бунтами, которые разрушили Оттоманскую империю и отстранили от власти правящие династии Японии и Китая. Все эти кризисы возникали, когда политические, экономические и социальные институты сталкивались с одновременным давлением роста населения и сокращением доступных ресурсов[137 - Revolution and Rebellion in the EarlyModern World (Воннер У., Уиггин Э…, с. 233).]. К подобным выводам пришли многие западные исследователи России начала XX в.[138 - См. Например: Robinson G.T. Rural Russia Under the Old Regime. N. Y.-L., 1967. Gerschenkron A. Agrarian Policies and Industrialization: Russia 1861–1917 // Cambridge Economic History of Europe. Vol. 4, part 2. Cambridge, 1965; Volin L. A Century of Russian Agriculture: From Alexander II to Khrushchev. Cambridge, Mass., 1970.]

Какие же альтернативы крестьянской революции предлагала ведущая либеральная мысль того времени, воплощенная в партии конституционных демократов – кадетов?

По словам М. Вебера: «программа кадетов при всем ее радикализме ограничилась одной целью: обеспечить землей нижние слои крестьянства, наиболее страдающие от ее нехватки… Если же будет осуществлена хотя бы частично реформа в духе кадетов, то вполне возможен мощный подъем замешанного на “коммунистических” дрожжах “естественно-правового” духа. Это способно привести к чему-то совершенно “небывалому”, но к чему именно – предвидеть невозможно. Во всяком случае, неизбежен глубокий экономический упадок на 10–20 лет, – предупреждал М. Вебер, – пока “новая” мелкобуржуазная Россия проникнется духом капитализма: и тут придется выбирать между “материальными” и “этическими” целями»[139 - Вебер М…, с. 583, 589.].

«Из исторического опыта, – продолжал М. Вебер, – следует, что проведение самой реформы и затем установление новых арендных отношений на такой территории и при таком количестве заинтересованных участников возможно только при условии деспотического правительства и стабильной экономики. Миллионы крестьян, арендующих землю у государства, образуют класс колонов таких масштабов, которые знали разве что Древний Египет и Римская империя. Бюрократическое правительство не может решить эту проблему, потому что неспособно выступать против аристократии и класса земельных собственников. А демократическому правительству будет не хватать «железной» авторитарности и беспощадности в отношении крестьянства»[140 - Вебер…, с. 588.]…

* * *

Основным естественным инструментом сокращения избыточного населения была не эмиграция, а индустриализация. Переход к капиталистическому (индустриальному) производству в Европе являлся, отмечал в этой связи С. Булгаков, «в известном смысле, вынужденной необходимостью дальнейшего уплотнения населения… закон убывающей плодородности почвы, этот бич человечества, а вместе с тем и самый надежный его руководитель по пути прогресса, стоит у колыбели капитализма, повелительно требуя перехода к новой, высшей форме производства. Нищета и перенаселение характеризует общественное состояние в начале капиталистического развития»[141 - Булгаков С. Н. Капитализм и земледелие. Т.2. СПб., 1900 (Антология…, с. 526).].

Переход к индустриальному обществу изменял сам демографический закон, На эту данность одним из первых обратил внимание Т. Мальтус, который еще в 1798 г. опубликовал памфлет «Опыт о законе народонаселения» в котором отметил, что в аграрном обществе плодородие почв увеличивается в арифметической прогрессии, а населения в геометрической. Как следствие указывал Мальтус, нищета вызвана не структурой общества или политическими институтами, а постоянной тенденцией к уменьшению средств к существованию народонаселения, которая сдерживается только нищетой, ведущей к повышению смертности, и единственным путем к разрешению этой проблемы является принуждение бедноты к сокращению ее численности[142 - Clark G. The Problem of the Poor in the Nineteenth Century Europe // University of California, Davis, ECN 110B. Spring 2002. Chapter 7, p. 6.].

Однако теория, описывающая тенденции аграрного общества не подошла для индустриального. Т. Мальтус усовершенствовал свою теорию и опубликовал ее в «Принципах политической экономии», вышедших в 1820 г. Теперь численность населения лимитировалась уже не столько наличием доступного продовольствия, сколько возможностью обеспечения его работой, при сохранении определенного социального статуса и уровня эффективности производства. Другими словами, утверждал Т. Мальтус, необходим баланс между потреблением и производством[143 - H. John Thorkelson. University of Connecticut // Encyclopedia Americana, Grolier Incorporated, 1992. First printing: 1829.]. В случае нарушения баланса предупреждал Мальтус: «гибель в той или иной форме просто неизбежна. Человеческие пороки – это очень активные и умелые пособники уничтожения людей. Они передовой отряд великой армии, сеющей смерть и разрушение, и часто сами завершают эту зловещую работу»[144 - Мальтус Т. First Essay on Population. 1798; Сакс Д., Ларрен Ф. Макроэкономика. Глобальный подход. М.: Дело, 1996.].

Проблема индустриализации становилась вопросом жизни и смерти самой цивилизации. Переход к индустриальному обществу решал сразу два вопроса: увеличения производства и одновременно снижения темпов прироста населения! Города ненасытно поглощали избыточное крестьянское население. Немецкий экономист Ганзен даже «высказал мнение, которое пытался утвердить разбором данных статистики населения г. Мюнхена, что городское население, предоставленное само себе, вымерло бы, так как смертность здесь превышает рождаемость»[145 - Булгаков С. Н. Капитализм и земледелие. Т. 2. СПб., 1900 (Антология…, с. 510).]. До Ганзена еще в середине XVIII в. Ж. Руссо назвал большие города «могилами человеческого рода», в то время смертность в больших городах превышала рождаемость. Дж. Лондон, назвал столицу самой богатой страны мира начала XX в. – Великобритании «Бездной» и отмечал, что: «Бездна – это поистине колоссальная человекоубойная машина»[146 - Лондон Дж…, с. 377]. По словам С. Витте: «Во всех государствах Западной Европы <…> теснота жилища, плохое питание, чрезмерное отягощение работой ведут к вырождению (фабричного рабочего) населения»[147 - Витте С. Ю. Конспект лекций…, с. 123.]. По этому показателю Россия шла вслед за Францией и Англией с опозданием на полвека…[148 - Прокопович С. Н. Бюджеты петербургских рабочих. Оттиск из «Записок ИРТО. Февраль, март, апрель, 1909 г.» СПб., 1909. (Антология… 832 с.)] Данный факт наглядно подтверждала статистика, количества детей в центральных российских городах, приводимая С. Прокоповичем.

Размер семьи c.-петербургского рабочего (чел.) в зависимости от его годового заработка (руб.)[149 - Прокопович С. Н. Бюджеты петербургских рабочих. Оттиск из «Записок ИРТО. Февраль, март, апрель, 1909 г.» СПб., 1909. (Антология… 832 с.) (Размер семьи…, Лист 1).]

«При заработке менее 400 р. число женатых рабочих ничтожно <…>, – комментировал результаты своих исследований С. Прокопович в 1909 г. – При бюджете в 600 р. петербургский рабочий только в исключительных случаях может воспитывать детей, а так как средняя заработная плата петербургского рабочего равняется 300–350 руб., то только незначительная часть всего числа рабочих может иметь в городе семью и детей. Петербург не был исключением, так по данным переписи 1897 г. в Москве из 288 169 рабочих одинокими были 268 325 человек»[150 - Прокопович С. Н. Бюджеты петербургских рабочих. Оттиск из «Записок ИРТО. Февраль, март, апрель, 1909 г.» СПб., 1909. (Антология… 832 с.)].

«Средний размер семьи петербургского рабочего 1,27 человека. Положение провинциальных рабочих только немногим лучше. Средний размер рабочей семьи в 50 губ. Европейской России – 1,98 чел., показывает, что ряды пролетариата пополняются у нас не пролетарскими детьми, а пришельцами со стороны крестьянства». «В то же время средняя семья всех классов по России состоит из 5,63 человек… Заработок русского рабочего недостаточен для воспитания детей; о содержании же потерявших трудоспособность стариков не может быть и речи», – заключал С. Прокопович[151 - Прокопович С. Н. Бюджеты петербургских рабочих. Оттиск из «Записок ИРТО. Февраль, март, апрель, 1909 г.» СПб., 1909. (Антология… 832 с.)].

Несмотря на общие закономерности перехода от аграрного к индустриальному обществу, Россия значительно отставала в этом вопросе от стран Запада. Величину этого отставания наглядно демонстрирует ключевой для переходного периода показатель – доли городского населения. По этому показателю даже Европейская часть России уступала основным конкурентам, например, таким как Англия или Германия в 4–5 раз.

Россия уступала развитым странам и в динамике увеличения доли городского населения. В конечном счете, отставание стало столь велико, что предопределило невозможность движения России по европейскому пути развития. Понимание причин этого отставания лежит в основе понимания всей последующей истории России. И здесь мы вынуждены обратиться к теории, для того, что бы выявить различия в развитии России и Европы:

Доля городского населения в общей численности населения в 1910 г., в %[152 - Рубакин Н. А…, § 5.].

Объемы производства, о которых говорил Т. Мальтус, определяются в экономике производственной функцией – Q, которая, согласно модели экономического роста Р. Соллоу, состоит из труда – L, капитала – К, природных ресурсов – R и технического прогресса – Т:

Q = (L, K, R, Т);

Другими словами выпуск продукции, при прочих равных условиях, определяется вкладом труда, капитала, природных ресурсов и применением достижений научно-технического прогресса. При этом общий выпуск определяется объемом лимитирующего фактора.

С другой стороны объем выпуска ограничен емкостью платежеспособного рынка сбыта:

Q = (P, V );

где:

P – цена товара;

V – объем товара.

Анализ этой зависимости имеет смысл начать с природных ресурсов, поскольку именно они являются той точкой опоры всей системы, к которой затем прикладывается и труд, и капитал. В аграрном обществе основным и определяющим, первичным природным ресурсом является Земля.

Все начинается с земли

Результаты накопления капитала будут различны в разных странах в зависимости главным образом от плодородия земли.

    Д. Рикардо[153 - Рикардо Д…, с. 152.]

Если взглянуть на климатическую карту мира, то в первом приближении бросается в глаза тот факт, что практически вся современная индустриальная цивилизация получила свое наиболее полное воплощение в весьма узких границах: 0?C – изотермы января +4?C. Это буквально «индустриальный климатический пояс» современной эпохи. В нем находятся все ведущие регионы и центры мира, включая Лондон, Париж, Берлин, юг Скандинавии, Нью-Йорк, Чикаго, Токио, промышленные районы Китая и Южной Кореи[154 - См. например изотермы: http://www.ecosystema.ru/08nature/world/geoworld/06–3.htm; http://ru.wikisource.org/wiki/ЭСБЕ/Температура_воздуха]. Другими словами благоприятный климат имеет ключевое значение для возникновения и развития цивилизации. Но не всё…

Второе приближение демонстрирует, что практически все центры мировой цивилизации имеют непосредственный выход к океанам, которые обеспечивают их не только живительной влагой, но и возможностью наиболее дешевого и массового транспортного сообщения. Значение этого фактора, подчеркивает та данность, что именно дешевизна и удобство путей сообщения создают условия для перехода от натурального хозяйства к меновому, которое и приводит к появлению первого типа капитализма – торгового.

Но кроме этого, выход к океанам дал возможность европейским странам осуществлять колониальную экспансию, обеспечившую приток капитала в метрополии почти со всего мира. Само зарождение современной цивилизации непосредственно связано с колониализмом, и даже более того является его прямым следствием: колониализм дал цивилизации первоначальные накопления – стартовые капиталы.

Карта январских изотерм[155 - Карта построена на основе схематичной компиляции доступных карт изотерм, при участии О. Ковалевой.]

Приток капитала из колоний понизил процентные ставки, что сыграло переломную роль в европейской истории. Так, например, Т. Эштон указывает, что «историки никогда не уделяли должного внимания важности снижения процентных ставок в течение пятидесяти предшествовавших промышленной революции лет. Если бы мы искали единственную причину (хотя это было бы неправильным) повышения темпов экономического развития в середине восемнадцатого века, то надо было бы обратить свой взгляд именно на это. Построенные во время промышленной революции многочисленные шахты, фабрики, каналы и дома были порождением относительно дешевого капитала»[156 - Ashton T.S. 1948. The Industrial Revolution, 1760–1830. Oxford: Oxford University Press. P. 11; Clark G. The British Industrial Revolution, 1760–1860 // University of California, Davis, ECN 110B. Spring 2002. Chapter 2, p. 53–54.]. А с конца XVIII в., следует добавить, и дешевого сырья «Кто говорит “индустриальная революция”, тот говорит “хлопок”», – замечал Э. Хобсбом; «хлопок», выращиваемый трудом рабов в Америке, добавляет Г. Кларк[157 - Clark G. Who Gained from Technological Advance? // University of California, Davis, ECN 110B. Spring 2002. Chapter 8, p. 13.].

Третье приближение отсылает нас к ключевому возобновляемому и непрерывному источнику капитала – к земле. Отдача последней в первую очередь зависит от природно-климатических условий и большинство стран лидеров современной цивилизации здесь так же находятся в чрезвычайно благоприятных условиях. Оптимальные соотношения температуры, влажности, солнечной радиации, дают им возможность получать высокий уровень урожаев. В период зарождения капитализма сельское хозяйство стало для этих стран одним из основных источников накопления капитала.

Климат и география предопределяют практически все стороны жизнедеятельности народов: уровень их экономического и научно-технического развития, их обычаи и привычки, политический строй и даже религиозные верования… Для того, что бы развить эту тему потребуется отдельная книга. В данном же случае нас интересует, прежде всего, Россия, и ее пример может быть весьма показательным для понимания объективных природных условий задающих судьбы народов. Но главное, данная глава может служить надежным компасом, по настоящей книге, позволяющим сверять направление развития страны с курсом заданным природой.

Суть России

География

Есть один факт, который властно господствует над нашим многовековым историческим движением, который проходит через всю нашу историю, который содержит в себе, так сказать всю ее философию, который проявляется во всех эпохах нашей общественной жизни и определяет ее характер, который является в одно и то же время и существенным элементом нашего политического величия, и истинной причиной нашего умственного бессилия: это – факт географический.

    П. Чаадаев,1837 г.[158 - Чаадаев П. Я. Апология сумасшедшего. СПб.: Азбука– классика, 2004. С. 207.]

История России есть история преодоления географии России.

    И. Солоневич[159 - Солоневич И. Л. Народная монархия. Сан-Франциско, 1978.]

«Американская свобода, как и американское богатство, определяются американской географией – наша свобода и наше богатство ограничены русской географией», – утверждал И. Солоневич. Бедность России не имеет никакого отношения к политическому строю, «она обусловлена тем фактором, для которого евразийцы нашли очень яркое определение: географическая ОБЕЗДОЛЕННОСТЬ России»[160 - Солоневич И. Л. Народная монархия. Сан-Франциско, 1978.]. Используя классификацию Ф. Броделя, Россию можно отнести к тем периферийным зонам, в которых, по словам известного французского историка, «жизнь людей напоминает Чистилище или даже Ад. Достаточным условием для этого является просто их географическое положение»[161 - Бродель Ф…, с. 87.].

На одну из главных причин этой обездоленности периферийных зон указывал еще в XIX в. немецкий политэкономист Е. Дюринг: «Страна слишком слаба и бедна, чтобы быть в состоянии покупать в значительном количестве произведения далеких промышленных областей. То, что она может предложить взамен, хотя на отдаленном рынке имеет высокую цену, но на месте производства – низкую, потому что главная составляющая часть цены поглощается транспортом и торговым посредничеством. Примените к чисто земледельческому государству закон расстояния и транспорта и вы увидите, что оно не в силах при помощи своей торговли выйти из своего состояния…»[162 - Булгаков С. Н. Капитализм и земледелие. СПб., 1900. Т. 2 (Антология…, с. 505).]

Это определяющее отличие России от ее конкурентов проявлялось, прежде всего, в огромных масштабах страны и крайне ограниченной длине ее береговой линии, что фактически отрезало Россию от использования самого дешевого и масштабного вида транспортного сообщения того времени. Например, в США в начале XIX в. сенатор Д. Уэбстер отмечал, что перевозка железа в Филадельфию из Швеции (за 4000 миль), обходится в $8 за тонну, что не больше стоимости его транспортировки по суше на расстояние всего в 50 миль[163 - The Great Speeches and Orations of Daniel Webster June 13, 2004 [eBook #12606] URL: http://www.gutenberg.org/fles/12606/12606.txt]. В России XVIII в. путь от Москвы до Иркутска занимал 6 месяцев; для сравнения – из Европы в США по морю – 1 месяц. Торговые караваны Москва-Пекин и обратно преодолевали маршрут за три года.

При расчете длины экономически эффективной береговой линии России следует принимать во внимание, что северные порты России слишком удалены от основных обитаемых и производящих территорий страны – от Москвы и Петербурга, например, Архангельск – более чем на 1000 км, к тому же его порт замерзает на полгода; незамерзающий за Полярным кругом Мурманск – почти на 1500 км, железная дорога к нему будет проложена только во время Первой мировой войны. Поэтому при расчетах для начала XX века их можно не учитывать.

Отношение длины береговой линии к площади страны, км/тыс. км

[164 - Данные по странам, за исключением России, даны на начало XXI в. Расчеты автора]

Европейская Россия обладала самой короткой эффективной береговой линией, но и она была еще больше ограничена тем, что на Балтийском побережье Россия обладала только одним незамерзающим портом – Либава. В свою очередь, от Черноморских портов до выхода в океан дистанция около 4 тыс. км, через не всегда дружелюбные проливы, а до центров современной цивилизации Германии и Англии почти 6 тыс., что сопоставимо с расстоянием от Европы до Америки.

Не случайно морской торговый флот России к Первой мировой войне, по сравнению с конкурентами, находился еще в зачаточном состоянии и 95 % русского экспорта из портов Черного моря осуществлялось на иностранных судах.