Генрика

– Должен… – кивнул подполковник, – Так мы о ком?

– Тулин предатель. Я же писал!

– А Вы, – на ухо Гнатышина глянул, сдержался, и взял за обшлаг пиджака подполковник, – Вы это мне, или всем говорите?

– Ну… – Гнатышин смутился, – Вам-то, правда нужна…

– Нужна. Но Вы же её не знаете. Ее знали трое. Двое погибли, а третьего, видите сами – «замучила совесть». Мой Вам совет – молчите! Неправда и правда – первое слово длинней на две буквы – всего лишь. Не так ли? А разница – Вам объяснить?

– Да нет! – спохватился Гнатышин.

Подполковник опрашивал всех, и пришел к Елене Никитичне Тулиной. Гнатышин уже побывал, и Никитчна приготовилась к протокольному, несправедливому допросу органа власти.

– Позвольте? – спросил подполковник, и, обойдя комнату, вытащил мягкий, единственный в доме, стул.

– Присядьте, – попросил гость незваный, и отошел к окну. Он смотрел в небо. А небо клонилось так низко к земле, угрожая холодным дождем выбить окна и начисто вымыть землю.

Елена Никитична пала духом, подкосились от боли сердечной ноги, она опустилась на стул.

– Елена Никитична, – подошел подполковник, и протянул ей в ладони кусок металла.– Ваше, Елена Никитична. Всё что могу – Вам на память о сыне. Простите…

Кусочек металла скользнул в ладонь Никитичны.

– Что это, товарищ… – растерялась Никитична, не зная, как и называть начальника…

– Осколок из тела Алеши. Он сжимал его в левой руке, и просил пистолет, а я отобрал у него осколок, и дал пулемет. Из него можно бить врага, и нельзя застрелиться. В общем… – подполковник смутился, – герой он, Ваш сын Алеша! Спасибо Вам, от лица сыновей всей земли нашей русской!

***

Гнатышин выкатил из подворотни, семенил с подполковником рядом и собирался с мыслями. Подполковник его упредил.

– А Вы, я так вижу, за порядок радеете, верно, товарищ Гнатышин?

– А как же? Как гражданин советской власти!..

– Задание Вам, гражданин Советской власти…

– Сделаю, с превеликой душой и долгом!

– Алену Дмитриевну Воронцову достойно похороните.

– Так уже закопали…

– Я же сказал «Достойно!» Обелиск поставьте, звездочку. На двоих, один, одна звездочка – так судьба их сложилась. Я Вам понятен?

– Да-да, конечно!

– Исполнение проконтролирую! Тоже, надеюсь, понятно?

– Да как не понять-то, товарищ полковник!

– Спасибо. Вы лишку хватили, Гнатышин…

Уезжал подполковник. Солнце скатывалось за горизонт, зажигая прощальный огонь, и давая тьме волю. Но, оно видело всё, и знает: мы тянемся к свету, не вправе солнце покинуть неба…

– Скажи, а те, кто меня осудит, будут довольны тем, что мы не раскрыли убийство, не задержали убийцу?! Не наказано зло – они будут довольны?

– Им дела нет до того, что у нас в душе… – подумав, ответил Алеша.

Елена, и ее любовь

Рассказ

Я возвращался в город с чувством вины. «Ваши жены должны падать в счастливый обморок, если домой Вы явились ранее девяти часов вечера! – предупреждал начальник уголовного розыска, – О счастье не забывайте, цените близких, живите во благо для них, но работе оперуполномоченный должен отдать двадцать три с половиной часа в сутки. Альтернатива – идите в другую службу. Желаете?»

Я не желал, но чувство вины моей в том, что ушедшей ночью я жил не службой, а тем, что отложив на потом все ее проблемы, в семь часов вечера постучался в дверь далеко за городом. В дверь, за которой, в дачный сезон, живет хозяйка моей судьбы, моя жена Грета. Дачный домик: армейский железный кунг на четырех ЗИЛовских колесах – наш рай на земле, шалаш, в котором так редко в последнее время мог быть…

Вовремя подоспел: гроза, прежде меня, еще днем, посетившая рай, столь круто встряхнула землю, что опрокинула навзничь пристройку-веранду. Деревянные ноги упавшего сооружения уперлись пятками в железную дверь вагончика и заблокировали выход. Милый мой человек оказался в плену. Я разорвал преграды, разблокировал дверь, открыл выход в мир, обнял жену, и был счастлив. Но я был там – вне службы…

***

Из первого же автомата, набрал номер домашнего. День начинался, я был в тревоге – не знал, что случилось в мире, в городе, покуда я в них отсутствовал. Отсутствовал даже на полтора часа более, чем принято в моей службе. Рабочий день, как у всех, начинается в девять, и я буду в девять, но мой начальник всегда на работе в семь тридцать. И личный состав отдела, разумеется, в это же время, а я игнорировал – только один раз, сегодня. Последствия разрушений старался исправить, хлам разгребал, а после, ну скажем честно – шло время, а я все не мог разомкнуть объятий, тянулись губы к губам любимой… Чувство вины подгоняло как можно скорее узнать обстановку. Трубку поднял мой сын:

– Папа, – поведал он, – ночью звонил твой начальник. На Животноводческой, 10, убит человек.

– Та-ак, – я его слушал, я весь был внимание, – На Животноводческой, сын?

– Он так сказал.

– А еще что сказал, Артем?

– Сказал, что ночью я должен спать?

Я протяжно вздохнул, с буквой «М-мм…» – ребенок, конечно же, должен спать в то время.

– Ты слышишь, пап?

– Я слышу, сынишка. А где я могу найти эту улицу? – я в телефонной будке рисую пальцем – кто б видел: а главное – это зачем? Разве сынишка в ответ нарисует, в каком месте земли эта улица?

– Папа… – ответил он, – Я же сказал: на Животноводческой, 10!

– Спасибо. А как у тебя? Все нормально? Ты все успел? И уроки?

– Успел.

– Выспался, и позавтракал?

– Пап, я же сказал…