Бироновщина

– Это ты, милая барышня? – плаксиво отозвалась Марта. – Гд? тутъ заснуть ужъ… Охъ!

При этихъ словахъ она приподняла голову съ изголовья. Одну щеку y нея, оказалось, такъ раздуло, что носъ совс?мъ свернуло въ сторону. Лилли не могла удержаться отъ см?ха.

– На кого ты похожа, Марта! Ну, ну, не сердись. Еслибъ ты сама могла вид?ть себя въ зеркал?… Но посл? опухоли зубная боль, говорятъ, проходитъ.

– "Проходитъ"! – проворчала Марта, бережно прикрывая ладонью свою вздутую щеку. – Такъ дергаетъ, такъ дергаетъ, ой-ой!

– Ахъ, б?дная! Я сама не знаю зубной боли, и никакихъ капель отъ зубовъ y меня н?тъ… Но вотъ что: есть y меня кельнская вода; она, слышно, очень помогаетъ. Сейчасъ принесу теб?…

– Не нужно, милая барышня, оставь. Знаю я эту кельнскую воду: вс? десны разъ?стъ. Съ вечера я положила себ? на щеку горячiй м?шечекъ, – вотъ этотъ самый; такъ сперва словно полегчало. Да за ночь, вишь, остылъ…

– А что въ немъ такое? – полюбопытствовала Лилли, ощупывая небольшой пузатый м?шечекъ. – Онъ будто пескомъ набитъ.

– Н?тъ, аржаной мукой съ кухонною солью. Какъ нагр?ть его на горячей плит? да потомъ приложить къ щек?, такъ боль помаленьку и утихаетъ.

– А что, Марта, въ кухн?, в?рно, в?дь развели уже огонь подъ плитой? Схожу-ка я на кухню…

– Что ты, душечка, Господь съ тобой! Да ты в?дь и не од?та…

– Од?ться недолго.

– Такъ лучше же я сама…

– Н?тъ, н?тъ, Марта. Ты только хуже еще простудишься. Лежи себ?, лежи; я мигомъ…

И, возвратясь въ свою комнатку, Лилли живой рукой од?лась, а зат?мъ, съ ночникомъ въ одной рук?, съ м?шечкомъ въ другой, ц?лымъ рядомъ горницъ и коридоровъ направилась къ черной л?стниц?, чтобы спуститься въ нижнiй этажъ дворца, гд? была кухня. Всл?дствiе ранняго часа, весь дворецъ былъ погруженъ еще въ сонъ и точно вымеръ. Тамъ и сямъ только мерцали одиночныя масляныя лампы; но скуднаго св?та ихъ было достаточно для того, чтобы показать Лилли всю безлюдность громаднаго зданiя, и отъ звука собственныхъ шаговъ ей становилось жутко.

Вотъ опять совс?мъ неосв?щенная проходная комната…

"Богъ ты мой! Кто это сидитъ тамъ на диванчик??.."

Д?вочка остановилась съ бьющимся сердцемъ и, приподнявъ въ рук? ночникъ, пристально вгляд?лась.

"Да это дежурный лакей! Усталъ тоже, б?дняга, за ночь и клюетъ носомъ".

На цыпочкахъ она прошмыгнула дал?е, чтобы не тревожить спящаго.

Тутъ изъ боковой комнаты донесся къ ней р?зкiй картавый голосъ.

"В?рно, опять кто-нибудь изъ прислуги; еще кого разбудитъ!"

Заглянула она и въ эту комнату. Лампы тамъ хотя и не было, но зато топилась большая кафельная печь, и пылавшiя съ трескомъ растопки осв?щали ближайшiе предметы своими яркими вспышками. Передъ большой кл?ткой съ попугаемъ стоялъ парень въ косоворотк? и засунутыхъ въ голенища шараварахъ, – должно-быть, истопникъ, который только-что затопилъ печь и со скуки, видно, радъ былъ случаю подразнить глупую птицу.

– Ты что тутъ д?лаешь? – спросила, подходя, Лилли, стараясь придать своему голосу возможную строгость.

Парень отороп?лъ.

– Да я ничего-съ, барышня… Поговорилъ только малость съ попугаемъ…

Но самъ же попугай уличилъ его.

– Живодеръ! живодеръ! – полушопотомъ прокартавилъ онъ, вызывающе поглядывая изъ-подъ своего наряднаго краснаго хохолка то на парня, то на барышню.

– Это ты его научилъ! – воскликнула Лилли. – Да в?дь это никакъ тотъ самый, котораго мадамъ Варлендъ готовитъ для герцога?

– Ну, и пущай услышитъ! – съ явнымъ ужъ озлобленiемъ возразилъ истопникъ. – Живодеръ и есть: съ родного батьки моего кошками шкуру содралъ!

Лилли ахнула.

– И отецъ твой померъ?

– Помираетъ; дай Богъ до Рождества дотянуть.

– Это ужасно! Но, в?рно, старикъ твой шибко передъ нимъ провинился?

– Знамо, не безъ того… Да вольножъ было этимъ конюхамъ н?мецкимъ хвалиться, что герцогъ ихъ такой и сякой, чуть не помазанецъ божiй. Ну, а батька мой, гр?шнымъ д?ломъ, подвыпилъ, да спьяну и выложилъ имъ на чистоту всю истинную правду: что герцогъ ихъ, молъ, вовсе-то не знатнаго рода, а тоже изъ подлаго люда. Ну, т? и пойди, донеси самому, а онъ какъ распалился тутъ гн?вомъ…

Оправдываясь такимъ образомъ, басистый парень возвысилъ голосъ. Попугай въ свою очередь, не желая отстать отъ него, издалъ пронзительный свистъ и провозгласилъ заученную отъ г-жи Варлендъ фразу:

– Hoch lebe Seine Durchlaucht! Hurra! hurra! hurra!

Дверь въ спальню Варлендъ растворилась, и оттуда выглянула она сама въ ночномъ чепц?, въ ночной кофт?.

– Ты ли это, дитя мое? – удивилась она. – Какъ ты сюда попала, и кто это съ тобой?

Лилли стала по-н?мецки же объяснять ей. Истопникъ, не выжидая конца объясненiя, далъ тягу. Впрочемъ, и сама Варлендъ не дослушала, а можетъ-быть, со сна толкомъ и не разобрала.

– И зач?мъ было снимать мой платокъ съ кл?тки? – перебила она д?вочку, з?вая во весь ротъ.

– Сняла его нея…

– Ну, все равно; прикрой опять этого крикуна и ступай-ка тоже спать.

"Слава Богу!" – облегченно вздохнула про себя Лилли, когда голова почтенной дамы скрылась за дверью.

Подогр?въ ц?лительный м?шечекъ на плит? въ кухн?, она отнесла его Март? и тогда уже улеглась сама въ постель досыпать свой прерванный сонъ.

Когда она въ обычный часъ проснулась, ея ночная прогулка представлялась ей какъ бы сновид?нiемъ, и только когда на глаза ей попалась Марта съ повязанной щекой, въ памяти ея возстали вс? отд?льные моменты прогулки. Первымъ побужденiемъ ея было – открыться во всемъ Юлiан? Менгденъ. Но когда она встр?тилась снова лицомъ къ лицу съ корректной до щепетильности, замороженной въ придворномъ этикет?, гоффрейлиной, – y нея духу на то не хватило.

Прошло н?сколько дней. О попуга? говорили, но только какъ о сюрприз? для герцога.

"Попугай, в?рно, забылъ уже то слово", – р?шила Лилли и совс?мъ было успокоилась.

Подходило 13-ое ноября – день рожденiя герцога. Но наканун? государыня вдругъ прислала за принцессой, чтобы вм?ст? съ нею сд?лать репетицiю.

– А ты что же, моя милая? – обернулась Анна Леопольдовна къ Лилли, когда, въ сопровожденiи Юлiаны, выходила уже изъ комнаты.

– Мн? нездоровится… – пролепетала д?вочка, чувствуя, какъ сама м?няется въ лиц?. – Позвольте мн?, ваше высочество, остаться…