Терракотовый император

Йэн Лу проводил Ли Эра во флигель для прислуги и показал ему свободную комнату, где была лежанка, что в зимнее время растапливали, а еще ранее по пути он велел одной из служанок принести ему еды. Так, вскоре отрок получил чашку с рисом, который он покушал палочками, потом испил воды, после чего прилег и тотчас погрузился в объятья Морфея…

***

На другой день Ли Эр снова предстал перед своей хозяйкой. Госпожа Чжао в это время совершала утреннюю прогулку по саду, и когда отрок приблизился и с почтением кланялся ей, велела служанкам удалиться.

– Ты смышленый мальчик, а потому не удивляйся, что я буду говорить с тобой как с взрослым, – начала госпожа Чжао, тяжело опускаясь на скамью (Ли Эр, по-прежнему, стоял перед ней). – Я должна поведать тебе кое-что о нашей семье. Мой муж – уважаемый сановник и полководец, которому благоволит сам ван[5 - Царь (прим. авт.).]. И хотя так было не всегда, – в далеком прошлом мы пережили непростые дни, но, хвала небесам, многие беды обходили наш дом стороной! Единственное, что беспокоило меня и мужа моего на протяжении долгого времени, – то, что у нас не было детей. Мы постоянно возносили моления и совершали жертвоприношения в храме предков наших, – но тщетно… И когда мы уже совсем отчаялись, Небесный владыка, наконец, услышал наши молитвы и послал нам долгожданного ребенка, – уже в преклонном возрасте я родила сына, которого мы нарекли Ко. Чжао Ко – это твой юный господин, ради которого давеча мой слуга купил тебя на рынке…

Итак, счастье все же пришло в наш дом. Заботы и хлопоты доставляли мне радость. Время пролетело незаметно. Наш сын рос единственным ребенком в семье, и мы пытались воспитать его должным образом, дабы ему не чужды были идеалы нравственности. Мы не скупились на его обучение. Лучшие учителя преподавали ему науки. Однако вышло совсем не то, что мы с мужем думали… Правда, он оказался способным мальчиком, – исправно учился, много читал, но несколько ограниченным в выборе круга интересов. Единственное, что его занимало по-настоящему, было воинское искусство. Все свое время он посвящал чтению книг, посвященных лишь этой теме, – мало-помалу война стала его навязчивой идеей. И он неоднократно рвался в поход, мечтая об одном – превзойти своего отца и даже полководцев древности. Мой муж, однако, все время удерживал его от этого шага, ссылаясь на его юные лета. Но в скором времени мой мальчик вступит в пору совершеннолетия, и его удержать уже будет невозможно.

Мы много думали о том, как повлиять на Чжао Ко, но все было безуспешно – он никого не слушал. И вот однажды мой муж сказал мне: «То, что не может сделать учитель или родитель, иногда удается сверстнику!» И тогда мы решили, что необходимо найти смышленого юношу, который бы смог подружиться с Чжао Ко, – а у него из-за заносчивого нрава почти нет друзей, – и, главное, переубедить его или, во всяком случае, сдерживать его пыл.

Теперь, Ли Эр, мы возлагаем на тебя большие надежды – ты должен пройти тот же путь, что и мой сын – путь, пролегающий через постижение наук, сблизиться с ним и убедить его, что война – это горе, а не радость, это зло, а не добро. Как думаешь, по силам тебе такая задача?

Госпожа Чжао закончила свой рассказ и устремила на отрока глубокие глаза свои. Тот, встретившись с ней взглядом на миг, тотчас потупился и решительно проговорил:

– Я справлюсь, госпожа моя. Ради вас и семейства Чжао я на все готов! Что прикажете?

– Учиться! Наставник Сюй, который обучал и моего мальчика, будет с тобой заниматься. Йэн Лу покажет тебе, где он живет. С завтрашнего дня ты приступишь к занятиям. А теперь ступай, – сказала госпожа Чжао, а потом остановила уходящего отрока словами. – Ли Эр, запомни – от твоего старания в этом деле многое будет зависеть… Для тебя! Советую не лениться!

На следующий день рано поутру Ли Эр в сопровождении Йэна Лу вышел за ворота дома Чжао и отправился к учителю, который жил на городской окраине. Они вдвоем пешком проделали путь в несколько кварталов.

Дом учителя Сюя отнюдь не напоминал дворец: помимо жилого помещения там была лишь одна пристройка, которая служила тем местом, где проходили занятия с учениками. Учитель никогда не был богат и любил повторять, что у него есть лишь одно сокровище – библиотека, – та, которая содержала сотни свитков и бамбуковых дощечек.

Теперь, оставив Ли Эра одного, Йэн Лу прошел во флигель, – там он пробыл примерно четверть часа. Между тем, во дворе дома учителя стали собираться его ученики, – почти все они были заметно старше возрастом Ли Эра. Другие дети обсуждали новичка между собой, поглядывали на него свысока, но не заговаривали с ним. Надо сказать, это были дети наиболее уважаемых в городе людей – сановников, богатых купцов и ремесленников (учитель Сюй пользовался большим уважением в столице царства Чжао, а потому наиболее влиятельные горожане стремились устроить к нему своих сыновей).

Наконец, Йэн Лу вышел из флигеля, – он кивнул Ли Эру, дескать: «Все в порядке!» – и был таков. Отрок в очередной раз почувствовал себя брошенным, когда провожал его взглядом…

Вскоре слуга кликнул учеников, – все прошли во флигель и, садясь на циновки, заняли свои места за столиками на низких ножках. Когда другие дети расселись, Ли Эр устроился у самого края, возле дверей. Все доставали письменные принадлежности, и только у него при себе не было ничего: ни кисти, ни писчего материала, ни тушницы. А потом появился учитель – пожилой седовласый человек с морщинистым лицом и длинной белесой бородой.

Начался урок. Учитель что-то бойко говорил, и ученики старательно делали записи на кусках шелка. Ли Эр же оказался не готов к такому повороту, – он был совершенно растерян: пытался уследить за ходом мысли учителя и в то же время думал о том, что не умеет писать на языке Цзинь. И в итоге ничего не смог запомнить из услышанного на уроке. Так, отрок тщетно просидел битый час, а потом еще один и еще…

После занятий, когда другие дети уже расходились по домам, Ли Эр хотел последовать примеру остальных, но в последний миг передумал, – он, сделав усилие над собой, подошел к старому учителю и робко обратился к нему со словами:

– Господин мой, я не разумею грамоты. Как мне обучиться искусству сему?

– Ты не только не умеешь читать и писать, но и плохо говоришь на нашем наречии! – мрачно заметил учитель Сюй, который теперь в первый раз за все утро обратил внимание на отрока, но посмотрел на него таким взором, что тому стало не по себе. – Неужели ты думаешь, что я буду с тобой заниматься отдельно от остальных?

– А как же тогда мне обучиться грамоте? – вздохнул Ли Эр, потупившись.

– На что тебе это понадобилось? – осведомился учитель все тем же нарочито строгим голосом.

– Чтобы постичь истину, господин мой! – тихо отозвался Ли Эр. Он вмиг потерял всякую надежду и хотел уже, было, уходить, как вдруг строгий голос учителя остановил его:

– Вернись.

Отрок, который уже был в дверях, вновь приблизился к учителю, который проговорил уже совсем другим тоном, как будто сменив гнев на милость:

– Ты дал достойный ответ на трудный вопрос, – я, пожалуй, буду обучать тебя грамоте…

И он приказал слуге принести писчие принадлежности для отрока, после чего подошел к доске и написал на ней мелом первый иероглиф, который выучил Ли Эр – чжень (истина).

К концу дня, трудясь не покладая рук, отрок знал написание уже нескольких десятков символов. Учитель Сюй остался доволен его работой и лишь под вечер отпустил домой.

Когда Ли Эр вернулся во дворец семейства Чжао, он в бессилии рухнул на лежанку в своей комнате и тотчас забылся сном (он так устал, что даже не прикоснулся к еде на столе).

С тех пор начались занятия, которые подобным образом проходили день за днем, – с раннего утра и до вечера, – и так на протяжении полугода. По окончании этого срока Ли Эр не только обучился писать на языке Цзинь, но и прочел уже с дюжину книг, главным образом, по теме войны и мира, в том числе несколько научных трактатов. Его поразительной сообразительности и трудоспособности дивился даже весьма требовательный учитель Сюй; теперь он не раз пораньше отпускал своего ученика домой, однако тот все равно не торопился уходить, – задерживался за чтением свитков, составленных из связанных деревянных дощечек, мелко исписанных замысловатыми символами.

Постепенно Ли Эр перешел от чтения военных трактатов, – они его, на самом деле, мало волновали, – к тем книгам, что весьма занимали его, как человека, который в прошлой жизни защитил кандидатскую диссертацию по медицине. За месяц он «проглотил» все труды по этой тематике, которые только нашел в обширной библиотеке учителя Сюя. Методы диагностики заболеваний, приемы лечения травами, теплом, кровопусканием, иглоукалыванием и т.д., и т.п., – в общем, десятилетний отрок усвоил все премудрости китайской медицины, которые и спустя тысячи лет не потеряют своей актуальности. Потом он перешел к трудам по истории, – прочел Чуньцю (Весны и осени) Конфуция, и однажды, дочитывая эту книгу, обратился к своему наставнику с вопросом:

– В вашей библиотеке, учитель, есть все книги Кун-цзы, однако я не вижу ни одного труда Лао-цзы. Где мне отыскать хоть что-нибудь из его работ?

– Лао-цзы? – округлив глаза, переспросил изумленный учитель Сюй. – Мне неизвестно это имя! Кто этот человек и чем он знаменит?

– Вы не знаете Лао-цзы? – в свою очередь удивился Ли Эр. – Так это же он написал трактат о Пути и Благодати (Дао Дэ)!

Наш герой слышал об этом человеке и его труде, когда еще звался Андреем – в своей прошлой жизни. Однако учитель Сюй был в недоумении:

– Не понимаю, о чем идет речь! – нахмурился он. – О Пути многие говорили, в том числе Кун-цзы и Чжуан-цзы,– это учение восходит еще к временам Желтого императора, который был первым даосом, но это имя – Лао-цзы – мне незнакомо!

В ту ночь Ли Эр долго не мог заснуть, размышляя над словами старого учителя. Тогда он уже понял, в каком времени оказался – после Конфуция в эпоху Чжан-го (Воюющих царств), но вопрос – зачем? «Почему я попал именно сюда и ровно в это время?» Этот вопрос не давал ему покоя даже много лет спустя…

***

Прошел год со дня появления Ли Эра в доме семейства Чжао, – за это время он близко сошелся со своим юным господином, которого звали Чжао Ко: их объединяло нечто общее – любовь к чтению книг, хотя в своих беседах они обсуждали, главным образом, военные трактаты, и, прежде всего, самый известный из них – труд Сунь-цзы – «Законы (или искусство) войны».

Надо сказать, в первое время Чжао Ко, который был много старше Ли Эра, относился к нему с нескрываемым презрением, ничем не выделяя его из прочей прислуги, и лишь когда тот как бы невзначай процитировал фразу Сун-цзы: «Война – великое дело государства, почва жизни и смерти», – проявил к нему неподдельный интерес.

– Ты знаешь «Законы войны»? – удивился юноша, и отрок скромно сказал: «да», а потом добавил: «Я прочел все военные трактаты, которые есть у нашего учителя». Так, они мало-помалу разговорились. И не заметили, как пролетело за беседой время. С тех пор Ли Эр и Чжао Ко стали неразлучными друзьями, дни напролет проводя вместе, – в потешных играх, поединках и беседах. Между прочим, Чжао Ко обучил своего нового друга искусству фехтования, – сначала на деревянных мечах, которые впоследствии были заменены на настоящие клинки – из металла (правда, не самые острые). Кроме того, Ли Эр уже самостоятельно постиг искусство стрельбы из лука, и потом между ними начались соревнования, из которых неизменно победителем выходил Чжао Ко (противник намеренно поддавался ему, но юноша не догадывался об этом и всякий раз, одерживая верх, радовался своему успеху). Однако он мечтал о славе не простого солдата, но полководца (генерала), а потому главными у них все же были словесные поединки. Впрочем, об этом речь пойдет ниже по тексту, а здесь сообщим об еще одной, – и не самой лучшей, – стороне жизни Ли Эра в доме семейства Чжао…

Дело в том, что с первых дней своего пребывания в этом доме Ли Эр заметил нечто странное в поведении управляющего хозяйством Йэна Лу, которого он должен был слушаться во всем. Этот человек, всякий раз как они встречались, – будь то: в переходе, в саду или на приеме (а, надо сказать, хорошенького отрока часто просили прислуживать за столом в дни торжеств и празднеств), – бросал на Ли Эра какие-то слишком двусмысленные, а то и вовсе неприличные взгляды.

Правда, отрок поначалу совсем не обращал внимания на странное поведение своего начальника, – в те дни он с головой погружался в учение, – приходил домой поздно, но потом, когда у него появилось больше свободного времени, и он стал чаще пересекаться с Йэн Лу, тайное в помыслах этого человека стало для него явным. Он догадался, что у того на уме, а потому, если раньше с улыбкой встречал своего начальника, то теперь всякий раз приветствовал его сдержанно. И это заметил сам Йэн Лу, который, к слову сказать, был охоч до маленьких мальчиков… Он вообразил себя покровителем Ли Эра, а потому полагал, что вправе рассчитывать на ответные услуги. И однажды этот человек пожелал, чтобы отрок отдал ему свой долг…

В то утро Ли Эр, проснувшись спозаранку, умывался, стоя над тазом в согнутом положении. Он поливал себе на голову в тот самый миг, когда услышал чьи-то тихие шаги у себя за спиной, – тотчас обернулся и встретился взглядом с Йэн Лу. Его выражение лица говорило само за себя – он явно чего-то хотел от отрока. Потом приблизился к нему, взял его за руку и что-то прошептал на ухо (Ли Эр не расслышал, но, по-видимому, это были какие-то ласковые слова). Он тотчас шарахнулся в сторону, – видя смущение на лице отрока, Йэн Лу перешел к решительным действиям: бросился обнимать и целовать его… Однако тот отпихнул его от себя и, окинув взглядом комнату, заметил нож, которым накануне чистил яблоко, – Ли Эр метнулся к столу, завладел ножом и, выставив его вперед, громко прокричал:

– Не подходи, иначе… – он не договорил от волнения (сердце в груди у него бешено стучало).

Было видно, Йэн Лу испугался, – не столько угрозы, исходящей от этого мальчика, сколько его крика, который мог кто-нибудь услышать, а потому он, окинув его гневным взором, поспешно удалился. С тех пор этот человек затаил в своей душе злобу на Ли Эра, а потому стал наговаривать на него госпоже Чжао. Вскоре та потребовала отчета от отрока, который теперь был вынужден доносить на своего друга его матери. И хотя серьезных успехов в деле мщения Ли Эру Йэн Лу в итоге так и не добился, все то время, пока отрок жил в доме семейства Чжао, он не упускал ни одного случая для придирок к нему. И это несколько осложнило жизнь Ли Эра. Кроме того, он все еще опасался приставаний Йэн Лу, а потому постоянно носил при себе нож…

Этот нож вскоре ему действительно пригодился, хотя и совсем в другом деле. Как мы уже знаем, главой дома, в котором теперь жил Ли Эр, был Чжао Ше – сановник и полководец на службе у царя (вана). Однажды этот человек серьезно заболел и слег в постель, – тотчас же пригласили самых опытных врачей, которые жили в столице царства Чжао. Те поставили свои диагнозы и выписали ему пилюли. Однако лечение, как вскоре выяснилось, результата не принесло, хотя Чжао Ше через несколько дней поднялся с постели и даже приступил к своим делам.

Однажды в сопровождении слуги и телохранителя он пошел на службу, и уже был у ворот, когда внезапно с ним случился приступ, – сначала он изошел кашлем, а потом вдруг захрипел и растянулся посреди двора. Люди из свиты сановника немедленно бросились в разные стороны, – кто – в дом, а кто – за врачом.

Шум и крики привлекли внимание отрока Ли Эра, который в это время возвращался из дома учителя Сюя. Он вбежал во двор и, увидев распластанного господина своего, бросился к нему на помощь. У того были широко раскрыты глаза и рот, которым он тщетно пытался вдохнуть в грудь воздуха. Ли Эр, который в первый миг опешил, усилием воли заставил себя думать и, мгновенно оценив обстановку, понял, в чем дело. И тогда он распахнул халат своего господина и прощупал грудь его, а потом огляделся по сторонам – в поисках какой-нибудь полой тонкой трубки. Не найдя ничего подходящего, он сбегал на конюшню и там, присмотревшись, увидел бамбуковую хворостинку, – тотчас вернулся с ней назад, после чего достал нож, который всегда носил при себе, и с его помощью сделал надрез на груди господина Чжао, в который вставил бамбуковую трубку. Воздух с легким свистом вышел из груди его через эту трубку, и тот судорожно сделал вдох…

В этот миг к отроку с упреками подскочил Йэн Лу:

– Отойди от него, негодный мальчишка!