Путь истины. Дмитрий Донской

Однажды Бог услышал горячие молитвы женщины и послал ей сына. Едва только проступил живот, муж перестал колотить жену…

12 октября 1350 года. Москва. Кремль.

Что роднит княгиню с крестьянкою? Княгиня живёт в просторных палатах. Наряды у неё все из парчи да меха собольего. Кушанья для княгини готовят, щедро приправляя заморскими пряностями. Прислуживают княгине холопы да дворяне. Любит княгинюшка понежиться на перинушке лебяжьей допоздна. Коротает она долгие деньки с милыми подружками-боярынями за шитьём и тихими беседами да ждёт с охоты ясного сокола своего. Раздаёт княгиня милостыню щедрую, всякий воскресный день в собор Богородицы является у отца духовного исповедаться. Не знает княгиня, не ведает, что такое жизнь народная, трудовая жизнь!

Настаёт, однако ж, час, что роднит княгиню с крестьянкою. Родовые страдания – общий бабий крест! «В муках рожать будешь ты за падение в грех», – таков удел дочерей Евы. Единый порядок установлен для тех, кто призван даровать жизнь. В часы страданий княгиня теряет личину своего прежнего величия. Боль невыносима, и она в малодушии помышляет о смерти. Слёзы градом катятся по лицу её, – она призывает на помощь свою матушку. Силы постепенно покидают её…

– Я не могу больше, – кричит она. – Не могу!

– Потерпи чуток, княгинюшка. Твоё дитя на свет Божий просится. Немного ужо осталось, – успокаивает её повитуха. – Ну же, тужься!

И вот, наконец, настаёт тот счастливый миг, когда повитуха перерезает пуповину и показывает родильнице младенца.

– Сын! – громко объявляет она. Тогда княгиня с чувством исполненного долга забывается глубоким сном. Сего младенца окрестят Димитрием в честь великомученика Дмитрия Солунского…

Дарья дщерь Андреева тоже отмучилась… Радостный Василий спеленал долгожданного сына в свою старую рубаху и положил его в люльку. Теперь он настоящий мужчина, ибо родил сына, который с отцом станет пахать, боронить да сеять! Василий качал люльку, а крохотный младенец глядел на него своими тёмными глазками и вдруг заплакал.

– Я покормлю его, – слабым голосом промолвила Дарья. Василий поднёс к ней дитя. Младенец прильнул к материнской груди. «Теперича у нас всё будет хорошо!», – думал Василий, с надеждой глядя в будущее. Но… человек предполагает, а Бог располагает!

Этой крестьянской семье, как и многим другим на Руси, предстояло пройти сквозь страшное испытание моровой язвой…

1353 год. Село Воскресенское.

Скрипнула дверца. В красное оконце месяц светит ясный. Дарья переступает порог избы. Глядь – на столе гроб стоит… Заныло сердце женщины, – она ни жива, ни мертва подходит к столу и вздрагивает: в гробу лежит муж её, облачённый в белую пелену. Страх подкрался и ухватил за горло – тяжко дышать стало, а ноженьки подкашиваются, – вот-вот упадёт Дарья. Василий с печатью смерти на челе вдруг открывает глаза, подымается из гроба и говорит: «Прости меня, голубка моя!»

Дарья зычно крикнула и… проснулась. Глядь – муж рядом на постели лежит, спит беспробудным сном. «Смерть в сей дом постучалась… – подумала женщина. – Незваная гостья одна не уйдёт! Что ж теперь нас ждёт?» Наутро Василий сказал жене:

– От Марьи что-то давно не слыхать вестей, – надобно проведать сестрицу. Приготовь-ка гостинцы. Поеду ныне в Покровское.

Пошёл он кобылку запрягать. Дарья, меж тем, пирогов собрала в узелок и проводила мужа до ворот. Потом воротилась в избу. И тяжко вдруг стало на душе у неё. Глядит Дарья, как старшая Глашка с маленьким Ванечкой играет. Отец смастерил для любимого сына лошадку-качалку. Дитя звонко смеётся…

Глядит Дарья на сына, но вдруг померк свет в её очах, словно вмиг пришла ночь тёмная. Вот, спадает пелена, и взору Дарьи предстаёт поле широкое, окаймлённое дубравами. Вдали на солнце сверкает гладь речная. Тишина. Лишь ветерок гуляет среди дерев. Природа замерла, словно в ожидании чего-то. Но вот борзо сбираются на небе тучи, скрывая солнце из виду. Гром взрывает тишину. Яркая вспышка света озаряет вышину. Поднявшийся ветер пригибает траву-ковыль на поле. На мгновение всё затихает, чтобы взорваться раскатом грома, а серые тучи разрождаются проливным дождём…

Дарья очнулась, – глядь: она посреди избы, на земляном полу возятся её детки в длинных рубашонках. «Что означает сие видение?» – теряется в догадках женщина.

Минула седмица. Василий не воротился от сестры. И тогда Дарья почуяла неладное. Она снесла Ванечку соседке и пошла пешком в село Покровское.

Приходит. Окрест – ни души. Пусто. Даже собаки не лают. Дарья ступила на двор, где жила Марья с мужем, поднялась в сени, остановилась перед дверью в избу и вдруг вспомнила сон, что видела в ночь с четверга на пятницу…

Женщина переступила порог. Скрипнули половицы. Дарья вздрогнула. В углу у печи на лавке сидел её муж.

– Васенька! – обрадовалась женщина и бросилась, было, к нему.

– Не подходи ко мне! – заревел он с лихорадочным блеском в глазах. Дарья остановилась в нерешительности:

– Что с тобой, муж мой?

Он молчал.

– Где Иван и Марья? – вопрошала Дарья.

– Нет паче Марьи! – завопил он. – Никого нет… Один я во всём селе остался! Уходи отсель. Сие проклятое место!

– Какая беда с тобой приключилась, Вася? – не унималась Дарья.

– Скажи сама, – ты ж ведунья! – громко засмеялся он. – Нет, ничего ты не ведаешь! Глянь-ка сюды…

Он вдруг разорвал на себе косоворотку[51 - Косоворотка – крестьянская рубаха с косым воротником (прим. авт.).], и взору Дарьи явились гнойные язвы у него на груди.

– Что сие? – побледнела она.

– Уходи, жена, отсель, – злобно повторил он.

– Я не оставлю тебя одного, Вася. Я вылечу тебя!

– Никто мне не поможет! Ты должна поднять на ноги деток. Нашего сына Ванечку… Говорю тебе – уходи!

Василий вдруг побагровел. Кашель вырвался из груди его, – кровавые брызги разлетелись в стороны.

– Не прекословь мне! – закричал он, приходя в ярость, мигом вскочил с лавки и кинулся на жену с ножом в руке. Дарья замерла посреди избы; ноги её словно приросли к полу. Тогда Василий рухнул на колени в шаге от жены своей и горько заплакал:

– Прости меня, Дарья. Любил я тебя…

– Я давно простила, Вася! – молвила она, роняя слёзы. – Моровую язву можно одолеть. Матушка поведала мне о траве целебной, – отвар её поможет тебе.

– Да, как ты не уразумеешь, что язва изнутри гложет меня! – вне себя завопил он и с пола кинулся в угол к печке. – Мне холодно… Зело! Уходи, глаголю тебе…

И тогда Дарья, рыдая, вырвалась из избы. Она бежала всю ночь, позабыв о телеге и лошади, что остались в Покровском. На заре добралась до мужнина дома, – взглянув на спящих дочек, кинулась в чулан, где были её травяные припасы. Среди многих узелков нашла ту самую траву, о коей говаривала ей матушка: «Настанет время тяжкое. Сие снадобье тебе понадобится!». Потом сходила к соседке и, ничего не отвечая на её расспросы, молвила:

– Уважь, кума. Погляди еще денёк за Ванечкой.

Глашке она велела покормить сестёр.

– Камо[52 - Камо – куда (старослав.).] ты, матушка? – с испугом спросила девочка.

– Доченька, я скоро вертаюсь, – отозвалась Дарья и снова отправилась в путь.

Муж её лежал на лавке, – по губам его текла кровь, а на ланитах выступали язвы гнойные. Дарья поняла, что опоздала, – опустилась на колени пред божницей и заплакала… Отныне она вдова с четырьмя малолетними детьми на руках!

Вскоре в Покровское вошли княжьи люди, которые вырыли скудельню и побросали в неё мёртвые тела, а село запалили…

Глава вторая. Противостояние

1348 год. Литовская Русь. Вильно.

В то лето князь Альгирдас (Ольгерд) призвал брата своего князя Новогрудского и сказал ему такие слова:

– Хочу, чтобы ты, Кориат, послужил Литве… Покуда Кейстут[53 - Кейстут – брат Ольгерда, возвёл его на великое княжение Литовское, долгие годы боролся с немецкими рыцарями (прим. авт.).]воюет с немцами, я почитаю долгом своим нанести удар на востоке. Князь Симеон Московский часто наведывается в ставку Джанибека. Он получил великое Владимирское княжение, а Новгороду навязывает свою волю. Выбить опору из-под его ног – наш священный долг! Коли лишится московский князь поддержки татарского хана, вся Русь нам покорится. Отправляйся, Кориат, в ставку Джанибека и найди нужные слова для хана, дабы убедить его в опасности, что исходит от Москвы. А я для дела сего дела казны не пожалею…