А за этим, как какие-то дублёры, последовали сразу и остальные,
У всех усопших тела скрючены в гримасах, словно были они больные.
Всегда, везде всю масть отважных и умнейших гуманоидов
Расцениваю я как первых разведчиков со всех других миров.
И потому, мой дорогой читатель, нам неимоверно сложно
Их повстречать, к общей радости, на нашей маленькой Земле.
А здесь лежат в различных комбинезонах, словно безмятежно,
Безусловно, с десяток мертвецов, как в идеальнейшем кремле.
Одни ростом на полтора, другие даже так на целых три метра,
И, к удивлению, руки длинные у всех, как у проворных бедуин.
На всех конечностях – руках, ногах – у каждого космического визитёра
Ровно, без сомнений даже, по четыре удлиненных пальца только
И с острыми когтями, дико, страшно, безобразны все как один.
Даже в гуманоидах благообразности тут не найдёшь нисколько.
Да, на земле подобное, мой друг, такому вряд ли где-то сыщешь.
И даже экспонат такой, наверно, ты не найдёшь и не разыщешь.
Чего только их безволосые, как будто бы облизанные, головки стоят:
На лицах отсутствуют брови, а безносые их дырки всех пугают.
Застывшими глазищами словно какой-то ужас страшный видят,
Разинуты их рты, о чем-то самом гиблом нас они предупреждают.
Налюбовавшись, насмотревшись наконец-то вволю да без шума,
Американский босс вновь без промедления подал рукой сигнал,
Чтоб этот транспортёр, обслуживающая ленточная машина
Всех этих мертвецов из комнаты зараз и без почестей свезла.
Но для хранения, возможно, сцен подобных, в тайниках укрыла,
Где завсегда имеется потаённый ледниковый зал или подвал.
А здесь опять опустевшая дорожка тихонечко едва-едва ползёт,
И снова миролюбивый президент поучительную речь заводит:
«Напоминаю всем, – глаголет он, – это были биороботы-солдаты.
А теперь вы увидите зрелище необычайное и завлекательное».
Да… на интересном самом месте время прибавляет обороты.
Давайте и мы поглядим всё же, что здесь ещё самое главное.
«Сегодня, – продолжал он, – из-за вас я рассекретил документ,
Чтоб вы поглядели на трёх людей, инопланетных космонавтов.
Правда, на полуживых, но всё-таки не на мертвых супостатов».
И сразу после слов махнул опять рукою он в один момент,
И тотчас лента везёт большой квадратный аквариум прочный,
На те, где паразитов обычно содержат, похожий очень.
Все путники в пластиковую тумбу скорей во все глаза глядят,
А там – три человека в креслах, как будто дремлют или спят.
Они обвешаны трубками и проводками от верха до самых пят.
Все ростом одинаковы, на глаз примерно метр пятьдесят.
Одеты в легкие золотисто-желтые комбинезонные костюмы.
У всех условно спящих, можно сказать, лица не были угрюмы.
Но если охарактеризовать мне в них какую-то особенность,
То можно описать, чтоб соблюсти хотя б чуть-чуть формальность.
У каждого космического гостя необычайная на плечах башка.
Не голова как будто, а просто зрелая тыква иль кубышка.
Руками нашими едва ли тут возможно их попытаться обхватить.
Такое, дорогой читатель, трудно даже как-то и представить.
В остальном же похоже очень многим на нас, грешных людей,
Такие же губы, рот у них небольшой, прямой с ноздрями нос.
Глаза, хоть и закрыты плотно, но видно их зажали так ресницы.
А если выше посмотреть, также они не лишены густых бровей,
Ещё большая прядь на голове у космонавтов смоляных волос.
Ни усов, ни бородок знатных, не имели их удальцы-пришельцы.
Сказать по существу, здесь у всех, у этих звёздных молодцов,
Имелись также на руках, ногах по пять нормальных пальцев.
Тело у них было совсем безволосое, но эластичное, желтое.
«А кровь в них, – говорил тут гид, – необычайная, но простая.
Окрашена она в белёсый цвет с оттенком ярко-голубым,
Не свёртывается с нашей кровью, но к группам подойдёт к любым.
По словам и на глаз пришельцы в возрасте, так, средних лет.
Как понимаете, то самый наилучший в людях истинный рассвет.
Экипаж подобран в самую долгую, дальнюю дорогу не случайно,
Только, как бы лучше сказать, из одного пола – мужского рода.
Дабы от сердечных дел в полете были независимы, возможно,
И неугнетёнными остались влиянием пагубного женского плода».
Гид смолк, а на лицах космонавтов как будто бы проявилась,
К сожаленью, думается так, больно странная, загадочная улыбка.
И, бесспорно, в подсознании ещё какая-то информация осталась.
И снится им, ничуть не усомнимся мы, своя родная матушка-земля.
И отчий дом, где детство-юность, возможно, пробежала вмиг, шаля.
«От созвездия Тельца, – сказал академик, – прибыла к нам эта тройка».
Здесь как-то боязливо сей проводник достал альбом из дипломата.
Он был прошнурованный, бесспорно, крест-накрест, золотым шнурком.
И неохотно, покряхтев, сказал им всем, как прямодушная простота:
«Для доказательства у нас имеются ещё тут и цветные фотоснимки,
Которые мы, к счастью, разумеется, отсняли уже после их поимки,
Где скопом наши подопечные идут по аэродрому не спеша, пешком.
Так что же здесь, чёрт возьми, – вскричали разом коммунисты, —
С ними произошло или случилось такого, господа капиталисты?!»
Да, скажу по случаю такому, за эту бесшабашную самодеятельность
Требуется завсегда незамедлительная всем для ответа ясность.
Но, сдаётся, без сомнения, было все давным-давно уже оговорено,
И тайну эту огласить и показать им с прибамбасами[2 - С прибамбасами – с преувеличением.] разрешено.
«Хотя прошло уже довольно много лет, – отвечал здесь академик, —
Сюда доставили однажды с Аргентины один подбитый звездолёт,
Который походил на диск, а наверху был куполообразный шарик.
Люк не открывался в нём, и решили вырезать дверной фрагмент,
Так как невозможно было рассекретить закодированный замок.
Вот тогда и сделали на крыше аппарата небольшой совсем лючок.
И только после этого, – продолжил изъяснять шустрый академик, —
На четвёртые сутки, с большими проблемами, все наши активисты
Закончили наконец-таки этих нехороших космонавтов извлекать.
Когда спасли, – подкашлянул гид, – нашли там бортовой журнальчик.
Но о нём потом, а сначала на этих вот набросились из ЦРУ садисты