«И пусть все мои дороги ведут к тебе…»
Василиса Третьякова
Эта странная история началась с того, что однажды в дальнем углу шкафа я нашла письма. Несколько десятков пожелтевших конвертов из далекого послевоенного Будапешта. Они пролежали на полке без малого 50 лет, чтобы рассказать о первой любви двух людей – моей бабушки и ее далекого друга. Это история не столько про любовь, она про жизнь, надежды, стремления, пути. И про то, что молодость – одинаково стремительная, не важно на каком временном отрезке она случилась.
Василиса Третьякова
"И пусть все мои дороги ведут к тебе…"
Милой путеводной звездочке, чье лучезарное сияние не раз вселяло надежду в сердце путника, немилосердной судьбой заброшенного в далекие края, но никогда не теряющего надежду вернуться к своей звезде.
посвящается моей бабушке,
а также ее далекому другу
Самолет приступил к снижению и так легко приземлился, что я даже не заметила. За окном иллюминатора промелькнула вывеска не непонятном языке, и это было первое приключение, на которое я решилась одна. Незнакомый город оказался солнечным. Хотя… Если вспомнить, небо местами хмурилось и иногда накрапывало.
Раньше я никогда не думала, что Будапешт достоин внимания. Вот Вена или Прага – это старина, колорит, тут же город заранее не внушал интереса. А он встретил советскими разбитыми вагонами, австро-венгерской монументальностью и невероятными мостами. Уже с первых прогулок вдоль полузаброшенных витрин и резных дверей парадных мне показалось, что мы подружимся. И мы подружились.
Почему я пишу про Будапешт? Потому что знакомство с ним оказалось не совсем обычным. И если вы думаете, что я попала сюда, как попадают в любое другое туристическое место, то скажу сразу – это не так.
Мы не были знакомы лично с человеком, который привел меня в этот город, его не стало задолго до нашей встречи, но именно он позвал меня бродить по улицам Будапешта, и именно он первым познакомил меня с ним.
Встретились мы абсолютно случайно. Бабушки на тот момент не было лет пять, дедушка ушёл год назад. Мы приехали в их квартиру, чтобы окончательно разобраться в старых вещах перед продажей. Многое уже забрали родственники, остались только большущий с книгами шкаф, сервант в гостиной да пара стульев на кухне. Пока родители раскладывали по коробкам посуду, я рассматривала старые корешки на полках. Эрмитаж, Третьяковка, собрания Русского музея… Бабушка любила искусство… Оставляла заметки на полях, загибала странички про всякие балюстрады и капители. Я вытаскивала книги с полок, находила знакомый почерк, просматривала записи, откладывала в сторону и думала, что вряд ли встречу что-то интересное. Но почему-то продолжала искать. Странно, я точно знала, что меня что-то поджидает. Я перебрала большинство книг, вытащила из ящика с чувством удовлетворения исписанную мелким подчерком тетрадку, но тут же расстроилась, бабушка просто систематизировала в нее обозначения непонятных архитектурных форм: львы на Аничковом мосту, дома на Лиговском. Признаться, я почти сдалась. Интуиция меня подвела. Я присела на корточки и уставилась в глубь полок. А там лежали они. Письма. Целая стопка старых писем в пожелтевших конвертах, перевязанная веревочкой. Вот так и произошло наше знакомство. Мое и г-на Зандлер из Будапешта.
Объясню в начале, почему я так отчаянно пыталась что-то найти. Для меня всю жизнь оставалось загадкой – что за люди мои бабушка и дедушка. Помню только, что до 14 лет я обращалась к ним на Вы, по-другому мне было не удобно. Еще помню, как дедушка кормил меня подгоревшими оладушками, а бабушка водила в музеи и пыталась приучить к романсам (я проревела все детство над песней про ямщика, замерзающего в степи), а еще они давали мне почитать книги и напоминали, если я не возвращала их обратно. Однажды я взяла почитать Гюго «Собор Парижской богоматери» и, влюбившись в него, решила оставить. Они меня потом еще долго трясли, но книгу я так и не вернула, теперь она хранится у меня, а почти вся остальная библиотека осталась новым жильцам – мы забрали только малую часть.
Так вот, дед и бабушка прожили вместе почти 50 лет, около 25 из них пришлось на мое время, но пока они были живы, мне совсем не приходило в голову расспрашивать, интересоваться их историей. Уже много позже, когда никого не осталось, в старом альбоме я нашла фотографию пожилой женщины в окружении детей, на обороте было подписано – расстреляна немцами в 41-м. Оказалось, это моя прапрабабка. А я даже не знала.
Хотя меня довольно часто отвозили к ним на выходные в детстве, да и потом они всегда приглашали меня в гости и радовались моему приезду, я так и не научилась с ними общаться.
Вспоминаю еще обязательные поездки к деду на День Рождения. Мало кто хотел, но отказаться было нельзя. На таких встречах дедушкины друзья шутили о его институтских романах, а бабушка молчала, и если все садились фотографироваться, стеснялась, чаще всего отказывалась, отворачивалась от камеры – не любила внимания. Даже сейчас, рассматривая старые семейные фото, я вижу, как она прячется за плечо деда. И вообще, казалось, что за деда бабушка вышла случайно, а всю жизнь интересовалась музеями и романсами. Они поженились по тем временам поздно – каждому было уже за 30. И в семье все тайком считали, что это был последний шанс как для той, так и для другой стороны. Но правды никто не знал, да и не интересовался сильно.
И вот тогда я сидела на паркете в тихой, уже нежилой квартире и рассматривала пожелтевшие конверты. Первое письмо, которое я развернула, было от 1951 года. «Когда я приеду, первая моя дорога будет к тебе…» И тут я поняла, что сорвала джек-пот. А еще на пол выпала старая фотокарточка, на ней красовался Парламент Будапешта.
Вернувшись домой, я подождала, пока все заснут и стала читать. С Женей или Евгением Бергманом нас разделяло без малого лет 70, но я открывала конверт за конвертом и запоем читала письма, как весточки от старого друга. Потом ревела. Потом опять читала и опять ревела.
В тот вечер я как будто перенеслась в другой мир, в то время, о котором могла узнать только из книг. Вместе с тем, читая страницу за страницей, мне казалось, что мы давно знакомы. Из писем я узнавала Женю, знакомилась с его жизнью, жизнью своей бабушки, тогда еще молодой девчонки. А еще знакомилась с Будапештом. Закончив читать глубокой ночью, я как самое ценное сокровище, убрала эти письма в ящик стола и поняла, что мы подружились с Женей. А еще поняла, что хочу найти его. Узнать, чем все закончилось. Так начались мои поиски…
17/VI – 47г.
Линочка, милая!
Получил твое письмо. Сейчас никто не пишет – все готовятся или сдают, и, наконец, твое письмо.
Ты спрашиваешь, как я окончил год. Сначала все шло хорошо: историю сдал на 4, остальное на 5. Последний – основы дарвинизма, по которому у меня все четверти 5. Все-таки я чуть-чуть волнуюсь: во-первых, в аттестат, во-вторых, мы уже довольно-таки устали. Мне попалась сущая чепуха: 2 естественный отбор, Энгельс о жизни, метод «ментора». Не знаю, что случилось, но я отвечал гораздо хуже, чем обыкновенно, примерно между 3 и 4. «Садись, нужно серьезнее относиться к аттестату!» «Ну, – думаю, – тройка». Проходит полтора часа, нам объявляют результаты. «Бергман -2». Можешь себе представить мое праздничное настроение. В первый день у меня человек 50 спрашивало, правда ли это, никто не верил. Результат: три в году, пересдавать можно в 4-й четверти будущего года. Я хочу осенью, что получится, не знаю.
Что я хочу делать летом? Планы следующие: изучать немецкий и английский (подчерк.), изучить автомобиль, велосипед, плавание, побольше ходить в кино (подчерк.) ( зимой я почти не ходил) и побольше читать и заниматься спортом (подчерк.) ( разным). Пока выполняется только подчеркнутое. Дальше видно будет.
Линочка, во что бы то ни стало прочти «Цитадель» Кронина. Дико-мощная вещь! Все его книги хорошие, но эта особенно. Если читала или прочтешь, сообщи свои соображения.
Довольна ли ты своим ЦДСА? Я «Спартаком» доволен. Счастливцы, от вас стадион «Динамо» расположен всего лишь за 5 ? км. Как я вам завидую.
Ну вот и все. Линуська, пиши подробно обо всем: как сдала, как проводишь время, что читаешь, как твоя Grossmutter и т.д., и т.п., и пр.и пр.
Пиши как можно скорее. Буду ждать с томленьем упованья.
Крепко целую
Женя
22/VII – 47г.
Линуська, милая!
Отвечаю сразу на все три письма. Ответ чуть-чуть задержался: некогда было писать, я ведь теперь работаю. Месяц я работал в ТАССе, сейчас работаю в одном экономическом журнале. Вот что получилось из моих «грандиозных» планов. Читать почти не читаю.
Линуська, у нас с тобой все время интересные совпадения: когда я получил твое письмо, я тоже был в ужасном настроении. Причина – очень длинно рассказывать, вкратце дело вот в чем. Приехав сюда, я сразу же бросился на поиски «людей». В поисках таковых я очаровывался, разочаровывался, один раз был почти влюблен, но в общем и целом все было нормальным. Только мне все это начало надоедать: в школе я всех знал, все мне надоели, другой школы нет, куда бы, как в Москве, можно было пойти, когда одна очень уж приедалась. Главным местом развлечений здесь служит клуб СКК, где каждое воскресенье бывают танцы, на которых я регулярно появлялся и где я узрел одну довольно интересную девушку лет 23-25. Мы с ней, не представляясь, познакомились. Потом я от нечего делать, просто так пошел с ней в кино. Я был поражен, она оказалась «дико» умной, тогда как я, неизвестно почему, считал ее довольно легкомысленной. Я радовался, что, наконец, нашел «человека». Но наступил великий траур. При следующей встрече она в течение 4 ? часов мне объясняла, что она гораздо старше меня, что мы не должны и не можем больше встречаться. Все мои аргументы в пользу обратного ни к чему не привели: я должен был согласиться. В тот вечер я даже не очень расстроился. Потом пришло: мне все опротивели. Линуська, ты понимаешь, это очень странно: я совсем в нее не влюблен, но мне ясно, что здесь никто с ней не сравнится ни по уму, ни по характеру, а это значит, что я теперь не хожу ни в кино, ни на танцы, ибо ее нет, а остальные все хуже. Единственное спасение – ты и твои письма.
Могу тебя успокоить: все, что пишет Сенкевич – чепуха. Я сам убедился. Недавно я приходил еще в ужас, видя свою копию в образе Рудина. Но потом я убедился и, кажется, твердо, что разум и самоанализ могут убить только слабое чувство, сильное же не подчиняется никаким доводам рассудка.
Могу сам себя поздравить: сегодня прослушал по радио репортаж Синявского с финального матча. Молодец «Спартак»! Даже я не надеялся, что после 6:2 последует 0:2!
Крепко целую
Твой Женя
16.X.47
Линуська, милая, прежде всего извини за столько долгое молчание.
Уже месяц лежит у меня твое письмо, а я никак не соберусь ответить: отчасти дико некогда, отчасти – для того, чтобы писать, особенно тебе, нужно особое настроение, а его-то и нет.
По порядку: с 18.VIII по 8.IX здесь была группа советских артистов (Барсова, Лепешинская, Мержанов, Лиза Гинельс, Лисициан и др.). Меня прикрепили к ним, и три недели я не каждый день приходил домой ночевать. Я переводил, конферировал, критиковал, давал советы, ездил с ними по всей стране – короче говоря, жизнь кипела. Они уехали 6-ого, я всю эту неделю не ходил в школу, и мне пришлось нагонять.
Кроме того у меня накопилось большое количество моей текущей работы – экономических и литературных переводов. Если еще к этому прибавить занятия английским, спортом, в Консерватории (на концертах) и то, что мама уже почти 3 месяца лежит в больнице, то ты поймешь, что я сплю в сутки 4 ? – 6 ? часов.
Это то, что касается занятости. Кроме этого, мною вдруг овладела какая-то усталость по отношению к людям. Я очень много времени проводил в обществе и мне надоело концентрироваться, быть внимательны, развлекать. Я взял и ликвидировал все знакомства и дружбы, кроме двух мальчиков. Ты не представляешь, как я блаженствую. Я хожу на все концерты (больше я почти никуда не хожу) один. Это просто опьянительно.
Я в первый раз понял, как можно упиваться одиночеством. Правда, сейчас этот период проходит, и я начинаю появляться в обществах, но только в больших и стараюсь ни с кем не быть вдвоем. Ну вот, все о себе.
Линуська, отвечай скорее, я с нетерпением буду ждать твое письмо. Не забудь написать, что за «и грустный и веселый финал» был у тебя в Ленинграде. Мне очень интересно.
Привет всем знакомым
Крепко целую
Женя
P.S. Мой новый адрес: П.п. 52897- «эл»