Искушение демона

Вот она медленно остановилась и я словно нехотя вышла из неё. Без вещей, так как с собой ничего не брала. Тут бы не поняли, если бы стала одеваться как леди, а в том мире не поняли, если бы оделась в пышную юбку с воланами с блузой с широкими рукавами. Так что уходила и приходила всегда в чём была – в цыганском цветастом наряде.

Стоило выйти, как по мне прошлись безразличными взглядами несколько соплеменников, сидящих у костра. А навстречу вышла дае. Только если ещё лет пять назад в её глазах горела надежда, что её возлюбленный наконец решил почтить своим присутствием, то на этот раз Селестина пошатывалась и держала в руке недопитую бутылку с самодельной брагой. Она поморщилась при виде меня и прошла мимо, будто не её любимая чай вернулась после года разлуки. Так уж у цыган повелось. Достижения их детей позволяют приобрести авторитет среди своих. Но я-то для остальных никон[6 - никто]. Да даже меньше, чем никто… Пустое место. От кострища раздались издевательские смешки.

Вздохнув, гордо выставила подбородок и пошла к мами, дае моей дае. А как ещё? Гордость это всё, что у меня осталось. Гордость и мимолётное ощущение свободы.

Войдя в шатёр, огляделась и поморщилась. Здесь было накурено и сильно.

– Данка? Ту?[7 - Ты?] – спросила мами, сидящая в углу на импровизированной кровати, и закашлялась.

– Я, ба, – кивнула.

Шахран Янко поморщилась от такого обращения. Вот как ей объяснишь, что за последний год из меня в прямом смысле выбили цыганскую речь. Каждый раз проделывали это, а возвращаясь, начать неуверенно говорить на языке, за который раньше били по губам сложно. Благо хоть у современной молодёжи не было пунктика на счёт моего лексикона. Они предпочитали говорить на всеобщем. Как получалось. Иначе бы пришлось совсем тяжело.

– Гаджо[8 - Чужачка], – выплюнула она это слово и отвернулась, проворчав: – Джадад кхэр![9 - Иди отсюда!]

На мои глаза стали наворачиваться слёзы. Чужачка. Вот кто я для мами. Резко развернулась и вылетела из шатра, повинуясь её приказу уйти.

Но стоило выйти, как натолкнулась на Педро со Златой, его сестрой.

– Я слышал, что ты приехала, Дана, – улыбнулся мне Педро.

Его сестра презрительно скривилась. Ни для кого не секрет, что сын нашего барона ещё в прошлый мой приезд уделял мне немалый интерес, надеясь залезть под юбку.

Сделав глубокий вдох, стараясь не показать, какой разброд творится в моей душе и снова гордо подняла подбородок.

– Пошли в город! – предложил Педро, на что его сестра поморщилась.

– А пойдём, – неожиданно согласилась.

Лишь бы не видеть пьяную дае и не слушать оскорбления мами.

Как бы мне хотелось найти своё место в этом мире. Но произойдёт ли это когда-нибудь?

Глава 2. Горяченькое

Реакция людей на арест столь же различна, сколь и непредсказуема. Но предательство всё же гораздо хуже.

В другое любое время я бы поостереглась идти с Педро и Златой Лауш. Уж осторожности и чутья мне обычно хватало. Иначе никак. Но в данный момент на душе был такой разброд! Сложно всё же, когда тебе только исполнилось шестнадцать и понимаешь, что никому нет до тебя дела, всегда следовать доводам разума. Дадо, дае, мами… вот и вся моя немногочисленная родня…

Мне иногда так жаль, что Селестина после того самого демона так и не легла ни с кем, чтобы забеременеть и снова родить. Была бы у меня тогда хоть ещё одна родственная душа. Тот или та, кому я была бы небезразлична.

Но, увы… дае хранила никому не нужную верность, игнорируя недвусмысленные предложения сожительста и замужества в надежде, что былое вернётся, а я так и оставалась бесконечно одинокой.

– Ну что ты плетёшься, Богдана? – недовольно проворчала Златка.

Я ускорилась, но продолжала раздумывать о своей никчёмной жизни.

Меня никто не поздравил с днём рождения. Та же Злата… Ведь раньше мы дружили. Лет до восьми она по просьбе своего дадо притворялась, что неплохо ко мне относится. Пока Селестина окончательно не отвергла предложения вдовеющего барона, дав понять, что тот ей отвратителен. И тогда-то и начался мой ад. Потому что в тот момент я стала – никто. Никон, как кричали бывшие соратники по играм, пока закидывали меня камнями. Потом конечно они, уподобляясь взрослым, стали просто презрительно смотреть, но на душе с каждым годом разрастались раны, не желая закрываться.

Только Педро и Ян, его друг, относились ко мне дружелюбно. Учили объезжать лошадей, танцевать, искусству быть настоящим цыганом, брали в свои игры. Редкие минуты счастья.

Правда, когда мне исполнилось четырнадцать, и я оказалась здесь снова, нашей некрепкой дружбе пришёл конец. Слишком уж рьяно они, осознав, что я девушка, захотели меня соблазнить. В то время моё тело как раз начало цвести, округляясь в нужных местах. Нравы у цыган свободные и редко кто оставался невинным и в таком возрасте, но во мне прочно сидели нравоучения нанятых строгих учителей. И даже назло дадо не смогла преодолеть саму себя. Так что я стала окончательным изгоем, находя утешение в прогулках и одиночестве.

Вот и сейчас то, что меня позвали с собой, показалось странным. Но желание сбежать из табора хоть ненадолго победило насторожённость. Тем более так давно не имела возможности ходить свободно, не отчитываясь ни перед кем. Единственное, что смущало – это прошлогодняя одежда, в которой уезжала, стала мне немного мала в груди, не смотря на свободный крой, да и юбка могла бы быть длиннее. Но с собой были кое-какие деньги, заработанные в прошлом году, и вполне могу позволить себе купить цветастую ткань, чтобы пошить новую или перешить старую.

Но всё же лучше бы пошла одна. И не зря меня не покидали эти мысли. Потому что чем ближе мы походили к небольшому городку, близ которого расположился наш табор, тем язвительнее становилась Злата.

– Ты смотри, наша Данка-то как спину выпрямила! Будто штырь вставили в задницу!

– А сиськи-то как выросли за последний год. На радость нашим мужикам!

– Небось забыла уже, как это быть настоящей свободной женщиной!

– И не цыганка ты вовсе, а так… рохля!

Я шла и старалась не слушать, но не получалось. Каждое слово било по натянутым после «тёплой встречи» с родственниками нервам. Точно в цель проникали они в кровь и отравляли мою душу.

Ещё и Педро молча шёл рядом, и не думая одёргивать свою пхрэн[10 - сестра].

И я бы уже плюнула и развернулась, чтобы уйти, но мы как раз вошли в городок с западной стороны, где располагался рынок, а мне действительно нужны ткани. Не дае же сжалится над своей чаей и выделит хоть что-то. Она давно спускала свою мелочь, заработанную попрошайничеством, только на выпивку, да покрепче, чтобы уйти от неказистой реальности. Решительно сжала ладони и попробовала ускользнуть от Лаушей, когда ещё одна фраза добила мою выдержку:

– Ссыкливая гаджо!

Резко повернулась к ней, ещё сильнее сжимая кулаки.

– Что? – усмехнулась довольная собой Злата.

– А ты почему так чисто стараешься говорить? – поддела её. – Уж не хочешь ли подцепить богатого гаджо, чтобы забрал тебя из дома и женился? Для них одно дело экзотика – переспать с цыганкой, а совсем другое сделать чем-то большим.

Она побледнела. И да. Я поступала грязно. Потому что она сама когда-то очень давно делилась со мной этой мечтой. Несбыточной.

На самом деле для нас не было чем-то особенным или зазорным в том, чтобы свободной девушке повстречать богатея и привлечь его в любовники. Вот только цель должна быть одна – заиметь от него как можно больше денег и всё до копейки принести барону, который начислял тебе процент от выручки.

Это вообще самая основная задача моих соплеменников. Приносить прибыль. У женщин же только несколько вариантов для добывания денег – продажа своего тела гаджо, воровство, попрошайничество или гадание.

Что лишний раз доказывало, насколько семья Янко бесполезна сейчас. Когда-то мами была превосходной гадалкой. Говорят, её предсказания сбывались взаправду. Но теперь она почти не ходит и отошла от дел. А дае… и раньше не блистала талантами, а теперь только спивается. А я же… Мне претило всё это. Вот и держали нас только из-за Шахран, не смея выгонять ту, кто может проклясть.

– Да что ты понимаешь? Самая умная, да? – вскипела Златка.

– Да, – я нагло улыбнулась. – Уж поумнее некоторых. Думаешь, не знаю, что ты просто мне завидуешь?

– Со?[11 - Что?] – от волнения она сбилась на цыганскую речь.

– Прекратите, – наконец заговорил Педро.

– Вот что! – как-то подленько улыбнулась эта змеюка. – Давай спор! Кто принесёт барону больше заработанных денег, та лично извинится перед другой перед всем табором!

– Нужны мне твои извинения как корове седло, – хмыкнула и опять предприняла попытку уйти, но она схватила меня за руку.