Валлия

– Что мне пора, моя хорошая. А тебе надо выспаться, – отозвался Максим.

– Уже? – расстроено на него взглянула.

– Да, уже, – он встал с кресла и, наклонившись, поцеловал меня быстрым поцелуем, – Завтра с тобой побеседует жрец и если врач удовлетворится твоим состоянием, тебя выпишут.

– Ох, наконец-то, – вырвалось облегчённо, – А потом мы домой поедем?

– Вот завтра и переговорим об этом со жрецом.

– Ну, всё-всё! – Рада оттащила от меня уже наклонившегося за новым поцелуем Максима, – Завтра вот выпишут её и милуйтесь голубки. А сейчас, Максим, давай-ка, иди.

Он всё же наклонился и поцеловал меня, оторвавшись от губ, прошептал:

– До завтра, – коснувшись ещё раз моих губ, резко выпрямился и вышел.

Рада, наблюдавшая за нами, ухмыльнулась:

– Эк его проняло-то, – она подошла ко мне, помогла встать с постели, чтобы поправить на ней бельё.

– Ты о чём? – всё же спросила, хотя и догадывалась. Но одно дело догадываться, а другое – услышать от кого-то со стороны.

– Как это о чём? – Да от вас же так и фонит возбуждением. Но ты-то не так, а вот от него, – протянула она и опять усмехнулась: – Это ж какую выдержку надо иметь, чтобы вот так вот сдерживаться-то а?

Вечер прошёл за беседами с Радой, которая уютно устроившись в кресле, не спешила уходить и к моей радости составила мне компанию. Как и обещала: я рассказала ей подробно всё случившиеся у колодца силы. Где-то внутри, может в самой душе, было чувство убеждённости – ей можно доверять.

Помолчав некоторое время и обдумывая каждая свои мысли, мы перешли к другим, совершенно сторонним темам. Проговорили мы с ней до глубокой ночи, поэтому утром я еле смогла разодрать глаза, выслушивая бурчание на английском от врача, который, не прикасаясь к телу, буквально в паре сантиметров поводил руками, особенно задержавшись на горле. Когда он закончил и собирался выходить, я, улыбнувшись, сказала ему уже в спину:

– Thanks you (Спасибо вам, – прим.), – а когда врач обернулся и хмуро посмотрел на меня, добавила: – thank you very much. (Большое вам спасибо, – прим.).

Буркнув что-то под нос, он вернулся, вздохнув, приложил ладони к моим вискам и через секунд десять убрав ладони, погладил меня по макушке как малого ребёнка и вышел. А я с удивлением поняла – усталости, сонливости как не бывало!

Бодренько вскочив я начала приводить себя в порядок. Так что когда в палату пришла Рада, в сопровождении жреца и того мужчины, что ему помогал удерживать моё тело у колодца, я уже выглядела так, словно собралась на выписку, причём дай мне отмашку: помчусь отсюда вприпрыжку. Стоило мужчинам рассесться, а Раде выйти, как в палату зашёл Максим. Не обращая внимания на посетителей, прошёл ко мне и, поцеловав в висок, внимательно посмотрел в глаза:

– Здравствуй, как ты себя чувствуешь?

Стушевавшись, стало неудобно от присутствия в палате посторонних, тихо ответила:

– Здравствуй. Всё хорошо. Врач приходил и мне кажется, тоже остался доволен осмотром.

– Хорошо, – выдохнул и, выпрямившись, подошёл и поздоровался с мужчинами, которые спокойно отреагировали на то, что их заставили ждать. Встав рядом с окном, Максим сложил руки на груди всем своим видом показывая, что сто?ит кому даже косо посмотреть на меня – кинется на защиту. С трудом оторвав от него взгляд и стараясь дышать глубже, чтобы успокоить радостно скачущее от такой заботы сердце, я посмотрела на жреца.

– Рада вас видеть и если можно хотела бы начать с благодарности, – начала разговор сама. А то сидят, разглядывают молча, непонятно, сколько бы это продлилось! – Улзий, спасибо вам огромное! – специально не стала благодарить второго мужчину.

Стоило им только зайти в палату, у меня внутри словно зазвенел маленький колокольчик, словно предупреждая об опасности. Только вот сначала не поняла, что к чему и даже несколько раз тёрла виски, пока что-то или кто-то словно не внушил мне мысль: говорить и рассказывать о произошедшем при втором мужчине надо очень-очень осторожно. Тщательно взвешивать и дозировать информацию.

Поэтому, когда посыпались вопросы, рассказала: как не могла пошевелиться и увидела рядом с собой дымку, но вот о том, что видела Создательницу и разговаривала с нею, я умолчала. Добавила к рассказу только то, что после появления этой дымки почувствовала безумную боль и далее сознание, словно включалось урывками.

Себя-то я тогда со стороны видела, поэтому сейчас я могла реалистично описать, что якобы я чувствовала. А вот про того мужчину ни слова не сказала и старалась в его сторону даже не смотреть – ведь испытывая такую боль я бы вряд ли помнила кто там был и что делал. Жрец со своим помощником задавали множество вопросов об одном и том же, только как бы с разных ракурсов, словно чувствуя, что я не договариваю, но я надеюсь, нигде не прокололась.

Судя по тому, что вскоре они оставили меня в покое и попрощавшись ушли, я скорее всего действительно умудрилась вывернуться и не сболтнуть лишнего.

Когда мужчины вышли, стоило мне бросить на Максима взгляд, он медленно: шаг за шагом, напряжённо, словно сдерживаясь, подошёл ко мне. Подхватив меня на руки, прижал к себе и в макушку протяжно прошептал:

– Ли-и-я, – сжал сильнее, так, что я даже пискнула.

– Прости, – немного разжал объятья, – Просто как представлю, через что тебе пришлось пройти, меня, словно разрывает от боли и от злости.

– Ты злишься? – прошептала, уткнувшись носом ему в шею, обхватив его руками.

– На себя девочка. Злюсь до безумия, что позволил тебе тогда согласиться на посещение колодца. И злюсь от бессилия, потому что знаю: не мог этого предотвратить.

– Максим, – поёрзала, запрокинула голову, стараясь как можно быстрее перевести тему. Перед ним мне стало до жути стыдно: он ведь не знал, что дело обстояло немного не так, как я рассказала, – Спроси, пожалуйста: когда меня, наконец, уже отпустят отсюда?

Отпустили меня из больницы только после двух, ужасно долгих для меня часа. Выйдя на улицу, заботливо поддерживаемая за талию Максимом, я с наслаждением запрокинула голову к ясному небу и втянула воздух. Повернулась к нему и счастливо улыбнулась, отчего хмурая морщинка на его лбу тут же разгладилась.

– Ну что, поедем отдыхать?

– Давай немного пройдёмся.

– Только немного, – он, не отпуская меня, поддерживая, словно боясь, что я упаду, повёл в сторону от больницы.

– Скажи, почему нам нельзя уехать уже завтра? – чуть нахмурилась. Когда при выписке врач что-то объяснял Максиму, он обещал позже всё рассказать мне.

– Потому что, во-первых: ты ещё очень слаба и перелёт перенести будет сложно, ну а во-вторых: ещё необходимо будет подождать решения жреца. Он должен в ближайшее время связаться со мной.

– Почему не со мной? – мне хоть и была приятна и радостна его забота, но немного царапнуло то, что жрец будет звонить именно ему.

– Всё просто, Лия, у него нет твоего номера телефона.

Кивнув, отвернулась, и некоторое время шли молча, каждый думая о своём.

– Максим. Я немного утаила то, что на самом деле происходило в храме.

Он остановился и развернул меня к себе:

– Почему?

Объяснила, что меня почему-то насторожило присутствие второго жреца и то, что почувствовала некое отторжение к нему. Я, потянув Максима за локоть, продолжила идти дальше и рассказала что утаила.

– Я бы хотела поговорить с Улзием и рассказать ему правду. Мне почему-то кажется, нет, я чувствую: он должен знать то, что на самом деле происходило тогда.

Всё время, пока я рассказывала, Максим шёл молча, лишь иногда задумчиво приостанавливался, но через пару мгновений продолжал идти медленным шагом.

– Если ты это чувствуешь, значит так и сделай, – поддержал он меня, – нужно доверять своей интуиции!

Подвёл он итог, но так и не сказал об услышанном своего мнения, а я не стала пока спрашивать.

Всё-таки переоценила я свои возможности, так как уже через полчаса медленной прогулки ощутила, что ходить мне всё тяжелее и тяжелее. Не знаю как, но Максим, словно почувствовал это, подхватил меня на руки, отчего я охнула и, обняв его за шею, уткнулась в ямочку носом. С наслаждением втянула его запах, от чего он вздрогнул, на миг остановился, но через пару секунд, тяжело сглотнув, донёс меня до лавочки. Усевшись сам, посадил меня на колени и, обхватив моё лицо ладонями, прошептал: