Вчера, сегодня, завтра, послезавтра

– На что?! На какую это экспертизу? – Алексей глубоко затянулся. – Это тебя кто, Галина надоумила про експертизу?! – Он повысил голос, снова посмотрел на калитку, потом на мать. Отвернулся, сплюнул, затянулся.

Мать, опираясь на палку, села на скамью, стоящую рядом с верандой. На дворе было солнечно – стояла теплая майская погода. С каждым порывом ветра с вишен слетали белые лепестки цветов. Весь двор был усыпан белым цветом, как снегом.

– Так с кем ты все это обсуждаешь, ма?! Может, ты еще с соседями делишься своими умными мыслями? – спросил Алексей на повышенных тонах.

– Та не… Ты шо! Какие соседи или Галя… У мене ж телек ёсть, а по телеку идуть таки передачи про эти разборы… Кто да чий, так там исследують эту… дэ-эн… Как ее там? Передачи такие ё, – спокойно и твердо ответила Ольга Петровна.

– Во, блин, какие вы все умные стали! А я-то… – Алексей напоследок затянулся и бросил недокуренный окурок в банку с водой, стоящую на крыльце. – Да… Какие вы вси ву?ченые теперь стали, и все у вас ёсть. – Он сел рядом с матерью на скамью и стал рассматривать копошившихся под ногами муравьев, которые перебегали от одного белоснежного лепестка к другому. – А я-то думал… – Он не окончил и начал прислушиваться к шуму на улице.

– Я только о тебе, сын, и думаю. Я вже с Глебом переговорила, шоб вин тебе грошив дав и на учебу Феде, и на помощь по хозяйству, и на эту… експертизу. Он же помог тебе с машиной, знаю, что он и другим помогае. Душа болить за тебя. Как ты… Как тебе живется с ней, с этой Ксаной…

– Оксаной, – поправил Алексей мать.

– А с кем обсуждать? Если б могла, то только с Богом бы и посоветовалась. Ты же знаешь меня. Не люблю я на людях про свои хворобы гутарить.

– Так тут же у вас какая-то церковь есть, взяла бы да и посоветовалась там. Далековато, правда…

В это мгновение калитка распахнулась, и во двор вихрем ворвался веселый Максимка, а за ним жена со старшим, более сдержанным Федором.

– Тату, там було так цикаво! Там булы автоматы, гвинтивки, справжни вийськови формы! И там ще фотография нашого дида, там так здорово! А дид правда стриляв з того автомата?

– А шо у вас там, на Украине, музеев нэма?! – приподняла голову, удивляясь, мать.

– Такие уже закрыли либо все переделали, – ответил сухо Алексей. – А День Победы уже не девятого, а восьмого, и вообще это уже давно не День Победы, а День памяти… Памяти жертв и что-то такое…

– Мамо, вы тут живитэ у своей Рашке, у глуши, та зо?всим ничо?го не знаетэ! У Европе це свято вже давно називаеться Дэнь памьяти та примирення, присвячений загиблим у другий свитовий вийни, – отчеканила бодро невестка.

– Так! Ксюха! Хватит коверкать язык! – резко ответила Ольга Петровна. Она встала и приподняла свою палку. – Ты не в Крякове, а к свекрови приехала! Давай говори со мной нормально! Батьки нема, а то б он показав бы тебе, як надо говорить со старшими. – Она еще выше подняла свою палку.

Алексей тоже встал, прикрывая спиной мать, становясь между матерью и женой.

– Начебто сами могли правильно розмовляты росийською мовою… – попыталась гордо ответить невестка и продолжила:

– Якбы вы вчилысь так, як треба,

То й мудристь бы була своя.

А то залызыте на небо:

И мы не мы, и я не я,

И всэ те бачив, и всэ знаю,

Нема ни пекла, ани раю,

Немае й бога, тилько я!

– Ксано! А ну, прекрати! Хватит мать и всех бесить! Сама-то колы вывчила свою мову-кулешовку?! Когда далеко за третий десяток стукнуло?! – воскликнул Алексей и крепко взял правую руку жены. – Мама, это стихи украинского поэта девятнадцатого века Тараса Шевченко, – обратился он, полуобернувшись, к матери. – Оксана, наверное, совсем недавно выучила вирш и решила…

В это время раздался сильный треск – это Максим стволом игрушечного автомата уперся в ягодицу Алексея и начал громко стрекотать игрушкой.

– Папка убытый! – обрадованно закричал маленький воин. Он потянул отца за руку на скамейку. – Ты вбытый, вбытый! – продолжал трещать мальчик игрушкой.

Алексею ничего не оставалось, как подыграть мальчишке, согнуться и присесть на лавку.

– Баба теж убыта! – Автоматчик направил ствол в живот Ольге Петровне и продолжил трещать игрушкой, он и бабушку тоже затянул на скамью. – Уси фашисти вбыти! – объявил довольный победитель. Из дома вышел Федя с книгой и сел рядом бабушкой. – Федько, а ты за ко?го?

– Я за книги, – спокойно ответил старший брат.

– Кныгы? Кныжки треба спалыты! Мама у нас кныжки палыла у двори, у зализний бочци!

– Макс… – обратилась к младшему сыну Оксана.

– Я з тобою!..

– Иды краще в курей постриляй… Але… Ни, ни, у курей не треба, там квочка… Сходы краще на вулицю, подивися, чи не йидэ дядько Глэб з дитьмы.

– Це з Петею та Галею? – Максим, не дослушав ответ, побежал с автоматом к калитке.

– Тильки до стовпчика и не дали, и весь час стриляй, щоб тэбэ було чуты!

Через несколько мгновений треск игрушечного автомата послышался за воротами.

– Спортила язык свой и ребенку! – возмутилась Ольга Петровна. – Тьфу, гадость… И хто его пойме, шо он там каже, – чуть слышно добавила она.

– А вас хто пойме, Ольга Петровна, наприклад… тьфу… например, в Московии?

– Була у Москве, и не так давно, и все добре поймають, и Надя, и вси йихние друзья, все понимают – не жалуются.

– Цэ справди? Правда понимают? – слегка усмехнулась, поднимая свои черные брови, Оксана.

– Правда, правда. Все добре розумиють. Да! Ладно, хватит браниться, не из-за чего… Я так сама ничого и не розумию, шо ваше радио з Чернигова каже. Помню, як до нас ходили с Кленовки, с Украйны ребята в школу. Все учились в одном классе, до десятого все дружили. Никакой разницы не було. Многие переженились. Нинка, мать твоей Юльки, вышла за моего бывшего школьного ухажера. Через мостик ходили друг к другу. Вечер окончания школы справляли в Кленовке. А теперь до вашей Кленовки как до Луны – две таможни, погранзона, а самое главное – мова. Да, было время, а теперь… – Пожилая женщина вздохнула, а через некоторое время повернулась к невестке с благодушным выражением лица и спросила: – Оксана, так что вы будете брать? А то Алексей говорит, что не возьмет ничего, только банку томатов и баночку вишневого.

– Мамо, все берем. Правда, спасибо большое и тебе, и твоей племяннице Галине – у вас все очень вкусно. Вы просто замечательно готовите! Правда, надо у вас поучиться, как банки закручивать.

– Как закручивать? Берешь и закручиваешь. А сало будете?

– И сало во?зьмем, и яйца, и сушку, и все банки… Все-все во?зьмем, все, сколько дашь. Так, Федя, откладывай… Видкладай кныжку, помогай батьке все, что бабушка даст, упаковуваты у машину.

– И сало хай во?зьмуть, и яйки, та консэрвы… – улыбаясь, сказала Надежда. Она незаметно вошла в калитку с сумкой, загруженной продуктами.

– Ты прям как ФСБ! – резко повернулась Оксана к старшей невестке. – Так непомитно зайшла, справди як ФСБ! – слегка улыбнувшись, пояснила Оксана. – А ты Максимку не бачила?

– Прямо как отдел снабжения. – Надежда поставила полную сумку с продуктами на лавку. – И Максима вашего бачила издали. Я с другой стороны шла. Он побежал навстречу Глебу с детьми.

– Надия, навищо ты набрала стилькы йижи?

– Moze, pani Oksana bedzie mоwic po polsku? Polski powinien byc blizszy Pani Oksanie niz… niz sztucznosci. Sztucznosc komunikacji miedzy krewnymi. A moze, nadal bedzie znieksztalcac rosyjski?