Качели

Качели
Ваня Кирпичиков

"Душа Аполлинария была разорвана на части. Он был растерзан противоречиями – с одной стороны страшился собственных изображений, а с другой – желал увидеть своего доппельгангера. Из-за постоянных тревог постарел – внутренние страдания дали о себе знать. Смотря в зеркало, стал заикаться и нести какую-то фантастическую ересь, шизофреническую чушь, метафизическую ахинею. Явно превратился в сумасшедшего космонавта, который бесконечно надевает и снимает скафандр в надежде найти нечто инопланетное. Со стороны представлял жуткое зрелище. Пациент всевозможных клиник. Одержимый своими фобиями и тайными желаниями мучил свое зыбкое я, такое слабенькое, такое убогонькое, такое эфемерное и такое… любимое."

Аполлинарий жил во лжи да в ненависти в угрюмом, тоскливом мире. Проклинал и ненавидел все и вся. Такой путь избрал. Считал его правильным. Шел по нему уверенно, но с оглядкой…

Что-то тяготило, волновало его. Сомнения гложили, и сердце щемило неопределенностью. На душе было неспокойно. Страшась окружающего, суетливо озирался повсюду, презрительно вглядывался в ненавистное ему пространство. Искал что-нибудь любопытное да неординарное – этакое такое, которое никому не дано, а ему, величественному да богоизбранному – в самый раз. “Где-то скрыта тайна! Я ее найду и успокоюсь! И сойдет на меня благодать! Я постигну истину, которая принесет мне облечение!” – нервно шептал он, гуляя по геометрическим улицам футуристического города и заглядывая в грязные ушаты-корыта-подворотни.

Зловонные места Аполлинария манили. Он почему-то верил, что именно там что-то есть особенное и загадочное. Копаясь в бесконечных мусорках, искал неожиданное и потустороннее. Все дворники знали Аполлинария. Его маршруты по чудным помойкам и сточным канавам стали святыми. Отшельник-бродяга никогда не отклонялся от намоленных путей – боялся упустить важное. Знал, что где-то есть такое, от чего его промокшая от скверны душа развернется во всю ширь, возрадуется, а все окружающие вещи преобразятся, станут божественно красивы. “Где же это? Где оно?” – размышлял он, рыская жаждущими и слегка осоловелыми от нечистот глазами по философским трущобам и трясинам-оврагам. Но разыскиваемое не находилось. Было ли оно вообще? Конечно, да! Несомненно! Оно скрывалось. Оно выжидало удобный момент, когда, представ перед Аполлинарием, озадачит его своим неординарным существованием…или успокоит, решит проблему.

Будущему явлению предшествовали странные намеки на его приход. Выразилось это в том, что Аполлинарий с тревогой да с опаской стал смотреть на себя в зеркало. Нервничал. Испытывал неуют и дискомфорт. Как будто там был не он, а кто-то другой. Боялся себя. Но любопытство его не оставляло в покое. “Почему я страшусь себя? Я – это я! Это же я! Я! Какая причина меня заставляет бояться? Раньше такого я не ощущал!” – рассуждал он, с опаской выглядывая из угла комнаты и смотря в зеркало на себя любимого…Любимого ли?

Оно, искомое послало следующий намек. Это было желание Аполлинария найти на улице, среди людей своего двойника. Полностью похожего на себя субъекта. Дубликата. С этой целью он целыми днями блуждал в толпе людей и искал собственную копию. Заглядывал в лица – пытался выявить сходство с собой. Но результата не было, и он злился. “Где же я, где тот, который подобен мне? Я хочу с ним встретиться! И поговорить! И что-нибудь выяснить! А вдруг он мне поможет!” – кричал Аполлинарий. Прохожие от него шарахались, ведь он надоедливо подбегал к ним и заглядывал в самую глубь глаз в надежде распознать, лицезреть там свою сущность, свое я, своего двойника. Несмотря на неудачи, вера в существование клона была безупречно тверда и непоколебима.

Душа Аполлинария была разорвана на части. Он был растерзан противоречиями – с одной стороны страшился собственных изображений, а с другой – желал увидеть своего доппельгангера. Из-за постоянных тревог постарел – внутренние страдания дали о себе знать. Смотря в зеркало, стал заикаться и нести какую-то фантастическую ересь, шизофреническую чушь, метафизическую ахинею. Явно превратился в сумасшедшего космонавта, который бесконечно надевает и снимает скафандр в надежде найти нечто инопланетное. Со стороны представлял жуткое зрелище. Пациент всевозможных клиник. Одержимый своими фобиями и тайными желаниями, мучил свое зыбкое я, такое слабенькое, такое убогонькое, такое эфемерное и такое… любимое.

Аполлинарий погрузился в непознаваемое я. Сумрачное. Коварное. Затаившись, он вжался в угол комнаты и занял минимальный из минимальных объемов пространства. Все его пугало. Он хотел раствориться в тумане сознания и быть невидимым для всех. Никаких тайн, которые манили его ранее, никакого искомого умиротворения и ответов на вопросы уже не надо было. Он грезил о пустом, небытийном мире, где нет ничего – двойников, зеркал, пространства…и его самого вместе с любимой всеобъемлющей ненавистью. Стремился провалиться в бездну бездн, пропасть пропастей. В безмолвные катакомбы мироздания. Все воспоминания – хорошие, плохие, нейтральные – гнал от себя. Старался не двигаться – считал, что так быстрее к нему придет хоть какое-нибудь спокойствие. В подобном окаменевшем состоянии он находился столь долго, сколько ему было позволено или самим собой, или еще кем-то.

Очнувшись, Аполлинарий, измученный темными сторонами своего разума, выскочил на улицу и снова принялся искать своего двойника. Теперь его поиски приобрели настойчивый характер. Появилась какая-то мистическая система, сотворенная скорее всего не им, а данная свыше. Результат не замедлил себя ждать – на перекрестке улиц стоял двойник. Точная копия.

Не раздумывая, Аполлинарий подошел к доппельгангеру и посмотрел в пучину его глаз. Не побоялся. А чего бояться самого себя?

Их зрачки столкнулись и пришли во взаимодействие. Изучали друг друга. Тестировали. Сканировали. Аполлинарий не увидел ничего необыкновенного в двойнике – все, как всегда – знакомые черты лица, полная схожесть. Так и стояли они, как манекены, без эмоций. Завороженные встречей. Скованные ситуацией. Сведенные в союз.

Наконец, что-то произошло, и Аполлинарий уловил первую реакцию двойника – злорадство! А далее – хихикающую подленькую насмешку, пренебрежение, неприязнь…Жуткий страх охватил Аполлинария, и он панически бежал прочь – не ожидал такого приема от своей копии – надеялся, как минимум на приятное знакомство, а как максимум – на дружбу, ведь что же еще можно ожидать от собственного дубликата. Однако все ожидания рухнули в миг – доппельгангер оказался испепеляюще-злым существом, несмотря на потрясающее внешнее сходство с Аполлинарием. Такого ехидного запредельного злорадства Аполлинарий не ведал. Был сокрушен и сломлен. Немедленно убежал к себе в жилье. “Как же так такое возможно???” – негодовал он в бреду, свернувшись калачиком в небезызвестном углу. “Какой холод небытия от него идет! Еще хуже, чем от чужих людей! А насмешка? Он смеется надо мной! Он считает меня последней тварью! Как такое может быть – мы похожи, как две капли воды? Вместо родства и братства – отчуждение и зло, а вместо доброжелательности и уважения – мерзость и язвительный хохот. Мы должны быть равными, едиными, цельными, добрыми, семейными, родными, но мой дубликат – противоположность – сплошная злая насмешка и пренебрежение. Каково, а?.. Он меня ненавидит и за что-то осуждает! Ненавидит!!!.. А я его?” – здесь Аполлинарий внезапно замолк и впал в полудрему в углу, где пытался спрятаться от зла и изнурительных вопросов.

Вернувшись в свое алгебраическое поле, в свои абсциссы с ординатами, он покинул угол презрения и посмотрел в гиперболическое окно на горемычную улицу. Здесь все было, как прежде – мертвые кубические дома и бесконечные супрематические дороги, мутные блоковские фонари отчаяния и скользкие крыши-трамплины-суициды. И только вездесущее НО кричаще говорило о том, что что-то в этом мире не совсем так…Аполлинарий почувствовал НО, услышал его. Это НО ошарашило следующим фактом – по улицам города ходили люди, и это были…копии Аполлинария. Других не существовало. Только двойники. Десятки, сотни Аполлинариев шли на работу, в магазины. Беседовали. Сидели в кафе и барах. О чем-то спорили. Что-то доказывали. Но все при этом были поразительно внешне одинаковы. А может и внутренне?

”Неужели они меня все ненавидят? Неужто все эти копии злобны? Где все остальные, непохожие на меня люди, куда они спрятались или исчезли?”– застонал Аполлинарий, помня о нерадостной встрече со своим двойником. ”Как же мне выйти наружу? Там ведь я буду изрублен в клочья их неприязнью! И самое главное – где оно, от чего мне станет на душе спокойно??? Я ждал разрешения своих тягот, а получил плюсом непонятные проблемы. Неужели эти двойники – это тайна, которой я бредил?! Неужели это моя находка, которую я искал?!” – завизжал он и стал метаться от окна к зеркалу и обратно – везде преследовали двойники, пренебрежительно смотрящие в его сторону.

Аполлинарий решил спастись бегством. Покинуть свое жилье. Он не знал, куда бежать и где укрыться от давления доппельгангеров, их атмосферы жути, но находиться в замке нетерпимости уже не мог. Аполлинарий стремглав помчался в никуда, набросив на себя накидку, дабы не видеть полчищ двойников, полных укоризны и ехидства.

В руке держал икону с богами, которые, по его мнению, должны были защитить от злого зла или от доброго добра. Одним словом – от всех напастей сразу! Но прежние святые покинули Аполлинария. Вместо них на бежавшего смотрели язвительные улыбки трех доппельгангеров – божеств в мире двойников. С подкрашенными губками, глазками, ресничками, бровками. С припудренными носиками, щечками. С похотливыми ядовитыми взорами.

От увиденной мерзости Аполлинарий споткнулся и упал на землю. Икона выпала из рук. Поднявшись, Аполлинарий стал топтать ее, проклиная изображенных на ней двойников. Мимо проходящим доппельгангерам не понравилось данное действо со стороны незнакомца в покрывале, и они с гневом кинулись на него. Аполлинарий панически ретировался, с ужасом вспоминая полный блуда взгляд целомудренных богов. Преследователи отстали – переключились на свои лютые забавы.

В полузабытьи Аполлинарий покинул город и оказался на местном кладбище. Куда же еще он мог прибежать?! Устав от гонки, присел на надгробие. И что же он там увидел? Правильно – на всех изображениях на могилах был Аполлинарий или Аполлинарии. Это был погост для двойников. Никого кроме них там не лежало. “Куда все исчезли? Есть ли другие люди, не двойники? Что произошло? Неужели это и есть тайна, которую я искал повсюду и ожидал какой-то радости от ее нахождения? Не может быть! Я не достоин подобного. Кругом ненависть! В глазах окружающих только осуждение за какие-то мои грехи, поступки! За какие??? Чем я провинился?” – сокрушался, чуть не плача, Аполлинарий, пытаясь не смотреть на могилы-бараки.

Его демоническое неистовство остудил спокойный голос двойника, внезапно появившийся перед Аполлинарием:

– Тебе не место здесь. Среди нас. Ты не такой, как мы. Ты заблудился. Здесь только мы живем. А ты лжец. Ты врешь всем. Ты врешь себе. Твоя сущность – ложь и обман. Ты – двуличный. Для тебя здесь нет двойников. Ты – двойник самого себя. Двойник изворотливый, порочный. Лицемерие и подлость тебя поглотили. Ты, как хамелеон, меняешь свое нутро – то услужливо улыбаешься, то клевещешь. В тебе уживаются две сущности – на людях – светлое, а позади них – темное. Ты ненавидишь людей и ищешь везде выгоду. Ты добро не принял. Зло тебя заполонило. Я уверен, что ты не изменишься, поэтому возвращайся, откуда прибыл.

– Если вы такие хорошие, то почему вы зло смеетесь надо мной, ухмыляетесь? Вы же праведники, вы же добрые! Чем я виноват? – незамедлительно отреагировал Аполлинарий.

– Это твоя злая сущность показывает нас таким образом – в негативе. На самом деле мы нейтральны. Мы не чувствуем неприязнь по отношению к тебе. Тебе так кажется. Это твоя темная сторона так все исказила. Она представляет и здесь, и там, откуда ты пришел, всех людей опасностью, источниками бед. Это ты ненавидишь людей, а не мы. Возвращайся. Ты – зло. Ты неисправим… – безэмоционально заключил собеседник Аполлинария и медленно стал удаляться.

– Постой! А что же дальше будет со мной?

– А тебе комфортно жить во лжи да в ненависти, Аполлинарий?

– Да! Да! Да! Это сладостно! Я в своей колее!

– Ну раз так, значит и живи себе так! Тебе так хорошо! Это главное! Запомни это! Но нас покинь. Мы твои принципы не приемлем. Они нам чужды.

– Я искал тайну. Я ее нашел?

– Да. Она заключается в том, что ты хоть и лжец и грешник, но, если тебя устраивает подобный мир, тебе в нем хорошо и комфортно, то будь спокоен и будь…по-своему счастлив. Не тревожь, не пытай себя ненужными вопросами. Ты на правильном пути. Не обращай ни на кого внимания. Не слушай никого. Не сомневайся – живи так, как живешь – обманывай, унижай, кради, прелюбодействуй, злорадствуй…Это твой выбор. И он верный, так как сотворен тобой. Ты волен делать, что хочешь, так как ты самостоятельная личность, сущность. Только ты распоряжаешься своим я. Ты решил, что надо так жить, и никто не вправе помешать твоему решению. Ты самодостаточен. Никто тебе не докажет, что ты ошибаешься, ведь твое я – это вершина бытия. Твоя дорога хоть злая и ненавистная, но он твоя, родная. По-нашему – плохая, а по-твоему – хорошая. Подобный мир имеет место быть. Имеет право на существование. Ступай с богом, Аполлинарий, со своим, с праведным и помни обо мне, ведь я тебя успокоил и принес умиротворение, облегчение. Я уверен, что мы с тобой разойдемся навсегда. Двойники и я скоро исчезнем, так как ты уже духовно окреп. В тебе больше не будет смуты и раздвоения личности, метаний и разногласий, ведь ты – это чистое зло, монолитное и непоколебимое, неприступное и самодовольное, скверное и поганое, эгоистичное и враждебное, но такое любимое тобой.

– Послушай, а почему я сомневался в себе ранее? Какие причины меня терзали?

– Аполлинарий, это потому, что самый главный из главных тоже колеблется. Не знает, как ему все обустроить в построенном им мире. То ли добреньким быть, то ли злым. Непостоянный какой-то. Мучается. Мечется. И все это отражается на нас. Он как будто на качелях качается – то злу молится, то в доброту верует…ну и мы с ним в такт. Так все устроено. Ему бы успокоится да определиться, наконец-то, но…аттракцион затянулся по какой-то никому неясной причине. И забывает о нас он тоже частенько, поэтому не обращай внимания на этого безвольного господина – он резвится, праздно время проводит, а мы в смуте. Посему, Аполлинарий, запомни – твое я – превыше всего! Верх совершенства. Я – это главное слово в твоей жизни. А главный, хоть и чудак, но видишь – пытается нами управлять, играет в хозяина. Я у него хлипкое, зыбкое и похоже зависимое от кого-то. Какой-то владыка беспомощный выдался…

– Ну какой же он тогда самый главный, если в смятении постоянно и является вассалом?

– Аполлинарий, кажется, он частично зависит от нас и слегка…побаивается!

Двойник окончательно удалился. Мир доппельгангеров исчез. Аполлинарий вернулся в свое жилье. Проходя мимо зеркала, посмотрел в него и зло крикнул: ”Бойся!”. При этом на лице Аполлинария отобразилась омерзительная ехидная улыбка. Злорадная.

Кто-то ее испугался…и побежал на кладбище…

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.