Бриллиант Фортуны

– Гм, – сказал Видок, пристально изучая лепнину в углах потолка. – Помнится, когда мы встречались с вами в прошлый раз, ваш друг как-то обмолвился, что он круглый сирота и у него отродясь не было ни дядюшек, ни тетушек. Что, положение с тех пор переменилось?

– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, – быстро ответил Алексей.

– Значит, все-таки не переменилось, – сделал вывод Видок. – Кстати, насчет меня вы тоже оказались правы. Любовь к цветам – это так, предлог, чтобы беспрепятственно приходить на виллу.

– Мы и не сомневались, – заметила Полина, пытливо глядя на бывшего каторжника.

– Строго между нами, – доверительно промолвил Видок, понизив голос. – Я ненавижу цветы и все, что лезет из земли. Когда я представляю, как буду лежать в могиле, а из меня будет расти всякая дрянь, мне становится не по себе.

– По-моему, у вас просто слишком живое воображение, мсье… Сорель.

– Да? А все мои знакомые писатели в один голос твердили мне, что воображения у меня как раз и не хватает. Спасибо, мадемуазель, что вы думаете иначе, чем они. – Видок слегка переместился в кресле. – Надеюсь, вы по старой дружбе не выдадите меня, потому что, признаюсь, это здорово усложнило бы мне жизнь.

– Если это дело связано с великой княжной… – начала Полина.

– С princesse Alexandra[6 - великой княжной Александрой (франц.).]? Ничуть. Нет, меня куда больше интересует ее горничная.

– Жанна? – удивился Алексей.

– Именно. Жанна Лагранж. Мне надо порасспросить ее кое о чем, но никак не представится удобного случая.

– И о чем же именно вы хотите ее расспросить?

Видок улыбнулся.

– Уж, конечно, не о том, какие фасоны платьев предпочитает ее хозяйка. Нет, меня интересует дед Жанны. Его звали Симон Брюле.

– Зачем же он вам понадобился? – спросила Полина, буравя его недоверчивым взглядом.

– Помните, я рассказывал вам, для чего меня нанял король Луи-Филипп?

– Помню. Он хотел, чтобы вы нашли сокровища Бурбонов, которые пропали во время революции много лет назад.

– Да. Кража произошла 17 августа 1792 года. Большинство драгоценных камней с тех пор переменили названия и хозяев. «Большой синий алмаз» купил банкир Хоуп, «Санси» неведомо как оказался у вашего соотечественника Демидова. Однако некоторые камни не разысканы до сих пор, и король пожелал, чтобы я попытался вернуть в сокровищницу хотя бы их. Ведь это были совершенно уникальные, неповторимые драгоценности, равных которым нет в мире.

– Понятно. А каким образом дед Жанны оказался связан с этой кражей? – поинтересовался Алексей.

– Самым непосредственным, – ухмыльнулся Видок. – Он был одним из грабителей.

– Ах вот оно что, – протянул молодой человек. – Но, если там были такие уникальные драгоценности, как получилось, что его внучка служит простой горничной? Ведь если дед сорвал такой куш…

– Сорвать – это одно, – ответил Видок, – а удержать – совсем другое, не забывайте об этом.

– Полагаю, вы правы, – заметила Полина. – А почему вы не попробуете расспросить самого Симона Брюле? Почему вам понадобилась именно его внучка?

Видок искоса поглядел на нее.

– Боюсь, мне не удастся, – промолвил он. – По той простой причине, что Симона Брюле убили в 1822 году. После той знаменательной кражи он залег на дно и даже сменил фамилию на Лагранж, но тем не менее кто-то сумел его найти. Может быть, это связано с драгоценностями, а может, и нет. Чтобы узнать это наверняка, мне необходимо разговорить Жанну, а Жанна, должен вам сказать, отчего-то на дух меня не выносит. Я попробовал подступиться к ней и так, и этак, даже напросился сегодня в гости к хозяйке, но горничная все равно знать меня не желает. В сущности, это вполне понятно. Кто я для нее, в конце концов? Скучный старик, который только и знает, что твердить о цветах. Вот если бы вы согласились помочь мне…

Алексей уже догадался, что речь Видока рано или поздно закончится именно этим предложением, поэтому ему даже не надо было времени, чтобы раздумывать. Он решительно покачал головой.

– Нет, мсье, – сказал он. – Боюсь, это совершенно невозможно.

– Неужели? – сердито спросил Видок. – Но в этом нет ничего особенного. Если бы вы согласились…

– Нет, мсье Видок, я не пойду на это. Прошу меня извинить, но то, чем вы занимаетесь, это ваше дело, и оно меня не касается. Я не стану помогать вам.

Видок пристально поглядел на него и, поняв, что настаивать бесполезно, повернулся к молодой женщине.

– Мадемуазель Полина! – жалобно простонал старый плут, вмиг преображаясь в пресмыкающееся, умоляющее, хнычущее существо, способное растопить любое сердце. – Раз уж вы живете в этом доме… может быть, хоть вы согласитесь помочь бедному, несчастному, старому человеку… тем более что вы только что швырнули в меня вазой, а это нехорошо, ей-богу, жестоко с вашей стороны!

– Мсье Видок, вы были с нами откровенны, и я буду откровенна с вами, – сказала Полина, поднимаясь с места. – Послушайтесь доброго совета, забудьте о Жанне Лагранж и об этом доме.

Видок нахмурился, на его лбу прорезались широкие продольные морщины.

– Вы мне не верите? – спросил бывший каторжник. И, хотя он изо всех сил пытался не обнаружить свои истинные чувства, Алексей понял, что он не на шутку задет.

– Полагаю, мы достаточно знаем друг друга, чтобы не ставить вопрос о доверии, сударь, – сухо сказала Полина. – Иначе вы рискуете услышать положительный ответ.

– Вы, сударь, человек изобретательный, – добавил Алексей, – и мы вряд ли сумеем проверить, говорите ли вы нам правду или то, что скрывает ваши истинные намерения. А так как в этом доме живет родственница его императорского величества, я полагаю, вам действительно лучше держаться от него подальше.

Видок вздохнул и пожал широкими плечами.

– Что ж… В сущности, я вряд ли мог ожидать от вас иного.

Он поднялся с кресла, отвесил глубокий поклон и, вновь превратившись в мирного ученого Сореля (при этом Полина воочию увидела, как их собеседник словно стал меньше ростом и у#же в плечах), шаркающей походкой скрылся за дверью.

Глава шестая,

в которой тетушка открывает глаза племяннику на истинное положение вещей

Вечером того же дня Алексей Каверин лежал в своей комнате, закинув руки за голову, и размышлял. Размышлял он о многих вещах – о том, есть ли что-то между великой княжной и Эльстоном, о Полине и ее новой роли фрейлины, о неожиданном появлении Видока и о том, что тот предпримет теперь, получив отказ помочь ему. Кто-то еле слышно поскребся в дверь.

– Entrez![7 - Войдите! (франц.)] – крикнул Алексей.

Он думал, что это будет миловидная русоволосая Жанна, та самая, кого Видоку будто бы до зарезу нужно было разговорить, но вместо горничной вошла рассыпчатая фрейлина, приставленная надзирать за там, чтобы Александра Михайловна вела себя благонравно и не выходила за рамки приличий.

– Вы лежите? Ничего, ничего, не вставайте…

Алексей сумрачно поглядел на нее. Варвара Федотовна улыбалась какой-то хитренькой, неприятной, заискивающей улыбкой, отчего ее лицо казалось еще более отталкивающим, чем обычно. «Что там Видок говорил про крокодила?» – смутно подумалось Каверину. Тем не менее он сел на диване и быстро пригладил растрепавшиеся волосы.

– Простите, Варвара Федотовна, я устал, и потом эта дорога…

– Я все понимаю. – Она села на стул возле него и легонько дотронулась своей клешней до его руки. – Не стоит извиняться.

– Этот… – внезапно спросил Алексей, – ботаник уже ушел?

– Мсье Сорель? Да. Занятный человек, не правда ли? Жаль только, что он ни в чем не разбирается, кроме своих цветов.