– Во-первых, я совершенно не понимаю, зачем вам понадобилось вызывать меня, да еще требовать, чтобы я приехал немедленно. Если это первоапрельский розыгрыш, то крайне неудачный. В конце концов, у меня работа, обязательства… но, наверное, таким, как вы, вообще не понять, о чем я говорю…
Тут обычно терпеливый Ласточкин не на шутку разозлился. Я увидела, как у него на скулах ходуном заходили желваки.
– Может быть, вы сначала выслушаете, зачем вы нам понадобились? А то так сразу, знаете ли, оскорблять людей…
Савин распрямился на стуле, воинственно выпятив бородку и, довольно похожую на куриную, грудь.
– Людей? Ну-ну…
– Сейчас мы поговорим, и вы уйдете, – вмешалась я, чувствуя, что Паша весь кипит. – Собственно, у нас к вам всего один вопрос: за что ваша жена собиралась вас убить?
… Все это случилось примерно четверть часа назад. Конечно, поначалу, опомнившись, Савин стал возмущаться. Что это за провокация? Какое отношение к делу имеет Дина, его любимая и даже ненаглядная жена? И вообще, что это за скверные шутки?
Увы, ни о каких шутках в данном случае речи не шло. Прожив более десяти лет с любимым и также ненаглядным мужем душа в душу, Дина Савина приняла решение его заказать. С этой целью она отыскала киллера, и великим, ни с чем не сравнимым счастьем для Савина оказалось то, что настоящий киллер был к тому моменту схвачен, а под его видом действовал капитан Ласточкин. Именно он принял от мадам Савиной заказ и деньги – аванс за убийство мужа, – после чего ее взяли, что называется, с поличным. Не отвертитесь, любящая супруга!
Паша обрисовал обстоятельства дела, рассказал о задержании Дины и объяснил, что Савину, как предполагаемой жертве, придется кое о чем рассказать. За что жена захотела сжить его со свету? Что он такого ей сделал? Потому что на этот счет у самой заказчицы ничего узнать не удалось. Поняв, что ее дело проиграно, она замкнулась в угрюмом молчании и наотрез отказалась отвечать на все вопросы.
Уразумев наконец, что все это не шутка и что лично ему никто не желал ничего дурного за вычетом, разумеется, его дражайшей половины; что менты, по крайней мере некоторые, вовсе не звери и просто выполняют свою работу, скучную, тяжелую, но все-таки необходимую обществу работу, причем необходимую не меньше, а может быть, и больше, чем работа в университете, где преподавал сам Савин, – так вот, поняв наконец все это и осмыслив, что с ним только что произошло, а главное, что чуть не произошло, наш свидетель издал какой-то булькающий звук, бородка его поникла, он скрючился на шатком стуле и разразился слезами.
Мы с Ласточкиным переглянулись и, кажется, одновременно пожали плечами. Савин рыдал, его плечи ходили ходуном, стул под ним шатался, как в эпилептическом припадке. Чтобы не смотреть на взрослого плачущего мужчину, я отвернулась и начала заполнять протокол.
– Год рождения, будьте добры… Место работы…
Савин всхлипнул и полез в карман за платком. Мало-помалу он приходил в себя. Теперь за дело взялся Ласточкин. Есть ли у Ильи Львовича недвижимость? Значительные сбережения? Не получил ли он от кого-нибудь наследство? В какой квартире он сейчас живет? Ну и, на закуску, не изменял ли он жене, не обижал ли ее? А может быть, он швырял в нее в гневе полное издание «Российской истории» Соловьева? Ведь преподаватели такие непредсказуемые…
Однако Савин был тверд. Нет, он не получал никакого наследства, у него не было особых сбережений, и он никогда ни в кого не швырялся книгами, а тем более «Российской историей». Живет он в двухкомнатной квартире в спальном районе. Кстати, как насчет старой машины – сойдет она за недвижимое имущество или нет?
Ну что ж, квартира и машина – это уже что-то, только за это в Москве ежегодно убивают тысячи людей. Однако Ласточкин попробовал зайти с другого боку. Может быть, у жены кто-то есть? Не появился ли в ее жизни человек, с которым она могла бы, хм… связать свое светлое и свободное от постылого супруга будущее? Может быть, у Ильи Львовича возникали на этот счет какие-нибудь подозрения?
Савин как-то скис, но уверенности в его голосе все же не поубавилось. Ничего подобного он за Динулей не замечал, и вообще она чудная, отзывчивая, интеллигентная женщина, и он до сих пор не может поверить, что она могла обойтись с ним столь жестоко.
– Чем, кстати, занимается ваша жена?
– Преподает. Как и я… Скажите, а вы не могли совершить ошибку? Может быть, ее арестовали случайно, она только мимо проходила?..
– Нет, Илья Львович. Ее арестовали в момент подтверждения заказа и передачи денег.
Золотой пыльный луч рассекал комнату надвое, и лицо Савина в нем казалось совсем старым. Ласточкин потер висок и взглянул на меня. Поняв этот взгляд, я тотчас же поднялась с места и вышла в коридор, как всегда полный снующих взад-вперед людей. Едва не наступив на ногу молодой женщине в голубом костюме, которая примостилась в нише между окнами, я вошла в кабинет лейтенанта Поспелова, где находились сама Дина Савина, следователь Стас Зарубин и сам Поспелов, участвовавший в задержании. Губы Савиной стянулись в тонкую упрямую черту, руки, лежащие на коленях, были крепко сжаты.
– Стас, пора… На очную.
Станислав Зарубин поднялся. Внешне он немного смахивает на молодого Роберта де Ниро, женщины его обожают, а он принимает их отношение с видом скучающего персидского шаха. На самом деле все это чепуха: Стас настоящий профессионал, а остальное – его личное дело. Меня он всерьез не воспринимает, но оно и понятно – я в полиции совсем недавно, и никаких особых заслуг у меня нет.
– Савин сказал что-нибудь путное? – вполголоса спросил он у меня, пока Поспелов выводил из комнаты несостоявшуюся вдову.
– Он был в шоке. По его словам, он даже и не подозревал, что такое может случиться.
Стас только хмыкнул, но ничего не сказал.
И вот мы снова в нашем кабинете. Савин поднимается со стула навстречу жене, но она смотрит мимо него, плотно сжав губы.
– Динуля, – почти умоляюще произносит он, – ну скажи мне, неужели это правда?
Мадам Савина открывает рот. Но то, что оттуда раздается, прямо скажем, ставит нас в тупик.
– Конечно, правда! – с перекошенным от злобы лицом кричит она. – Ты что же, думал, я вечно буду терпеть это?
– Что? – лепечет сбитый с толку ее напором несчастный супруг.
– Твой омерзительный храп по ночам! Ты… ты… Я ненавижу тебя!
Занавес.
Правда, еще до того, как занавес окончательно упал, мадам Савина сделала попытку прорваться к супругу, – надо полагать, для того, чтобы выцарапать ему глаза. Но наши коллеги ловко подхватили ее за руки и выволокли прочь из кабинета. За ними следом, криво расчеркнувшись в протоколе, ушел и преподаватель, понурив голову.
Ласточкин распахнул окно и с облегчением выдохнул.
– Фу, – сказал он. – Не знаю, как тебе, а мне надо срочно передохнуть.
Глава 2
1 апреля. Двенадцатый час дня
– Насчет храпа – это, конечно, ерунда, – сказал Паша, когда через несколько минут мы с ним блаженствовали в обществе восхитительно дымящегося кофе. – Уверен, когда Стас начнет рыть как следует, он в два счета обнаружит какого-нибудь аспиранта или преподавателя из провинции, который сумел внушить мадам Савиной нежные чувства. Вот чтобы сочетаться с ним законным браком и при этом не делить дорогостоящую жилплощадь, гражданка Савина и задумала избавиться от супруга… Черт, кипяток кончился.
Я отправилась за водой, а когда возвращалась, в коридоре меня чуть не сбил с ног наш сотрудник Толя Горохов, молодой опер с веснушками на носу.
– Слышали, какое ЧП приключилось? Все на ушах стоят!
Он был так возбужден, что даже ухитрился прежде меня протиснуться в кабинет.
– В чем дело? – поинтересовался Ласточкин.
– Из зоопарка сбежал слон! – выпалил Толя. – Представляешь?
– А я думал, крокодил, – парировал мой напарник. – С первым апреля!
Горохов надулся.
– Нет, правда! Честное слово! – настаивал он. – Не веришь – можешь хоть у Петровича спросить!
Полковник Модест Петрович Тихомиров возглавляет наше отделение. Внешне он походит на шкаф и терпеть не может слова «полиция» и «полицейские», вместо которых упорно говорит «милиция» и «товарищи милиционеры». Кроме того, у него есть две любимые фразы: «Главное – не нарываться» и «Есть же счастливцы, которым на Багамах модели коктейли приносят, а я чем тут с вами занимаюсь?». В зависимости от обстоятельств место действия и личности, разносящие коктейли, могут меняться, но общая формула остается неизменной.
Ласточкин покосился на Горохова и фыркнул.
– Толя, сколько тебе лет, а врать до сих пор не научился, – проворчал он. – У тебя даже мочки ушей покраснели.
Горохов смутился, стушевался, потер зачем-то мочки ушей, буркнул: «Ну, ладно» – и исчез. Я поставила воду кипятиться и села за стол.