Сломанная тень

– Когда утром я вернулся от вас, меня ждала записка. Вот она!

Лаевский развернул и вполголоса прочел:

– «Милостивый государь!

Если вас интересует, кто и почему убивает бугров, приходите сегодня в три в трактир «Василек», недалеко от Сенной. Я Вас там найду!

Приходите один, излишняя огласка вспугнет убийцу!

Да! Захватите-ка с собой двадцать пять тыщ! Эта сумма ничтожна для вас, а вот мне очень пригодится!» Подписи нет.

– А ну-ка! – Тучин выхватил записку и поднес к носу. Тоннер, раскрывший убийство князя Северского, все попадавшее в его руки сначала обнюхивал, и Саша это запомнил. – Запаха нет! Дайте-ка конверт!

– Записку принес уличный мальчишка. Без конверта.

– Почему ты сразу не сообщил мне? – вскричал Владимир.

– Тише, Лаевский, тише! Ты что, читать разучился? Меня просили прийти одного!

– И прихватить двадцать пять тысяч! Ты идиот? Тебя просто хотели ограбить!

– Я не идиот! – обиженно сказал Баумгартен. – Мысль об ограблении, естественно, пришла мне в голову. Но я… Я решил сходить. Вдруг эта записка приведет к убийце.

– Благодари Бога, что тебя лишь ранили! Деньги отобрали? – спросил Лаевский.

– Я не собирался их платить. Во всяком случае, столько. Позволь, я расскажу все по порядку. В этом «Васильке» собирается всякое быдло в поисках работы. Сидят сутками. Тут же пьют, тут же спят. Я в атласном черном фраке выглядел там белой вороной. Ко мне долго никто не подходил, я уже собрался уходить, когда вдруг подскочил половой:

«Господин барон?» – спросил он.

«Да», – ответил я.

«Пожалуйте в кабинет. Вас ждут-с». – И почему-то подмигнул.

Мы прошли какими-то коридорами, поднялись по одной лестнице, спустились по другой. У обшарпанной двери он остановился и постучал.

«Милости просим!» – услышал я и толкнул дверь. Кровать, деревянный столик, шкап, два стула; на одном из них сидела женщина в черном платье.

– Ты ее знаешь? – перебил Лаевский.

– Она прятала лицо под вуалью и черной полумаской.

– А голос?

– Незнакомый. Низкий и противный.

– Противный?

– Мерзкий тембр, вызывающие интонации, смешки через слово. Увидев меня, на секунду привстала:

«Добрый вечер, барон. Впрочем, разве он добрый? Скорблю по Ухтомцеву вместе с вами!»

Я кивком поблагодарил.

«Садитесь!»

Я медлил, стул был в каких-то крошках.

«Садитесь, садитесь! Хоть минутку побудете наедине с женщиной!»

И хихикнула. Я сжал кулаки, но сдержался. Смахнул крошки и присел:

«Что, сударыня, вы желаете сообщить?» – спросил я равнодушно.

«Пока ничего! Но могу и пожелать, если вы будете щедры! Например, могу назвать имя убийцы!»

«Допустим! Доказательствами располагаете?»

«А как же!»

«Какими, если не секрет?»

«Собственное признание устроит?»

«Более чем! Устное или письменное?»

Дама в черном на секунду задумалась:

«Пожалуй, устное!»

«В суде показания дадите?»

Она привстала:

«Вы что, барон? Белены объелись?»

Я тоже поднялся:

«В таком случае, прощайте! С мошенницами дел не имею!»

Отодвинув ногой стул, я направился к выходу. И услышал:

«Как вам будет угодно, барон! Передайте поклон вашим друзьям! Вы ведь опять соберетесь на поминки. Пароль «Дама треф», не так ли?»

– Что? – вскричали в один голос Тучин и Лаевский.

– Что слышали! – прошептал барон и продолжил рассказ:

Я прикрыл дверь и вернулся за стол: