Дядя Паша

Дядя Паша
Валерий Викторович Бронников

Наталья Валерьевна Дикина

Неповторимая северная природа с красотами спокойного и разбушевавшегося моря завораживает и очаровывает. Этой красотой любуются суровые люди – поморы, порой не замечая этой красоты. Поморские деревни в большинстве своём стали вымирающей частью России: дома заброшены, промысел угас, навыки промысловиков канули в лету. Выросшие потомки, видевшие своими глазами труд родителей и дедов, навещают изредка свои родительские дома, занимаясь промыслом для своего развлечения. Рисунки Натальи Дикиной.

Дядя Паша

Было темно. Павел включил фонарь, который высвечивал бледные с чёрными разводами лица своих подчинённых. Ему не было необходимости спускаться в шахту, но так уж он привык, проверять всё лично, не доверяя докладам и тому, что говорят простые шахтёры. Точнее он доверял, но выработавшаяся с годами привычка, проверять всё лично, не давала ему покоя и в этот раз.

Закон сработал и тут: начальство спустилось в шахту, значит, что-то должно случиться. Оно и случилось: не успел Павел Алексеевич осмотреться, как погас свет. Хорошо, что подъёмник не отключился на середине пути. Вот была бы потеха!

«К чёрту!» – подумал Павел, – «Надо брать отпуск и ехать на родину, на Север, туда, где я всегда чувствую себя спокойно и безмятежно».

По лицам шахтёров он понял, что виноват во всём он один. Когда-то Павел сам был рядовым шахтёром и знал, что начальству в забое делать нечего, если всё идёт по плану, без сбоев и без аварий. Начальство всегда мешает не только здесь, а на любой работе, вмешиваясь со своим уставом в размеренную жизнь коллектива, где каждый человек является маленьким звёнышком в большом механизме. Посторонняя деталь может остановить работу всего механизма.

– Ну, вот, я так и знал, что сегодня мы ничего не заработаем! – сказал рослый шахтёр по фамилии Цыбулько, поглядывая на Павла.

Павел понял, что реплика направлена в его адрес, но ничего не сказал.

Цыбулько провёл рукавом по лицу. Даже при тусклом свете фонаря было видно, что проделывал он это не один раз, о чём свидетельствовали чёрные потные разводы.

– Ты начальству лицо тоже почисти! – тут же подковырнул ему сосед, – Видишь, свет специально выключили, чтобы лучи от твоего лица не отражались и не слепили глаза высокому гостю. Как будем подниматься, если света совсем не будет? – спросил тот же голос.

– Лебёдку будешь крутить руками, а мы все поедем. Твоя очередь крутить ручку. Чего беспокоишься, если начальство здесь присутствует! – сказал кто-то из-за спин.

Павел знал, что горняки его уважали. Он не был прилизанным выскочкой из семьи высокопоставленного чиновника, а прошёл всю «кухню» горняцкого дела с самых низов, заслужив к себе уважение горняков.

Мысленно он сразу оценил ситуацию. Особо беспокоиться пока не о чем. Плохо только то, что без электричества не работают вентиляционные насосы и через некоторое время станет жарко и душно из-за нехватки кислорода. Он также знал, что наверху сейчас принимают все меры, чтобы устранить аварию, если таковая была. А иначе, зачем бы отключать электричество?!

– Общий перекур! – сказал он, – Огня не разводить! Беречь аккумуляторы и кислород. Я спустился специально, чтобы проверить, не обижает ли народ шахтёра Цыбулько, но вижу, что всё в порядке.

– А нас сегодня поднимут? – спросил молодой парень.

– Поднимут обязательно. Чего беспокоишься? Здесь не море, штормов нет, сиди себе, отдыхай!

Кто-то спросил:

– А Вы были на море?

– Я там родился. Выловил пока не всю рыбу, но к этому стремлюсь. А сёмга там ловится в аккурат с твой рост, да и по весу ты от неё не далеко ушёл.

– А я моря не видел, – произнёс тот же голос.

– Вот и зря. Море, оно знаешь какое! – Павел развёл руки в стороны, – Словами не описать, его надо видеть и чувствовать.

– Как это чувствовать?

– Ты шахту хорошо знаешь?

– Как свои пять пальцев!

– А я знаю так море. Отец в детстве научил всему, что знал сам: и под парусом ходить, и от шторма спасаться, и рыбу ловить.

Павел вырос в поморской огромной семье. Из рассказов взрослых он знал, что его отец свою жену украл в городе Архангельске; по обоюдному согласию, но украл, поскольку отдавать ему в жёны прислугу никто не собирался. Знал он также и то, что отец привёз его мать на вёсельной лодке по открытому морю в свою деревню с долгими остановками по пути, гульбой и маленькими приключениями, что было обыденной поморской размеренной жизнью. Он не был старшим в большой семье, но отец умудрился настрогать своих детей быстро и без проблем. То ли ему помогали поморы, то ли сам был такой специалист, теперь этого никто не знает и не помнит, а, может, бывшие его невесты помнят, но молчат. А мужикам вообще нет никакого дела, кто кого настрогал. Они всё время в море, на промысле.

Впрочем, отец Павла был не один, кто имел большую семью. Десять-двенадцать детей в семье в послевоенное время было нормой, а дети стали рождаться один за другим ещё до войны. В те годы как-то не задумывались о прокорме. Семьи жили бедно, но море кормило всех, независимо от статуса и количества детей. Дети сами родителям помогали, подбирали всё, что море выкинет на берег. Прежде всего, они были заготовщиками дров на зиму, подбирали палки, доски, маленькие брёвна – всё, что приносило море.

А уж по заготовке ягод, грибов, морских водорослей детям не было равных! Павел подчинялся старшим и командовал младшими братьями и сёстрами. Так было принято, так водилось испокон веков. Дать затрещину младшей сестрёнке считалось в порядке вещей. Зря, что ли, он столько времени проводил в няньках! Правда, при этом как-то забывалось, что и с ним нянчились, меняли штаны и ставили в угол.

Отец, Алексей Сергеевич, был в семье царь и Бог. Он так и говорил: «Я царь и Бог!». Дети его побаивались. Не боялась его только жена, которая не пропускала его слова мимо ушей и на каждое слово находила отговорку. Детям было всё равно, о чём там перепираются между собой родители. Босоногая команда большую часть времени пропадала на улице, забывая вовремя прийти на обед и доложить хоть кому-нибудь о месте своего нахождения.

– Не отставать! – командовал Павел младшим сестрёнкам, перепрыгивая босыми ногами с камня на камень, – На мелкие камешки не наступайте, тогда они и колоться не будут!

Девочки всё равно ступали на мелкие камни. Острая боль пронизывала щиколотки, но они терпели, боясь прогневить старшего брата, от которого тут же можно было получить затрещину, а этого не хотелось. Бил он хоть и не сильно, но было больно.

Всё это врезалось Павлу в память на всю жизнь. Это потом, когда он стал взрослым, уехал на Украину и стал работать, Павел вспоминал эти годы, как что-то очень светлое и радостное. Его тянуло туда, в свою деревню, на Север, к Белому неспокойному и холодному морю. Мысленно он был всегда там. У него появились дети, которые не видели моря и, которым родиной стала другая земля, но у него родина была своя, та, где он провёл босоногое детство. Другой, лучшей жизни, он потом не видел. Может, став взрослым и приобретя кучу забот в своей семье, Павлу было просто не до красот природы, а, может, он просто терпел и в душе ждал, когда придёт та самая минута отъезда его на Север. С семьёй ехать или без семьи, ему было всё равно. Для него стало главным увидеть снова море, отмели на малой воде, неугомонных чаек; почувствовать неповторимый запах морских водорослей, добыть своими руками огромную сёмгу, как когда-то они вынимали её из сетей с отцом; встретить постаревших деревенских поморов – всё это стало его настоящей жизнью, от которой он уехал в далёкие края, в столичную провинцию со смогом, шумом, пылью, сутолокой. После работы на шахте, уже пенсионером, Павел обосновался в Москве у старшей дочери – так хотела его супруга, с которой они прожили всю свою долгую жизнь. Старшая дочь рано овдовела. Муж развивал сеть автозаправок, занимался доходным бизнесом, но не суждено было сбыться его планам. Он пропал, исчез бесследно. Милиция поискала, поискала, но не нашла, а, может, и не хотела искать? Кому надо искать человека, которого закатали в асфальт или замуровали в бетонную стену? В те неспокойные годы людей бесследно пропадало много, а милиция только выполняла следственные действия, не очень стараясь под нажимом бандитов и беспредельщиков.

Дед с бабкой и воспитывали подрастающее поколение старшей дочери.

– Море, оно же огромное, – перебил его размышления Цыбулько, – Как его можно всё знать?

– Ты тоже огромный, но тебя же все знают! – возразил Павел.

Шахтёры рассмеялись

– Его знаем, – послышались возгласы, – Он в шахте без фонаря и шагу сделать не может! Его даже в лифте укачивает. Домой приходит синий, как рак.

– Рак разве синий? – спросил Павел.

– Рак красный, но Цыбулько синий. Он всё время трёт лицо, оттого и синий, но похож на рака.

– Сам ты рак, – огрызнулся Цыбулько, – Не мешай слушать про море. Я море видел только на картинке, но знаю, что оно проглатывает целые океанские корабли, а тут рядом человек, который рассказывает, что по морю можно плыть на вёсельной лодке.

– Не только на лодке, – задумчиво сказал Павел, но и на плоту, и на льдине. Прижмёт, можно плыть на всём, лишь бы держаться на плаву. А ещё по нему можно ходить пешком, когда оно замерзает. Но всё море не замерзает, а только заливы в прибрежной полосе. Мы ещё пацанами делали из плавника, досок и брёвен, выброшенных на берег, плоты и на них катались, за что нас постоянно родители охаживали вицами или вожжами по одному месту. У многих были только матери, которых дети, особенно пацаны, никогда не слушались. Отцы или погибли на войне, или их забрало море. У поморов так бывает часто, что с моря возвращаются не все. Мне повезло. Я рос при родителях. У своего отца всему и научился.

– Там воды много, а здесь иногда даже умыться нечем. Крым от нас недалеко, а воды нет совсем, если, конечно, не считать солёное море, – задумчиво сказал Цыбулько.

Свет появился так же внезапно, как и исчез. Вспыхнули электрические лампочки, спрятанные в стеклянные герметичные колбы, защищённые от возникновения случайной искры.

– Давай, показывай хозяйство, – сказал Павел бригадиру, – Иначе Цыбулько без работы совсем пропадёт.

– Хозяйство в порядке.

Шахтёры, оставшиеся без внимания начальства, разошлись по рабочим местам.

А Павел и бригадир пошли осматривать своё подземное хозяйство. Бригадир знал, что начальник замечает все мелочи, поэтому не пытался ничего скрыть, а наоборот, советовался, как поступить в том или ином случае. А Павел уже твёрдо знал, зачем его потянуло в шахту: он думал об отпуске, а значит, надо быть уверенным, что без него ничего не произойдёт непредвиденного.

На одном из поворотов они чуть не наступили на крысу, которая грызла какой-то сухарь, попавшийся ей от оставшегося обеда горняков. Она глядела на людей маленькими глазками, но добычу свою не выпускала. Через мгновение, вильнув хвостом, крыса скрылась между кусками породы, так и не выпустив свой обед из передних пап.