Прививка от любви

Свёкор принял в свой дом пополнение с энтузиазмом.

Характер у него оказался мягкий, покладистый. Детишек в Лёшкиной семье обожали.

Жизнь Ефросиньи изменилась полностью. Сам муж и его родня пылинки с неё сдували.

Лёшкина мама обучила невестку женским премудростям, позволяющим мужа ублажать и не залетать.

Народный опыт – хорошо, посчитала девушка, а медицина надёжнее.

И  приняла дополнительные меры: съездила в районную женскую консультацию, выписала некое патентованное противозачаточное средство, а чтобы с гарантией не беременеть вдобавок вживила новомодное средство – внутриматочную спираль.

Когда обжигаешься горячим молоком, невольно начинаешь дуть и на холодную воду, поэтому на тайном семейном совете, начавшемся в самый неподходящий момент сладострастия, когда Лёшка  собирался финишировать, Фрося предъявила ультиматум: извергаться отныне будешь в тряпочку, кроме безопасных дней, просчитанных гинекологом в графике.

Лёшка спорить не стал. Зачем рожать голытьбу? Тем более, что Фрося ещё тогда, до первых поцелуев, предупреждала, что никаких детей не будет.

Нет, так нет. Близнецов бы до ума довести.

Так и любили друг друга, огородившись всеми возможными способами от судьбы Фросиных родителей, которым дети были в тягость, тем не менее, их рожали конвейерным способом, лишь изредка пропуская какой либо год.

Фрося следила за графиком безопасных дней, незадолго до близости с мужем тайком помещала внутрь противозачаточную мазь Фермекс, принимала гормональные препараты, после секса немедленно спринцевалась.

Когда близнецам исполнилось полтора года, у Фроси случилась задержка циклического кровотечения. Это насторожило, но поверить в то, что опять случилась то, чего никак не могло произойти, было попросту невозможно.

В этот самый момент со свёкром случилось несчастье: сорвался на ходу с прицепного устройства трактора, попал под сеялку.

Порвало его основательно.

Пришлось ухаживать ещё и за ним.

Не до подозрений было, тем более, что даже самый агрессивный сперматозоид не мог преодолеть многоступенчатую противозачаточную защиту.

И всё же это случилось.

Врачиха пожимала плечами, ссылалась на некую пятипроцентную статистику, когда медицина, даже самая современная, бессильна.

Фрося рыдала, заламывала руки, грозилась покончить с собой.

Делать аборт было поздно. Да и не пошла бы она на такой шаг – убить собственное дитя.

Почему, почему не везёт именно тому, кому не нужны дети?

Вон соседка, Люська Самойлова, седьмой год по клиникам шляется, по святым местам ездит, к знахарям и колдунам, а детишек нет, хотя доктора говорят, что патологии отсутствуют.

Чего только бедолага не делает – ни-че-го.

А у Фроси…

У Фроси снова родилась двойня. Две девочки, два голубоглазых ангелочка с кудрявыми волосиками.

А ведь она думала отдать мальчишек в ясли и учиться пойти в торговый техникум.

Или в медицинский. Чтобы раз и навсегда исключить проблему нежелательного деторождения.

Можно конечно решить эту проблему радикально – не давать, но тогда…

Тогда вообще вся жизнь наперекосяк.

Отчего так-то?!

Гинеколог в консультации, видя, как она страдает от нежелательной беременности, нашептала ей на ушко, что есть ещё одно средство, стопроцентное, но оно мужское.

Зато наверняка.

Необходима операция на семенных канатиках яичек, вазэктомия называется.

Мужская физиология, мол, от этой процедуры не пострадает, потенция и желание тоже. Спермии будут рассасываться, не встречаясь с яйцеклеткой, значит…

Если только непорочное зачатие.

Лешка артачиться не стал. Перекрестился и бесстрашно лёг под нож вивисектора.

Что  такое непорочное зачатие, супруги узнали спустя год.

Теперь опять ждут пополнения.

– Фроська, твою мать, ты у меня как Мария Магдалина. А если снова двойня?

– Изыди, изверг! На что намекаешь? Нагуляла, мол? Ты во всём виноват. Вот кастрирую как-нибудь ночью, посмотрю, как запоёшь.

– Да люблю я тебя. Двойня, так двойня. Пусть даже тройня. Только в толк не возьму: как же в тебя живчики проскочили, если во мне семя заперли.

– Кормить-то чем всю эту ораву будешь, дурачина-простофиля? Уйду я от вас, в монастырь уйду. Нет мне покоя. Теперь уже немного до мамашиного рекорда осталось. Нарожаю тебе полную хату и уйду. А насчёт охреневших живчиков разбираться нужно. А-а-а, они опять отговорятся какой-нибудь статистикой. С них как с гуся вода, а мне каково?

– Справимся, мать. Где четверо – там и десять. Голодными не оставим. Батька уже выздоровел. Поможет.

– Невезучая я, Лёшь, несчастная. Согрешила наверно, только не пойму, когда и где. Наверно от мамаши напастью многоплодия заразилась.

– По мне, так напротив – ты самая счастливая. Я где-то слышал, что невезение, это ироничная разновидность удачи, которую покровительствующее тебе провидение доставляет в форме гротеска, потому, что некоторые люди сами не знают, чего на самом деле хотят. Ведь ты ни разу не попыталась избавиться от плодов любви.

– Неужели меня можно заподозрить в способности убивать. Они ведь живые.

– Так и я о том же.

Душа рыдает незаметно

– Вот и осень, и дождь в окно стучится, –  невыразительно бубнил себе под нос Сергей, неохотно тренькая на гитаре, хотя очень любил инструмент и пение, – вот и осень, и улетают птицы…

Глаза мужчины влажные, мысли мутные, состояние сумеречное, болезненное, сродни наркотическому опьянению.