Прививка от любви

Ровесницы давно уже хороводились, ей же было не до того: приходилось вставать "ни свет, ни заря" и приниматься за хозяйские заботы.

Девочка была старшенькой, потому отвечала за всё и за всех.

С раннего утра до позднего вечера суетилась Фрося, исполняя тяжёлую крестьянскую работу, а в перерывах обихаживала ребятню.

Попадало ей часто.

Девочка постоянно хотела спать. Дремота могла её настигнуть в самое неподходящее время, даже за едой.

Нянькой Фросю определили года в четыре, когда та сама еле стояла на ногах.

Мамка всё рожала и рожала, иногда каждый год, а смотреть за детишками не имела возможности: работала на скотной ферме, дома держала живности до десяти и больше голов, не считая полусотни кур да гусей. Ещё сенокос, огород, ручная стирка.

К братьям и сёстрам, которых теперь вместе с ней было девять душ, Ефросинья относилась с любовью – родная кровь, но для себя твёрдо решила, что, ни при каких обстоятельствах не будет рожать.

Мечтала девушка о том времени, когда выпорхнет из родительского гнезда, когда освободится от нудной обязанности подтирать зады и носы, когда отоспится всласть.

Ни-ка-ких детей. Ни-ког-да. Ни-за что!

После восьмого класса Ефросинья Аристарховна намылилась улизнуть от постылых забот на учёбу в торговый техникум, но не тут-то было.

Отец как прознал про коварный план “хитромудрой” дочурки, рассвирепел. Хлестал со всей дури  вожжами куда ни попадя, не обращая внимания на то, что побоями может порушить детородную функцию.

Перестарался, дубина стоеросовая. Но функция не пострадала.

Фроська неделю с лежанки встать не могла, хотя мамка ветеринара приводила. Тот уколы делал, мази целебные оставил.

Ребятня жалела сестрёнку. Собственно, это и понятно: она для них и отцом, и матерью была.

Девушка не плакала, терпела боль, сцепив зубы. Несмотря на мази, кровавые рубцы воспалились.

Время от времени она впадала в забытьё.

Фросе снилось, как выходит замуж, как навсегда уезжает из опостылевшего дома, от бессердечного тятьки, век бы его не видеть, супостата.

Девчоночка, несмотря на небольшой избыток веса, выглядела соблазнительно: румяная, мяконькая, белокожая, с очаровательными ямочками на щеках, обворожительной улыбкой.

Мальчишки в школе наперебой пытались завоевать её сердечко, но тщетно. Отец следил за добродетелью и скромностью дочери, в каждом мальчишке видел лиходея и татя.

Подружки наперебой невестились, начиная с тринадцати лет, а Фросе не было дозволено выходить со двора, кроме хозяйственной надобности и учёбы.

Ефросинья дневник завела, куда определяла заветные мечты и умные, как ей казалось, мысли.

К пятнадцати  годам внутри девочки созрела потребность любить, которую она изливала на страницах тетради.

А ночами грезила.

Но дети… теперь она твёрдо решила не иметь детей.

Так она и Лёшке Пименову сказала, когда тот признался ей в любви, тайком провожая её домой.

В тот день отец уехал в район по неотложным делам.

– Лёшь, ты целоваться умеешь, – спросила девочка, прикусив от смущения губу до крови, едва не умерев от страха.

– Не знаю, не пробовал.

Фрося закрыла глаза, сделала губы слоником.

– Пробуй!

– С ума сошла, а тятька?

– Всё равно от него убегу, пусть хоть до смерти запорет. А рожать никогда не буду. И в техникум поступлю.

– Давай вместе убежим?

– Не теперь. Целуй скорее, пока никто не видит.

– А куда?

– Ты дурак, да? В губы целуй.

– Тогда глаза открой.

– Боюсь.

– Ага! Мне тоже страшно.

После они уединялись при каждом удобном случае, что бывало довольно редко.

Оказалось, что всяких разных поцелуев великое множество.

В конце девятого класса Фрося почувствовала, что внутри происходит нечто незнакомое.

Посоветоваться, понятное дело, было не с кем.

Беременность обнаружилась на шестом месяце, когда форму живота невозможно было объяснить полнотой.

Ефросинья читала и перечитывала записи в дневничке, где чёрным по белому было написано: “я ни-ког-да не буду рожать”.

Бить дочь отец побоялся, хотя по щекам отхлестал до крови. Зато Лёшке досталось не по-детски.

Учёбу в десятом классе пришлось отложить: Фрося родила в положенный срок двойню, точнее близняшек.

Такой странной свадьбы в деревне никогда прежде не видывали: у жениха и у невесты на руках было “по ребятёночку”.

Жить в семье отца Фрося наотрез отказалась.