В любви то радостно, то больно

– Я быстренько накрою стол, а ты скоренько дуй в душ. Моя любовь выходит из берегов, ещё немного и затопит весь район. Линда, любимая, обнимай же меня скорее!

– Давай не сегодня. Нет настроения для праздника.

– Даже слышать не желаю. Сгораю от страсти. Ты что, обиделась? Работа, сама понимаешь. Как только освободился – сразу к тебе. Ой, извини, на звоночек нужно ответить.

– Да, я! Нет, не могу, сегодня занят. Завтра сказал! Это почему? Я же заранее предупреждал! Давай не сейчас. Нет. Не сердись. Мне к завтрашнему совещанию проектную документацию нужно доработать. То, сё. Да-да, ещё на работе. Какие такие бабы! Нет, нет, не забыл. В десять буду. Точно буду.

– Мама. У неё сегодня юбилей. Закрутился, совсем забыл. Да! Придётся в темпе вальса ворковать. Скоренько: без прелюдий и церемоний. Сама слышала. Ты ещё не в душе? С мамой не поспоришь, сама понимаешь. Такой день, а я, неблагодарный потомок, забыл. Ну да ладно – не последний день живём. Наверстаем.

– В прошлом году у неё, кажется, в ноябре день рождения был. Впрочем, не важно. Ты иди, иди. Подарки можешь забрать. Нельзя заставлять женщину ждать.

– Какую женщину? Ах, маму! Я к тебе пришёл, соскучился. Тебя хочу. Я так долго ждал, так мечтал о близости. Ты у меня такая! Такая сексуальная, такая аппетитная, сдобная, такая сладенькая и мокренькая! Эх-ма, не томи, Линдочка, любовь моя единственная!

– А потом, что потом?

– В смысле? Как обычно: винца выпьем, икорочкой закусим, вкусняшками всякими. Суши вон из ресторана, пицца.

– А когда аппетит утолишь, когда избыточное давление в интимном клапане стравишь, тогда что? К другой любовнице полетишь? Фигаро здесь – фигаро там? У наших отношений вообще есть будущее?

– Что за чушь, что за претензии! Я взрослый мальчик, сам вправе распоряжаться личными ресурсами. Нет у меня никого! Кроме тебя.

– А я, я-то у тебя есть?

– Понимаю, Линда, понимаю. Замуж тебе хочется. Фату там, кольца с брюликами, белоснежное бельишко, платьишко фасонное, фейерверки всякие. Крики горько, детишек орава, ага! Хомут на мою шею, седло, поводья, удила. Да пойми же, наконец, подружка дорогая, я же молодой, не нагулялся я. Нет, не подумай, я не бабник, ни боже мой. У нас с тобой всё предельно серьёзно, без б. Чего тебе не хватает?

– Думаешь, мне так уж хочется именно за тебя замуж? Её, её, барышню ту, что в телефоне, тебе тоже жуть как хочется, да? Как же ты с ней после меня-то, не противно?

– С кем, Линда? Ну, у тебя и фантазии. Вы, бабы, сумасшедшие все, даже к бревну ревнуете.

– Ну, с этой, с мамкой, которая названивает и пальчиком грозит. Наверняка ты там крепко накосячил, иначе бы не юлил. Думаешь, я совсем наивная? От тебя Игорёк чужими бабами на километр несёт. Не я тебе нужна, не я – секс. Секс без обязательств, чтобы эго потешить, чтобы было о чём дружкам рассказать. Ты же мне ничего не обещал, так? Так. Значит, за последствия отвечаю только я. А если я скажу, что беременна, тогда как?

– Да ладно. Не, слушай, Линда, нет, так мы не договаривались! Если только годика через два. Нам же замечательно вдвоём. Зачем рушить, зачем убивать нашу с тобой любовь?

– Так ты меня на самом деле любишь?

– Нам же хорошо. Разве это не любовь?

Игорь закурил, не спросив у хозяйки разрешения, налил себе вина. Потом долго  весьма обстоятельно доказывал, что гражданский брак – это нормально в современном мире. Так, мол, думают и живут все. Классическая семья с её предрассудками – пережиток прошлого. Штамп в паспорте убивает любовь. Свободные отношения и интимное разнообразие продлевают молодость. Секс на стороне полезен для здоровья и не является изменой, а молчание про отдельные походы налево оберегает психику партнёра от перегрева.

Линда молчала. Перед ней сидел совершенно посторонний мужчина: сильный, грубовато-прямолинейный, энергичный, самоуверенный, резкий и вспыльчивый, в меру циничный, почти щедрый. Но теперь был чужой человек, присутствие которого неприятно, болезненно тягостно отзывалось в каждой клеточке тела.

Линде совсем некстати вспомнился анекдот про места общего пользования, куда нормальные дамы не должны прятать деньги.

Красивое прежде лицо Игоря казалось теперь расплывчато-безобразным, порочным, даже гадким. Сложно было понять, как она могла полюбить такое убожество.

Линда собрала себя в кучу, напряглась, словно собиралась прыгнуть в бездонную пропасть. Внешне она была спокойна, хотя внутри закручивались спиралью неуправляемые вихри разрушительных эмоций.

Мерзкое чувство брезгливости, неприязни сжимало горло, препятствовало свободному дыханию.

– Тебе пора, Игорь. Ключи! Оставь ключи, они тебе больше не понадобятся.

– Ты что, обиделась? Напрасно. Как бы не пожалеть потом. Принцы на белом коне только в сказках встречаются. Я для тебя завидная партия. Мне ведь кто угодно даст, а кто на тебя позарится? Давно ли ты девочка в зеркало смотрелась? Тоже мне – принцесса!

– Юпитер, ты сердишься – значит, не прав. Не думала, что в тебе столько пошлости и низменного цинизма Ты ведь тоже не орёл, если разобраться. Могу перечислить, что с тобой не так. Я ведь тебя не обижала, зачем же так унижать?

– Заслужила. Нечего из себя жертву строить. Скажи спасибо, что спал с тобой, убогой.

– Спасибо, любимый! Будь счастлив. Не жди, что отвечу грубостью. Мне действительно было с тобой хорошо. Было, пока не поняла, что для счастья одного секса мало. Любовь без доверия и общей цели бесплодна. Эгоизм и альтруизм – нормальные состояния, когда они находятся в равновесии. Я готова дарить и отдавать, но не бесконечно. Прости. Ты – самолюбивый нарцисс.

– Дура ты, Линда! Больше мне нечего сказать. Если что – я на связи.

Игорь ушёл, громко хлопнув дверью, прихватив с собой закуски, до которых не успел дотронуться. Линда выключила свет, легла на кровать, свернувшись калачиком. Слёзы обжигали лицо, мешали дышать.

Ей было холодно. Холодно и больно на отсыревшей от солёной влаги подушке. Сердце переживало вместе с ней: то застывало без движения, то яростно клокотало, сдавливая грудину мучительно ноющими спазмами.

Женщине казалось, что кто-то безжалостный грубо вскрыл грудную клетку, разворотил её содержимое, потом отвлёкся и оставил как есть, забыв, что она ещё живая.

Почему же так больно лишь от того, что не поняли, оттого, что Игорь не захотел идти с ней по жизни рука об руку? Может быть, не нужно было задавать ему неудобные вопросы, ждать ответа на них, требовать взаимности? В этом ли суть отношений?

Как же всё в жизни запутано, как сложно.

Один из странных возрастов любви

Расстроенная до глубины души Вика с опухшими глазами сидела в напряженной позе напротив отчитывающей её мамы, рассеяно глядя в пол.

Она не плакала, только собиралась, сдерживая эмоциональный взрыв из последних сил.

– Почему ты мне раньше не сказала? Мы бы чего-нибудь придумали. И от кого… это же выдумать нужно! У меня в голове не укладывается. Генка Ваншенкин, сукин сын. Ты точно не врёшь? Может это у вас, молодых, мода такая – тест на адекватность родителей, на их продвинутость проводить? Как там его… кажется, пранк называется, розыгрыш. У-у-у, убила бы! Не будь ты моей дочерью – не знаю, что сделала бы. Срамотища-то какая, позорище! Как я людям в глаза посмотрю? А папа! У него же сердце больное. Тебе никого не жалко!

– Мамочка, ну зачем ты так? Можно подумать, у меня сердца нет. Папочка человек современный, идёт в ногу со временем. Любовь – разве это грех? Мы же не при инквизиции живём.

– Вот именно. На костре тебя поджаривать никто не будет, а косточки мыть начнут. Будут полоскать, пока не посинеешь. Сама с отцом разговаривай, сама исповедуйся. Меня уволь! Папа меня просто закопает. Живьём.

– Я уже не девочка, мне…

– Конечно, конечно! Девочки в кукольную любовь играют, понарошку, а не беременеют всерьёз. Ну и как, понравилось? У-у-у, как я зла, как меня колбасит! Самой нос подтирать нужно, а она, трекс-пекс-секс. Взрослая, самостоятельная. За что мне такое! Убила, наповал. У-нич-то-жила, скотиняка! С пелёнок да сразу в кровать к старику. Мамочки родные! А он-то, а он, сукин сын! Геннадий Вениаминович, любовник сорока с чем-то дряхлых лет. Нарисовался – не сотрёшь. Знаешь, как таких субчиков называют, нет? А я скажу – педофил, развратник. За такое… за такие дела сажать нужно!

– Я люблю его, мамочка.

– Кого, Генку? Да он же… он на одном горшке с твоим отцом рядышком сидел, потом за одной партой десять лет. Он вдвое старше тебя, на двадцать шесть лет. На целую вечность! Представь себе, что твоя мать от столетнего деда понесла. Тьфу-тьфу-тьфу, придёт же такое в голову. У него седина на висках, лоб в морщинах и… чем он тебя заманил-то?

– Это не имеет значения. Он меня любит. Завидно, что не тебя Сама говорила – тыщу раз жалела, что папку, а не его выбрала. Я же помню.

– Ну и дура, что помнишь. Не твоего зелёного ума это дело. Я, это я, а ты дитя. Тебе, сопле, два года ещё в институте учиться. Чем ты думала, дурында, когда под старика легла? Я же тебя… да разве такой доли кровиночке своей желала!

– Папа тоже старше тебя. И родила ты в моём возрасте, даже раньше. Тоже ни о чём не думала?

– Да, родила! По любви, между прочим. И не жалею. Не жалела, до сих пор по крайней мере! Папа на пять лет старше… всего на пять, а не на четверть века. Ве-ка, понимаешь! Века, то есть столетия. Между ним и тобой эпоха, можно сказать, ледниковый период и всемирный потоп в одном флаконе. Он в сравнении с тобой не-ан-дер-талец, пятикантроп, ископаемая древность. Артефакт, вот он кто. И негодяй. Девочку, ребёнка, можно сказать, соблазнил, осквернил целомудренность, украл детство, дружбу с отцом разорил.