Искушение

Это аномальное моментально проявляется: старушка начинает быстро семенить, неожиданно набирает скорость и резво набирает темп, ноги её не поспевают за движением тела…

Вот она спотыкается, навзничь летит на асфальт тротуара лицом…

Даже в машине с закрытыми окнами я слышу невнятный, неприятный звук, от которого застывает дыхание, по телу пробегают мурашки и сердце пропускает пару сокращений.

Резко торможу, выбегаю, пытаюсь поднять.

– Бабушка, бабушка! Вы меня слышите?

Молчит, не подаёт признаков жизни.

Пытаюсь поднять безжизненное, безвольное тело.

Несмотря на малые габариты это оказывается очень не просто: тело извивается, скользит, одежда задирается и норовит соскочить.

Еле справился с неожиданной миссией, посадил кое-как пострадавшую на заднее сиденье. Лихорадочно вскрыл только что купленную для техосмотра аптечку, вытер окровавленное лицо бабули.

Приличная гематома на лбу наливается на глазах. Ощутимых увечий пока не вижу.

Что же произошло?

Капаю на вату нашатырь, даю понюхать. Старушка испуганно открывает глаза.

– Где я, что со мной? Голова. Голова-то как  болит.

– Потерпите, сударыня. Вы меня хорошо видите, чётко?

– Вроде, да, – неуверенно отвечает женщина.

–А где живёте помните?

– Сейчас посижу и пойду. Извини, милок, стара стала, беспомощна. И не знаю, что порой происходит. Вроде всё нормально и вдруг ноги начинают сами собой жить: побегу-побегу и упану. Не впервой ужо. На этой неделе третий, кажись, раз. Я посижу маленько, не торопи.

– Говорите адрес. Довезу. И домой провожу. Не волнуйтесь. Есть кто дома – родные, близкие?

– Одна живу. Я привыкла. Всё могу, всё умею. Не переживай. Сама как-нибудь добреду.

– Ну уж нет. Сама… видел, как сама. Чуть богу душу не отдала.

– Так и пора уже. Зажилась. Пора бы и честь знать.

– Рановато про честь, бабушка. Вы ещё о-го-го! Поживёте. Адрес давайте.

Поднимаемся на четвёртый этаж ветхой пятиэтажки. Двухкомнатная квартира. Значит, есть кто-то, иначе, зачем пожилой женщине две комнаты.

Обстановка скудная, убогая, ветхая, сквозит дыханием времени, одиночеством. Не как у меня, когда детвора в доме, друзья есть, знакомые, родственники, а абсолютно беспомощного, тоскливого, горемычного.

Почему так?

–Дети-то у тебя есть?

– Есть… были… не здесь. Дочка с мужем и детворой в Мурманске. Не упомню, когда и видела последний раз. Наверно детишки уже выросли. Не знаю. Ничего о них не знаю. А сын в Москве. Большой человек, при должности, с положением. Гордость моя. С руководством страны как я с вами общается.

– А телефон, телефон, номер его, есть?

–Да, есть-то он, есть, только нельзя ему звонить, некогда ему – большой человек.

– Как же вы общаетесь с этим большим человеком, если ему звонить нельзя?

– А и не общаюсь. Года три назад, может и больше, не упомню уже, человек от него приезжал, денег сколько-то дал, спросил, не надо ли чего. А мне… зачем мне деньги? Пензия есть, на молоко и хлеб хватает.

– Всё-таки давайте номер, позвоню.

– Нет-нет, милок, не нужно его беспокоить. Привыкла я уже одна, так и помру. А хочешь, я тебе квартиру отпишу? Мне она уже без надобности.

– Мне тоже. Отпишете, а тот большой человек не ровен час объявится, меня обвинит в мошенничестве или в чём ещё. Оставим эту тему. Давайте думать, что дальше делать.

– И то верно. Да чего думать-то, так всё понятно. Сейчас Матвеевн придёт, соседка, ей, как и мне, девятый десяток, вместе всё и придумаем. Обычно мы и ходим вдвоём, только приболела она сегодня, а я и до магазина не дошла, чего нужно не купила.

– Это не беда. Сейчас мигом сбегаю. Чего надо то? Говорите – запишу. Может пока чай поставить, чтобы голову освежить?

– Не, чай мне нельзя, сердце не велит. Я воды или компотику.

Помог я ей переодеться в домашнее, обработал ушиб, сбегал в магазин, дождался Матвеевну и уехал с тяжёлым грузом на душе.

Вот оно, настоящее-то одиночество. При живых детях, при множестве внуков. А я-то  разнюнился: слёзы, сопли, душа болит, сердце мается…

Тьфу! Такое одиночество, если сравнить – счастье немереное.

Тут же Лизку вспомнил. Не то, чтобы плохое или хорошее, просто примерил ситуацию на её неприкаянную душу. Как по ней будущий жребий прописан.По всем меркам подходит – нагуляется всласть, а тогда… разве что дети чересчур сердобольными окажутся.

Но это вряд ли: обидела она их, бросила, словно нечто ненужное, отжившее и носа не кажет. Как дети ту упавшую бабушку.

Лизке ещё страдать и страдать, если вовремя не одумается.

Да куда там…

Свобода, которая дороже семьи и важнее будущего.

А я думаю, она от себя убежала, заодно от ответственности. Некоторые до старости не взрослеют.

Это судьба. Рукотворная.

Что посеешь, говорят, то и пожнёшь.