– Диктуй.
На звонок ответили сразу.
– Не бросайте трубку, пожалуйста. Вы меня не знаете, но видели. Я таксист, пытаюсь лечить меланхолию вашего бывшего мужа. Можете выслушать меня, всего минуту?
– Я устала, хочу спать. Каждый выбирает по себе…
– “Женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку – каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает для себя слово для любви и для молитвы. Шпагу для дуэли, меч для битвы…”
– Ладно, говорите.
– “Отпустите меня. Я хотел бы быть там, где свободно ветрам и где тесно цветам. Отпустите – и я уплыву к островам, там, где верят глазам, и губам, и словам. Там, где маски слетают, шипы и слои. Там, где нету чужих. Там, где только свои. Отпустите меня, я уйду на закат. Там, где музыка сосен звучит свысока, И светло улыбаться я буду, как все. Буду голым купаться в июньской росе. Там не гаснет костёр, что в лесу разожжён. Там, где запахи лип можно резать ножом. Там безумные ливни играют, звеня… отпустите меня. Отпустите меня…”.
Я провёл с вашим бывшим мужчиной довольно много времени. Сегодня. Он страдает всерьёз, потому что осознал. Спуститесь к подъезду, выслушайте его. Пусть говорит неубедительные глупости. Это пока неважно. Вслушайтесь в интонацию, в настроение, в суть. Уверяю, вам станет легче. Остальное решите сами. Дети уже спят?
– Засыпают. Я выйду… через пять минут. Но ничего не обещаю. Между нами пропасть.
– Начинать семейные отношения повторно, с белого листа, несовременно, понимаю, но вы не дети. Разберётесь. Я бы попробовал. Оставлю вас наедине, погуляю минут двадцать.
– Думаю, столько не понадобится.
– Как знать, как знать. Буду держать пальцы крестиком.
В рассказе использованы стихи Вадима Хавина.
Дуальность
С тобой сливаясь, чувствуя тебя,
Дышу сейчас одним с тобой дыханьем.
Живу сейчас одним с тобой желанием:
Продлить в ночи подольше жизнь огня.
То затихая, вдруг, а то взрываясь,
Ты трепетала, страстно… лёгкий вздох,
Из губ горячих жарко вырываясь,
Лицо огнём души, как пламя, жёг.
Анатолий Гуркин
– Дунаев. Игорь Леонидович, – с поклоном представился немолодой уже, с виду лет сорока пяти или чуть больше огненно-рыжий мужчина в усах и бороде хорошенькой девушке, стоящей на крыльце его дома.
Удивительно, но глаза у него были как бы молодые, и кожа лица слишком гладкая.
Одет мужчина был в шаровары, наподобие тех, в которых рисуют казаков, пишущих письмо турецкому султану, и клетчатую фланелевую рубаху с длинными рукавами, размера на два шире объёма фигуры, почти до колен.
На ногах стоптанные валенки, подшитые кожей, голова покрыта фетровым колпаком невнятного цвета. Этот живописный ансамбль дополнял солдатский ремень с блестящей на солнце бляхой.
– А вот и Ланочка, жиличка твоя. Я тебе рассказывала. Внучка подружки моей, Дарьи Степановны. С детства её знаю. Хорошая девчушка, послушная, смирная. Но, с характером. В институт поступила, а в дому, как назло прислониться негде, и уроки готовить тоже. Вот, значит, такая оказия, Игорёк. Нужно приютить. Да она тебе в тягость не будет. Приберёт когда нужно, обед сготовит. На это она мастерица. Семья-то многодетная. Сызмала ребятня к хозяйству приучена.
Девушка протянула игрушечную ладошку.
Игорь Леонидович осмотрел свою руку, старательно вытер её о рубаху, попытался поздороваться.
Маленькая ладонь утонула в его пятерне, вызвав тревожную мысль, что может сделать ребёнку больно.
Игорь накрыл протянутую руку второй ладонью, улыбнулся во весь рот, – милости прошу… к нашему шалашу. Вы только меня не пугайтесь. Я, конечно, бука, волк-одиночка, но смирный. В гости никого не зову, да и сам не хожу. Позвольте полюбопытствовать, как ваше полное имя, фея?
– Лана Борисовна… Саватейкина. Полное имя, тоже Лана. Мама сказала, что происхождение имени связано с плодородием. Я тоже тихая. Обещаю – водить никого не буду, у меня другая задача, диплом надо получить. Меня подталкивать некому, учусь добровольно принудительно. А где я буду жить?
– О, в самых настоящих хоромах. Отдельный вход, две комнаты, мебель. Но удобства и кухня к великому сожалению на моей половине. Ничего, как-нибудь разберёмся, мы же люди самостоятельные, взрослые.
– Постараюсь вас не стеснить. Тихо буду сидеть, как мышка, вы и не заметите.
– Ну и чудненько, с организационными вопросами разобрались, пора приступать к знакомству. Раз такое дело, предлагаю отметить наш, так сказать, союз. Сейчас чай поставлю. У меня и баранки есть.
– А я с утра пирожки испекла. С капустой и с мясом. Сейчас принесу. Может самогоночки накатим, чисто символически, под чаёк, а, Игорёк, как ты думаешь, – спросила соседка, Софья Даниловна.
– Ни к чему, думаю, лишнее это. Ты же знаешь, я не любитель.
Соседка убежала, а Игорь Леонидович стоял, разинув рот, и не отпускал руку жилички, задумчиво изучая её силуэт, даже пытался поймать взгляд.
Работал он счетоводом, по-нынешнему, экономистом, а в свободное время изучал философию.
Наука эта непростая. Десять минут читаешь, потом неделю думаешь, перевариваешь, пока всё состыкуется, встанет на свои места.
Когда он размышлял, чтобы занять чем-то руки, рисовал карандашом, в основном силуэты: динамичные, экспрессивные, летящие. Это помогало усваивать прочитанное, дарило радость творчества.
Силуэт девушки, ещё не нарисованный, но чётко очерченный мысленно, очаровал его сразу.
Мужчина даже не понял поначалу, чем: лёгкостью, подвижностью, или плавностью линий. Смотрел на девочку, представляя себе будущий рисунок. Изумительная грация.
Игорь Леонидович видел перед собой, можно сказать держал в своих могучих руках, миниатюрную блондинку с коротенькой стрижкой, невзрачным, почти бесцветным лицом, но огненным взором и завораживающей улыбкой.
Её глаза пылали азартом и чем-то ещё, довольно загадочным, заставляющим вглядываться внимательнее.
Казалось, будто она сейчас взмахнёт миленькими ладошками, и полетит.
Лана даже стоять спокойно не могла из-за избытка жизненной энергии: пританцовывала, порываясь бежать или что-то ещё делать, лишь бы ни топтаться на месте.
Жизненная сила в теле девочки фонтанировала, заливая окружающее пространство подобием сияния. Создавалось впечатление, будто вокруг потрескивают светящиеся разряды и микроскопические молнии.