– На людях миловаться не принято.
Тем не менее, нетерпеливый Антон перецеловал глаза, веснушки жены, впился губами в ёё рот, пытаясь хотя бы языком ощутить блаженство проникновения.
Оглянулся назад. Вроде, никого.
– Да одни мы, одни! Не томи, милая. Видишь же, от страсти сгораю.
– Здесь у меня в дальнем углу сеновала, – прошептала Лиза, – место потайное, заветное. Я в нём в детстве пряталась, о любви и счастье мечтала. Золотое времечко было, часто о том вспоминаю. Там у меня гнездо сделано, я проверила, до сих пор сохранилось, никто его не трогает. Вот туда мы и спрячемся. Вижу, притомился ты без женской ласки. Я ведь понимаю, что мужику только внутри влажной тесноты небо в алмазах видится, а как вынырнет, так и счастье его заканчивается. Дороже тебя нет у меня никого на целом свете. Всё тебе одному отдам. Люблю, честное слово люблю. Может быть больше жизни. Пошли, сегодня твой день.
Залезли супруги в тот угол. Темно. Сено старое, трухлявое, пылью просыпается на голову, пахнет плесенью. Зато одеяло предусмотрительно постелено, всё не на сене колючем валяться.
Скинул Антон с себя дрожащими руками нижнюю часть одежды, платье у подружки задрал, трусики стягивает торопливо.
Таким родным запахом повеяло, голова кругом пошла. Затрясло, залихорадило парня.
Целует он Лизу свою, обнимает, гладит по шелковистой коже. Возбуждение зашкаливает.
Любимая раздвинула волшебные белые бёдра…
Поздно, Антон уже сам опростался, не успев донести страсть до мечты.
Стоило ли из-за этого в тёмный вонючий чулан залезать?
Повалился юноша на жену без сил. Ничего вроде не делал, а отдышаться не может. Расстроился, упал духом. Злой как чёрт.
– Извини, милый! Передержала я тебя. Не подумала. Другой раз такого не будет. Ты отдохни маленько, остынь, помечтай, я всё как надо сама сделаю. Не расстраивайся, не обижайся. Время у нас есть. Сил молодых полно, желанием близости тоже не обижены. Лежи и молчи. А лучше и вовсе глаза закрой и обо мне мечтай.
Тут она так заиграла на его дудочке, что обо всё прочем Антон мигом забыл, отдавшись очарованию мелодии, извлекаемой милой.
Тишина, звуков не слышно, но в голове и во всём теле музыка звучит. Волшебная, чувственная.
Заслушался Антон, шалея от непривычных ласк, отключился совсем.
В голове сверкают фейерверки цветных вспышек, накатывает волнами шум прибоя. Дальше, всё происходило, как в фантазиях и снах.
Почувствовал вдруг Антон недюжинную, явно пригрезилось, силу в чреслах и многократно возросшее желание немедленно очутиться внутри милой, что произошло в ту же секунду.
Слышит только неприлично-прекрасные звуки – хлюп, хлюп, хлюп. И мерное биение одного липкого тела о другое.
Очнулся парень от судорожных спазмов внизу живота и взрыва внутри влажной тесноты.
Трясло его не по-детски, словно после марафонской дистанции с полной выкладкой.
Ощущения были необычно яркие, неведомые прежде.
Поплыл Антон, растворился в благодарности и нежности к жене.
Сердце стучит. Как бы совсем не выскочило.
Жена сует ему в руки свои трусики, – вытрись. Ну как, полегчало? Ещё разок полечимся или хватит на этот раз? Теперь веришь, что люблю?
– И я тебя люблю! Ты у меня самая лучшая.
Подумал Антон секунду и решил не отказывать даме в продолжении банкета. Конечно, это он кокетничал. Накопилось у него за сенокос добра в закромах – ешь, не хочу. Подружка для него всегда желанное лакомство. Аппетит у парня хороший. Может он сладкоежка?
Продолжили они светскую беседу на высшем уровне немедленно. Теперь-то им торопиться некуда, можно всё с толком, с чувством, с расстановкой, чтобы ничего не упустить.
Лизались и ластились молодые часа полтора.
Кажется, всё обследовали, ничего не забыли.
Вылезли после окончания рандеву из убежища: в головах от пыли и грязи можно рассаду высаживать, а ведь только из бани.
Уж они и вытряхивались, и дули, всё без толку. Пришлось в остывшую баню идти, головы мыть.
Разделись, начали мылиться. Не утерпели, глядя на соблазнительные упругие тела, опять слились в порочной страсти, опьянённые неутолённой до сих пор жаждой.
Домой явились раскрасневшиеся, счастьем светятся, словно блины со сковородки.
Тёща лыбится, будто свечку над нами держала. Ну и интуиция у этих баб.
Зато настроение у Антона сразу появилось.
– Сейчас бы на сенокос да косой помахать, – вдруг подумалось ему. – Может дрова поколоть? Что-то силушку девать некуда.
Отпуск пролетел быстро, заметить не успели.
Антон даже привыкнуть успел к сенокосной жизни.
Каждый день томлёная молочная каша из русской печи, с разварочки, блины-оладьи, простокваши хоть ведро, налистовники. Это лепешки такие деревенские. От них парень просто чумеет. До чего хороша простая деревенская еда.
Щи, наваристые, картошка в ста видах, капуста квашеная, сметана. Кормили на убой. Опять же по стаканчику водки в каждое застолье.
Дома так не поешь. Не хозяйка пока Лиза, хоть и выросла в большой семье. Ну да ладно, это дело поправимое. Научится.
Вот в плане любви почти весь отпуск просто диетический. Всё по выдаче: сколько и когда дадут.
Чувствует Антон, что здорово недодали. Дефицит накопился.
Требует этот голод утоления, причём немедленного. Ничем невозможно удержать возбуждённого и приумноженного сознанием желания.
Вот только доберётся парень до дома…
– Семья! Как же это всё-таки здорово! – подумал Антон, когда автобус тронулся.
Лиза прислонилась к нему, прикрыла глаза.
Юноша погрузился в мир грёз. Два часа и они дома…