Не время умирать

Ведь куда проще встретить подходящую жертву у центрального входа в парк, или на площади Трех вокзалов, или вывести с платформы, а он крутится тут. А ведь тут только завсегдатаи ходят, и каждая новая персона – как прыщ на ровном месте, обязательно попадется на глаза.

«Но ведь не попадается, чертов невидимка…»

Введенская, как и все москвичи, очень любила этот парк, где хорошо в любое время дня и ночи. Вот и сейчас меж деревьев стелется прохладный туман, покрикивают сумеречные птахи, шуршат ежи в траве, над головой – зеленый шатер, под которым и прокуренные голоса звучат нежными флейтами.

Когда война кончилась, парк снова открыли, на центральных просеках и аллеях стало многолюдно, а тут снова слонялись парочки. На песочке загорают, собирают цветы, говорят только о хорошем. Держась за руки, смотрят на звезды на мирном небе, бродят в блаженном забытьи среди дерев, в своем личном рае.

И вот стараниями одного негодяя рай этот испоганен.

Может, через год-два на этом же месте более везучий пацаненок решится взять за руку более счастливую девочку, они поцелуются и пойдут жить долго и счастливо. Будут сюда приводить детей, внуков, рассказывать, что на этом месте они встретились, на этой лавочке поцеловались. Понятия никто не будет иметь, что их счастье началось там же, где закончилась чья-то жизнь.

Катерине вспомнилась давнишняя, невесть откуда вычитанная, врезавшаяся в память фраза о том, что голос крови убитого вечно вопиет от земли. Никакая это не фигура речи – вопиет, еще как. Неоднократно сама ощущала, не ухом, конечно, но сердцем. Неслышный, невыносимый крик.

И именно поэтому, не за паек, оклад, бесплатный проезд – литер «Б» и прочее Катя Введенская снова трудится в розыске. Несмотря на дипломы кредитно-экономического института и ВЮЗИ[4 - ВЮЗИ – Всесоюзный юридический заочный институт.], не пошла и не пойдет ни в бухгалтеры, ни в юрисконсульты – пусть сто раз ближе к дому и царский оклад плюс переработки и прогрессивки[5 - Премии.].

Поэтому нарушила обещание, данное мужу (о чем он еще не знает), вынесла тяжелые разговоры, еще более тяжелое молчание золовки Натальи. С болью сердечной смирилась с тем, что сына Мишку видит теперь чаще всего спящим. Она поздно приезжает домой, если вообще возвращается.

Поэтому – и это главное! – переступила через собственный характер, просила начальника райотдела, капитана Сорокина, «посодействовать» в устройстве обратно на службу. Не побоялась его обидеть – а он обиделся, поскольку в их собственном районе не хватает рук и голов, а Сергеевна, предательница, явилась лишь затем, чтобы влезть обратно в МУР.

Но Николай Николаевич проглотил обиду и просто пообещал: сделаю, что смогу. Поскольку мог многое, то Введенскую, бывшего опера по особо важным делам, последние несколько лет – декретницу, жену уголовника, вновь оформили на работу. А теперь еще и командовать поставили вместо умницы Виктора Волина – пусть и потому, что некому больше, но все-таки.

Раз так, то Сергеевна твердо намерена упорно работать над тем, чтобы земля более не хлебала невинной крови.

Схему она с грехом пополам закончила, подтягивались из кустов неумехи – понятно, ни с чем. Из сумеречного тумана выпрыгнули Анчар и Кашин. Потом еще один молодой опер. Овчарка выглядела на удивление оживленной, Кашин, которому уже хорошо за сорок, даже не запыхался, а этот, салага, бывший разведчик, язык вывалил и имел бледный вид. Анчар и проводник чистые, чуть у одного лапы, у другого сапоги замызганы, а у этого форма вся в грязюке и в сапогах хлюпает.

– Слушаю, Павел Иванович.

Проводник извлек из нагрудного кармана узелок из платка.

– Сначала находка.

Развернув ткань, Введенская присвистнула.

– Удавка.

– Она.

– Где обнаружили?

Она протянула планшет, карандаш, проводник принялся чертить. Катерина, жужжа фонарем, подсвечивала.

– След ведет в сторону области.

– Снова на окраину, – уточнила она, ощущая холодок под ложечкой. Окраина-то ее.

– Верно. И так же, как и в прошлый раз, петляет по всем лужам, кропя следы керосином.

– Забавник.

– Мы шли уверенно, в одном месте скололись, но потом вернулись. Далее уже след не петлял, вел прямо.

– Решил, что оторвался?

– Возможно. Вот тут, – проводник провел на схеме толстую черную полосу с поперечными черточками, – уперлись в железнодорожные пути, и на той стороне след сразу же не возобновился. Проверили по полкилометра вправо и влево в обе стороны.

– Без результата?

– Без.

– То есть следует прорабатывать вариант перемещения преступника по рельсам?

– Да, и там еще платформа, – напомнил Кашин.

– Помню, спасибо, – заверила Катерина. – Где конкретно вы нашли удавку?

Проводник поставил на плане крестик.

– Павел Иванович, вы говорите, что след петлял, а с какого момента он пошел прямо?

– Где-то в этом квадрате. – Кашин поставил вторую отметку, в задумчивости постучал карандашом о планшет. – Я бы, товарищ лейтенант, предложил вернуться туда по свету и вообще прочесать лес еще раз. Погода пасмурная, подлесок густой, влажный, след сохранится, как в туннеле.

– Вы правы. Сейчас лучше отправиться отдыхать, а то как бы Анчар не утомился. – И, забывшись, она потянулась к лобастой мохнатой голове.

Тот удивился, молча поднял губу, показав желтоватые клыки, – но, спохватившись, вывалил язык и сделал глупую морду. Катя извинилась:

– Виновата… Вы отлично потрудились и, полагаю, нашли орудие убийства.

– Это как медики скажут, товарищ лейтенант, – напомнил обстоятельный проводник, – надо узнать характер повреждений.

– Характер говорящий. И такие вещи просто так не попадаются.

Яковлев, чиркнув спичкой, разглядывал находку:

– Это что, проволока?

– Струна.

– Культурно.

Тот, что бегал с Кашиным, отдышался, привел себя в порядок и уже деловито констатировал:

– Отлично. Теперь дождемся описания характера повреждений, пальцы снимем с этих вот ручек – и готово дело, можно паковать.

Сергеевна с холодком поинтересовалась:

– Кого, позвольте узнать?

Тот смутился, но нашелся: