Принцип Рудры. Фантастико-приключенческий роман

Тайменев столкнулся с осьминогом взглядом и ощутил давление рассудка ничуть не меньшего, чем его собственный. Во всяком случае, в зеркале он иногда встречал взгляд менее разумный. Тайменев знает, – взаимопонимание недостижимо, они живут в разных вселенных, их мышление никогда не соприкасалось, не имело общих единиц-атомов, даже сходных чувственных образов. И всё-таки он попробовал поговорить с соседом по планете, рисуя руками разные фигуры. Осьминог не отреагировал, сохраняя спокойствие восточного мудреца.

Водонепроницаемые часы Николая показали: прошёл час, пока он достиг песка побережья. По сравнению с коралловым полем песчаное дно выглядело пустыней. Редкие малые рыбёшки да выдвинутые перископами глаза зарывшихся в грунт крабов… Тайменев коснулся одного из них рукой: сине-голубой клешеносец рывком выбрался из песчаного укрытия и боком, но резво уплыл в поисках нового убежища.

Бескорыстие Те Каки Хива

После неудачного посещения археологических раскопок прошло несколько дней. Тайменев успел выработать суточный ритм-режим: ранний подъём, часовая разминка за пределами палаточного лагеря, контрастный душ, завтрак, прогулки по острову, обед, послеобеденный отдых, снова прогулка с вечерней тренировкой где придётся, ужин, вечерние размышления в кровати о пустяках в сопровождении музыки или развлекательного видеофильма… «Что может быть лучше?» – спрашивал он себя каждый вечер.

Во время прогулок Николай стремился избегать человеческих скоплений, но не удалялся более двух километров от долины Королей, – дальше неуютно, посадки отсутствуют и открывается перспектива серого мира, кое-где приукрашенного бледно-зелёными пятнами чахлой травы и низкого кустарника. Когда же залив свободен от снующих по нему камышовых лодок и яхт, – а такое случалось в ранние утренние часы не каждый день, – он брал маску с трубкой и ласты. Коралловое поле успокаивало, постепенно он сближался с ним. Но очередное рандеву с давним знакомым осьминогом окончательно убедило: мир воды и мир суши взаимно чужды.

С Франсуа Николай встречался один-два раза в сутки; как правило – вечерами. В отличие от отношений с осьминогом, с марсельцем контакт имелся, более того, – укреплялся. Друг другу они не мешали, а редкость встреч усиливала взаимную симпатию. Универсальный закон дефицита действовал, порождая желание иметь то, чего нет или недостаёт. Им не хватало друг друга.

…Давно горит Южный Крест, но Николай Васильевич старается не заснуть до прихода Франсуа. Обычно тот перед наступлением «тёмной жизни», – так назывались бессонные ночи, – прибегал на часок переодеться, побриться, привести себя в порядок и поделиться ценными наблюдениями и советами. Получив информзаряд, Николай спал беспробудно, без сновидений. Франсуа тоже оставался доволен такими встречами и уходил в «тёмную жизнь» в благодушном настрое. Сегодня он задерживался, и Тайменев в ожидании плавал в звуках неизвестной симфонии, льющейся из стереодинамиков музыкального центра. Он плохо разбирался в классике и, изрядно сомневаясь, склонялся к тому, что звучит Моцарт. Заключив сам с собой пари, ждал судью, которым успешно мог стать Франсуа Марэн.

Увлёкшись музыкой, не сразу услышал негромкий голос у входа в палатку.

– Буэнос диас, сеньор. Разрешите вас побеспокоить…

Чтобы рассмотреть неожиданного гостя, Тайменев прибавил мощности лампе над изголовьем. Посетитель понял это как приглашение войти.

– Грациа, сеньор, грациа… Спасибо!

Невысокого роста островитянин склонил в почтительном поклоне голову. В свете лампы кожа его лица приобрела фиолетово-чёрный цвет, выделились глубокие морщины, выдающие возраст и трудную жизнь. В одежде: обычная на острове смесь деталей европейского и местного стилей. В руках, – мешок неприглядно-серого вида, в пятнах сырой земли и влажного песка.

«Продавец, – решил Тайменев, – Сейчас он попытается всучить товар, выдаваемый за изделия далёких предков. Ничего, послушаем-посмотрим. Скоро придёт Франсуа, он умеет с ними говорить. Да и где ещё вот так ночью к тебе придёт абориген-рапануец, существо иного совсем мира? Отказываться никак невозможно».

Николай повеселел. Такое на острове случалось нередко: лишённые работы мужчины посещают приезжих, предлагают статуэтки, изображающие людей, зверей и какие-то загадочные предметы из древних культов.

Поднявшись с кровати, он облачился в спортивный костюм, выключил радио и предложил посетителю плетёное из местного камыша тотора кресло. Повторяя слова благодарности, тот весьма уютно и непринуждённо присел и аккуратно устроил на коленях мешок. Рядом со световым шаром лицо обрело черты мягкой приятности, свойственные большинству рапануйцев, острый взгляд цепко обежал интерьер палатки.

– Чем обязан? – спросил Тайменев, стараясь одновременно быть вежливым и оставаться на дистанции, чтобы не дать повода к мистификации и обычному надувательству, бесхитростному, но достаточно распространённому.

Ночной бизнес на острове имел свои законы, известные туристам «Хамсина» с первых дней.

– Сеньор Дорадо, извините за беспокойство. Но я знал, что вы не спите. Вы не пожалеете о встрече, я слышал о вас и знаю что говорю. Не считайте меня простым ночным торговцем, я пришёл не продавать, я пришёл дарить.

Неожиданное заявление почти ошеломило Тайменева. Он даже обеспокоился, – вдруг за бескорыстием таится «крючок», на который он должен «клюнуть». Подумав об этом, покраснел, поймав себя на предвзятом недоверии и подозрительности к человеку незнакомому. И, возможно, достойному уважения. К тому же в «торговой развращённости» островитян виновны такие как он, Тайменев, в первую очередь. Нет спроса, – нет и предложения. Но полностью развеять сомнения не удалось. И беспокойство, родственное тому, что появилось при осмотре стоянки археологов, вновь вернулось. Сомнения сомнениями, но такой устойчивой подозрительностью он никогда не отличался. Отсюда недалеко до лицемерия и прочих грехов, так обычных за пределами рапануйского мира. Странно, что он начал «цивилизовываться» не внутри цивилизации как таковой, а там, где ещё наличествуют откровенность и полудетская доверчивость.

Наверное, поток жизни несёт его в каком-то своём направлении, независимом от желаний. А как противостоять течению, если не знаешь, куда оно направлено? И сегодняшний гость, – просто звено в цепи тех самых событий, которые и составляют фарватер реки судьбы; гость не обязательно знает об этом, его задача, – сыграть свою роль и уйти в сторону, уступив место рядом с Тайменевым кому-то другому. Подобные встречи могут круто изменить течение реки…

Нет, сеньор Дорадо, определённо вас куда-то несёт, недаром Франсуа предупреждает: действуя вне общих стандартов, рискуешь попасть в «полосу бытовой неустойчивости и повышенного травматизма». Правда, он имел в виду желание Тайменева посетить Рано-Као и Оронго, но замечание бесспорно имеет общий смысл.

Тем временем туземец, не слыша возражений, использовал возникшую в беседе паузу и вытащил из мешка несколько каменных и деревянных фигурок, расставил их на шахматном столике рядом с креслом. Фигурки заняли клетки на чёрно-белом поле, обозначив позицию неизвестной Тайменеву игры. Скрученная в кольцо змея, какая-то рыба, человеческое ухо, маленький исполинчик на крошечном аху… Вот это интересно! Похоже, модель аху вырезана не как обычно из единого куска камня, а склеена из множества кусочков. Достигнута максимальная приближённость к оригиналу. Мастерство исполнения всех поделок бесспорно, – скульптор передал не только внешнее сходство с объектами изображения, но и перенёс на копии характер, суть изображаемого. И, – тщательность работы!

Тайменев выделил из всех предметов на шахматном столике увеличенную копию человеческого глаза и взял её в руки.

– Сеньор, я так и думал! Да, я так и думал! – воскликнул рапануец.

Он возбуждённо переводил глаза с лица русского туриста на его ладонь, где, освещённая боковым светом электрической лампы, играла светотенями скульптурка жёлтого камня. Тело туземца напряглось, пальцы рук задрожали.

– Те Каки Хива не ошибается, сеньор Дорадо. Сеньор сразу выделил глаз. Я скажу почему: аку-аку глаза сильнее, чем аку-аку всех остальных фигурок вместе взятых. Я даже открою сеньору маленькую тайну: глаз сам выбрал сеньора и потому сейчас в его руке. Он ваш, сеньор Дорадо! Да, это ваш глаз, сеньор…

«Это ваш глаз!»

Почему бы не сказать: «Этот глаз ваш!»

Те Каки Хива так убеждённо произнёс коротенький монолог, что Тайменев невольно ощупал рукой своё лицо. Стало на мгновение жутко, словно оказался на жертвеннике. Оба глаза на месте. Успокоившись, решил, что если каменный глаз принадлежит ему, то он третий по счёту и дело не так уж плохо. Абориген со странно звучащим именем в чём-то прав: фигурка на ладони действительно смотрится как у себя дома и в игре теней живёт собственной жизнью, меняя выражение как самый настоящий живой глаз. Слово «выражение» в данном случае не совсем подходит, но более точного Николай не смог подобрать. То веселье, то угроза, то спокойствие исходят от загадочного глаза при перемене положения руки. Восхищённый сменой впечатлений-отражений, Тайменев не сразу вернул внимание своему гостю.

За какую-то минуту Те Каки Хива успел преобразиться, словно достиг очень для него важной цели, и теперь ему не о чем беспокоиться. Неторопливыми точными движениями рук он поочерёдно брал со столика фигурки и, осматривая их пристальным, чуть ли не гипнотическим взглядом, что-то разъяснял. Слушая не очень внимательно, Тайменев пытался понять, чем живёт этот, вне всякого сомнения, интересный человек. Язычеством, магией, истинной верой? Вернее всего, у него, как и во всём здешнем обществе, все три источника перемешались и слились. И как определить, что в итоге получилось? У них тут каждый предмет обладает своим аку-аку, независимым духом. О живых существах и говорить нечего. Чем не ангелы-хранители эти самые аку-аку? И в то же время они, – явный момент языческого поклонения второстепенному, теневому. Копии предметов, сделанные из камня или дерева, по убеждению рапануйцев, увеличивают мощь оригиналов, придают им новую, свежую силу.

Николай много читал и слышал о верованиях населения Рапа-Нуи, – Большого Острова, – но так и не разобрался в них. Не складывалась цельная картинка, не открывалась осмысленная система… Взять многократно повторенные копии, к примеру, спаренные или строенные: они увеличивают силу соответственно во столько же раз. Таким же образом, аналогично растёт и сила аку-аку. Так, если сделать много изображений крабов или лангустов, то их колонии у берегов острова быстро увеличатся и, естественно, возрастёт улов. Вот так легко и просто можно повысить благосостояние. А они почему-то занялись мелкой торговлей и ожиданием работы от всемогущей фирмы «Тангароа»…

Те Каки Хива разъяснял, Тайменев размышлял.

…Стержень взглядов аборигенов можно представить предельно наглядно: между рапануйцами и аку-аку, как своими так и чужими, действует элементарная магическая связь, подчинённая закону «Ты мне, – я тебе». Ещё один универсальный закон человеческого бытия! Вот только каково место глаза в системе местной магии? Предки островитян любили изображать глаза, они встречаются на многих скалах рядом с изображениями птицелюдей. Интересно, что глаза исполинам делали в последнюю очередь, после установки на аху. Зачем так усложнять работу?

«Итак, что же мы знаем о глазах? – спросил себя Николай, – Глаза – зеркало души. Раз. Сильный взгляд, магический взгляд и тому подобное. Два. Порча, сглаз… Три. Немного, очень немного».

Тайменев свободной рукой взял со столика свитую в кольцо деревянную змейку. Змеек оказалось три, свёрнутых в клубок.

– Зачем понадобилось сплетать сразу три змеи? – задал вопрос Николай, – Что думает Те Каки Хива?

– Те Каки Хива думает, что змея получает тройную силу. И если мой аку-аку ослаб, я могу носить тройную змею с собой, чтобы стать крепче.

Неожиданно пришла в голову интересная мысль.

– Потому и статуи на аху устанавливали группами? И чью же силу они должны увеличить? Ведь сейчас их почти все вернули на свои места. Если это так, как вы говорите, то их сбросили с площадок-аху не просто ради забавы или мести, а чтобы лишить кого-то силы и могущества. Что же думает Те Как Хива?

Туземец растерянно заморгал, уставился в пол и после минутного замешательства сказал:

– Сеньор Дорадо, я пришёл не за этим.

Уйдя таким недипломатичным образом от ответа, он запустил коричневую руку в опустевший мешок и достал пакет из плотной бумаги.

– Вот мой подарок, ради которого я пришёл. Но одна просьба, сеньор Дорадо: никому не говорите о моём визите. Администрация запретила нам ночные посещения и мне не хотелось…

Не договорив, Те Каки Хива поднялся с кресла, скомкал грязный мешок и, не прощаясь, растворился в темноте за палаткой. Тайменев подумал о нелепости запрета на посещение островитянами туристов, но решил, что и это не его дело, развернул пакет. На столике оказалась стопка цветных и чёрно-белых снимков одинакового формата.

Тайменев с детства редко расставался с фотоаппаратом. Приобретённый опыт позволил определить сразу: принесённые островитянином Те Каки Хива фотографии сделаны не любителем. Фотокамера во всех случаях укреплялась стационарно, точки съёмки выбирались умело, фотограф – эстет-художник.

…Горы, развалины строений, жилые здания, люди, исполины, статуи и статуэтки… Тайменев перебирал снимки и восхищался, не вдаваясь в детали. Общее впечатление передавалось одним словом: замечательно! Франсуа сказал бы: «Восхитительно, трэ бэль! Вот так хотел бы снимать и ты, Василич?»

Да, какие виды! Какие краски на цветных фотографиях! А тени на чёрно-белых? Они создают прямо живые объёмы! А вот этот снимок вообще неповторим: вид острова Пасхи сверху. Аэрофотосъёмка? Спутник? Ведь вертолётов здесь никогда не бывало. Или попытка мистификации? Нет, едва ли, слишком натурально. Ни в одной лаборатории не создать абсолютного подобия целого острова. Да и зачем? Тут Тайменев вспомнил совершенство модели недалеко от пляжа и нахмурился. Опять подозрительность, надо построже следить за собой.

Но снимок с высоты птичьего полёта всё-таки невероятно красив. Сверху остров напомнил Тайменеву какую-то фигуру из геометрии. Треугольник? Нет, не похоже, да и кто-то уже делал такое сравнение. Признали неудачным. Да и причём здесь геометрия? Просто волнение. Понятно, мысли мешаются, такое не каждый день увидишь. Действительно, подарок, – всем дарам дар, прямо царский. Тайменев обрадовался тому, что Франсуа, судя по всему, не появится до рассвета, и ничто не помешает насладиться неспешным рассмотрением уникальных фотографий.

Пальцы сами сортировали снимки…

Каменоломня в Рано-Рараку, несколько каменных гигантов, какой-то полинезиец, поселение в Оронго. Интересно, можно ли получить негативы? Надо бы ещё встретиться с загадочным Те Каки Хива. Неужели он и есть мастер? По внешнему виду не скажешь. Надо думать, подарок не прост, что-то за ним последует…